Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 426



– А ты не переутомился? — осторожно спросил Вадим. — От навязчивых идей избавляются сейчас легко и быстро. Один сеанс энцефалогена.

Крис не ответил, вернее, ответил чуть позже и не по существу. Он поиграл пальцами на пульте хранилища, набрал нужный индекс, и где-то в соседнем зале искомый кристаллик записи автоматически подключился к звуковоспроизводящей сети.

– Прослушай внимательно, — сказал Крис, — это запись спиритического сеанса у князя Вадбольского в Санкт-Петербурге в 1901 году. Кстати говоря, запись отличная, чистота ноль девять. А тебе, наверно, будет особенно интересно то, что среди участников несколько артистов императорских театров. Да и медиум тоже корифей, хотя и не из крупных, — актер Александринки Фибих. У спиритов он, между прочим, знаменитость да и вообще личность по тем временам примечательная. Лет пять до этого убил из ревности свою жену и был оправдан судом присяжных. А жена — артистка того же театра Карелина-Бельская. О ней что-то в истории есть. Помнишь, наверное. Да ты не кривись, все проверено. Сам декодировал.

Он включил звук, и в комнату словно издалека донеслись голоса и смех. Сначала едва слышные, почти неразличимые, они звучали все ближе и громче, как будто вместе с ними входили люди, смеясь и переговариваясь. Не прошло и полминуты, как Вадим уже отчетливо различал в этой разноголосице:

– Пожалуйста, пожалуйста, господа, располагайтесь.

– Ой, как много свечей! Даже семисвечник.

– Как в церкви.

И укоризненный шепот:

– Не надо таких сравнений, Люба.

Люди, должно быть, расходились по комнате: голоса звучали уже отовсюду.

– За этот стол, господа. Прошу.

– Я не вижу блюдечка, ваше сиятельство.

– Сегодня без блюдечка.

– Значит, что-нибудь особенное, да?

– Неужели общение душ?

– Ой!

А из угла комнаты осторожным, откровенно насмешливым шепотком:

– Чудит его сиятельство. Ты веришь?

– Тес… все-таки меценат.

– А ужин будет?

Снова чей-то голос из-за стола:

– А где же Фибих? Аркадий Львович!

– Я здесь, господа.

– Вы остаетесь на том диване? Так далеко?

– Должна быть дистанция, господа. Между миром живым и миром загробным.

Бархатный голос модулировал, играл интонациями.

– А можно не тушить свечи? Я боюсь.

– Ни в коем случае. Оставьте только одну свечу. И где-нибудь в углу, подальше.

Барственный, хозяйский голос из-за стола:

– Ваше слово — закон, Аркадий Львович. Я сейчас позвоню дворецкому.

– Зачем, ваше сиятельство? Мы сами. Мигом.

– Туши, Родион.

Шаги по комнате. Стук каблучков. Визг.

– Ай! Палец обожгла.

– Сядьте, шалунья.

И снова модулирующие интонации избалованного вниманием гостя:

– Руки на стол, господа. Цепь. Не разомкните ее, пока я в трансе. И тишина. Я засыпаю быстро… минуту, две… Когда почувствуете чье-то присутствие в комнате, можете спрашивать. И еще: попрошу не шутить. Неверие нарушает трансцендентальную связь. Так к делу, господа… Начинаем.

В наступившей тишине слышалось чье-то покашливание, поскрипывали стулья, кто-то астматически тяжело дышал. С закрытыми глазами Вадим представлял себе хозяина с седой эспаньолкой и блудливым взглядом, его гостей — артистов со следами грима на лицах, не очень тщательно стертого после спектакля, и медиума с уже заметной синевой на впалых щеках и дергающимся ртом неврастеника. Он даже угадывал, где сидит этот великосветский плут и где стоит единственная непогашенная свеча.

– Не жмите так руку… больно, — услышал он подавленный женский шепот.

– Тише!

И вновь покашливающая, поскрипывающая тишина.

– Зачем тебе эта петрушка? — спросил Вадим.

– Погоди, — предупредил Крис. — Слушай.

И тотчас же вслед за ним как будто ничем не отделенная реплика князя:

– Я чувствую чье-то присутствие. Он среди нас.

– Кто, кто?

– Ой!

– Тише!

Сквозь тишину еще один голос, явно женский, но приглушенный, словно что-то его экранировало, тушило его:

– Где я?



– Вы у меня в гостях. Я князь Вадбольский.

Глуховатый женский голос отвечал в той же однотонной, мертвой манере:

– Мой князенька… такой добряк. Никогда не сердится… Прощает даже мое увлечение Зиги… А на рождение… подарил мне такой чудесный кулон… Агат с бриллиантами. И Аркадий даже не разгневался…

И сейчас же за столом чей-то взволнованный тихий шепот:

– Ей-богу, я ее знаю!

– Катрин!

– Она помнит вас, ваше сиятельство.

– Господи боже мой, как страшно…

– Екатерина Петровна, здесь все ваши друзья…

Снова глухой, однотонный голос:

– Разве у меня есть друзья? Меня все, все ненавидят… Все нашептывают Аркадию. Обо мне и о Зиги…

И опять шепот за столом:

– Кто это Зиги?

– Сигизмунд, не знаешь разве?

– Какой Сигизмунд?

– Корнет Вишневецкий, балда! Из-за него ее и зарезали.

– Кто, Аркадий?

– А кто же? Я, по-твоему?

– Тише! Она опять говорит. Слышите?

– …вчера Аркадий нас видел на Невском. На лихаче. Зиги встал, чтобы поправить полость, и я узнала Аркадия… Он стоял у елисеевской витрины… Вы ему не говорите, о князе он не знает. И Зиги не знает… Он, глупенький, даже не догадывается, что мы с князем весной уезжаем в Виши…

Смятение за столом.

– Это неправда, господа.

– Души не лгут, ваше сиятельство.

– Мы вас не выдадим, князенька.

– И потом, он спит.

– Но это неправда, ей-богу, неправда! Я никогда никому…

– Екатерина Петровна!

Тишина.

– Вы здесь, Катрин?

Тишина. Потом звук отодвигаемого стула.

– Доктор, вы разомкнули цепь.

– Сомкните ее без меня. Я иду к нему.

– Не делайте этого, доктор. Вы ее спугнете!

– Все равно. Я должен проверить. Он не спит. Не верю.

Шаги, минутная тишина и удивленный голос издалека:

– Представьте себе, господа, спит. Пульс замедленный.

Крис щелкнул тумблером.

– Дальше разрывы. Фон. Я выключил.

Вадим молчал.

– Ну, что скажешь?

– Ничего.

– А все-таки?

– Балаган.

– И медиум?

– Подумаешь, загадка! Плут и чревовещатель.

– А доктор?

– Одна шайка-лейка.

– Так… А ты обратил внимание на то, что Фибих не знал об ее отношениях с князем? Тем более о поездке в Виши?