Страница 58 из 426
Но с Пащенко посоветоваться стоит. Он подобными комплексами, известно, не обладает. Предупредил его:
– Надо поговорить, старичок.
– В чём дело – вопрос! – Готовность у Валерки – ноль, как принято писать о всяких экспериментах. – Надолго? А то у меня в три пятнадцать тренировка.
– Да нет, ненадолго. На большой перемене сходим за теплицу…
Сели за теплицей на сложенные школьным завхозом доски – двадцать минут свободы впереди.
– Что стряслось, Игоряха?
Ничего не стал таить, всё выложил. И про Настю, и про парней, и про свои непонятные страхи. Взглянул на часы, оказалось, что на всё про всё десяти минут хватило. А думал – леденящая душу история, за час не поведаешь…
И Пащенко к ней соответственно отнёсся.
– Не вижу особых проблем, старичок. Обыкновенные пижоны, маменькины сынки. Папаня в загранку съездил, привёз любимому отроку ножик, а тот теперь себя кумом королю чувствует… – Повторил ещё раз: – Не вижу проблем. Хочешь, я с тобой вечером пойду? Я свободен. На двоих они не полезут.
Цельный человек – Пащенко. Ни в чём проблем не видит. А коли видит, то и решает их, не мудрствуя лукаво. И правильно делает! Легко ему живётся… А Игорь каждый раз в сомнениях путается, никак их не размотает. И все они неразрешимые, все они мирового значения!.. Но тут приходит друг Валера и заявляет: плюнь, всё мура, живи прямо, ничем не мучаясь.
И ведь прав, наверно…
А Пащенко развивал тему дальше:
– Во-первых, надо об этих гавриках Насте сказать. Она их наверняка знает, пусть имеет в виду, раз уж развела себе таких кавалеров. И цена тебе у неё побольше будет: не убоялся трудностей ради дамы… Ты говоришь, она на Кутузовке обитает? И Алик там же… – Это его коллега по прыжкам, друг-соперник. Всё норовит познакомить, да как-то не получается. – У него приятелей – весь проспект.
– Зачем мне его приятели?
– На всякий случай. Соберём компаху и пуганем этих гадов – до окружной дороги поползут!
Это был выход. Пугануть. Сила на силу. Закон Ньютона: на всякое действие существует противодействие, да простит учитель физики столь вольное толкование физической классики. Показать «этим гадам», как выразился Валера, ньютоновскую правоту.
А самому в сторонке постоять? Двое дерутся – третий не мешай, старое дворовое правило? Этаким полководцем на горушке…
– Спасибо, Валерка, научил уму-разуму. Как вариант – застолбим. На будущее. А пока поглядим за развитием событий.
– Сам пойдёшь?
– Угадал.
– А отлупят?..
– Ну уж, обязательно отлупят…
– А что? Запросто. Может, всё-таки я с тобой?
– Спасибо, Валер, перебьюсь сегодня.
– Ну, перебейся… – Засмеялся: иносказательное буквально прозвучало. – Позвони вечерком.
…Как в воду с обрыва: схватил трубку, набрал Настин номер. И все дурацкие опасения показались мелкими и придуманными, когда услыхал чуть капризное:
– Наконец-то! Я уж и ждать устала…
– Настенька, я хочу тебя видеть! – Сам не заметил, что на «ты» её назвал. – В «Россию» сходим, в кафе посидим…
– Я буду у Пушкина через час.
Задуманная программа начата по плану. Чем-то закончится?..
Пока смотрели фильм, а потом сидели в «Московском», Игорь всё время пытался сравнивать Настю с Лидой. Не потому, что Лида ему понравилась – ничего подобного, такого даже в мыслях не объявилось, – просто он проверял то секундное впечатление, которое возникло у него, когда Лида впервые вошла в комнату. Тогда он подумал, что она удивительно похожа на Настю. Потом разуверился в этом. Сейчас, сидя за столиком кафе, в упор уставился на Настю, как голопузый вестник Пеликана – на него самого, на Игоря.
Настя даже спросила, на миг оторвавшись от мороженого:
– Что ты во мне углядел?
Чуть было не ляпнул машинально: ничего не углядел. Но сообразил вовремя, что буквальный смысл прозвучит обидно. Ругнул себя за невнимательность, сказал грубовато:
– Будто сама не знаешь…
– Честно – не знаю.
Язык стал тяжёлым, неповоротливым. От мороженого, что ли? Своего рода анестезия…
– Красивая ты очень…
– Вот и соврал! – почему-то обрадовалась Настя. – Я себя знаю и не обольщаюсь на свой счёт.
А может, она хотела, чтобы её разубеждали?
– Нет, красивая, очень красивая! – упрямо настаивал Игорь. – Не верь зеркалу.
Двусмысленное вышло предложение. Значит, лучше зеркалу не верить, но можно и поверить: что-то такое оно отражает. Настя, к счастью, двусмысленности не заметила или не захотела заметить.
– Конечно, тебе верить приятнее…
И всё же есть у неё что-то общее с Лидой. Даже не «что-то» – многое. Глаза, их выражение, особенно когда она улыбается, и сама улыбка, и ямочки на щеках. И волосы – обе блондинки… Но разве оно удивительно – это сходство? Ведь он увидел Лиду такой, какой хотел. А хотел увидеть похожей на Настю, об иной девушке не помышлял. И то, что Лида потом оказалась другой, так это естественно. Настя – здесь, Лида – там. Лида – человек из чужой памяти, хотя и пропущенной через мироощущение Игоря, через его фантазию.
Да и вообще: разве было бы что-нибудь там в пресловутой чужой памяти, если бы на Игорева фантазия?..
Странное дело, ему впервые за всё время путешествий в прошлое хотелось рассказать о нём. Ну, просто распирало. Одно останавливало: не поверит Настя. Да и кто поверит в фантасмагорию, в чудо, в антинаучную фантастику? И то ли не мог он больше держать в себе всё это, то ли Настя слишком располагала к откровенности, тем более – к давно желаемой, но решил попробовать, почву прощупать. Не впрямую, конечно, не в лоб, не всю правду чохом. Потихонечку, полегонечку. Иносказательно. Просто – о прошлом. Издалека.
– Ты куда после школы?
– На филфак, наверно. А ты?
– Соседями будем. На исторический.
– Давно решил?
– Пожалуй, давно. С детства книги по русской истории любил. Раньше Смутным временем интересовался, помнишь, было такое после смерти Ивана Грозного, а теперь в недальнее прошлое путешествую.
Слово сказано!
– Куда именно?
– В гражданскую, в восемнадцатый год.
– Почему именно в восемнадцатый?
– Понимаешь, какая штука. Дед у меня, он в девятьсот первом родился, в конце лета восемнадцатого года шёл пешком из Ростова-на-Дону в Москву…