Страница 2 из 10
– Где строить пушечный завод? – удивилась Тамара.
– Тут.
– Саша, какие пушки? Медеплавильный завод. Не ляпни в эфире. Засмеют краеведы.
– А зачем тогда ядра? – Саша указал на горку пушечных ядер у ног Щёва.
Тамара задумалась. Действительно, зачем? И пушка на барельефе! Боевых действий освоение здешних земель промышленниками не потребовало. А затем пушка, что в нынешней Теми никто бы не понял, поставь скульптор изваяние без пушки. Памятников с пушками и пулеметами в Теми много – как реальным персонажам, так и собирательным образам. Даже отдельно кое-где пушки стоят, без человеческих фигур, чисто из уважения к смертоносности.
Знатоку истории эта приверженность милитаризму могла показаться странной. До 30-х годов ХХ века в городе никакую артиллерию не делали, и пролетарии тут не селились, только купцы, ремесленники и модистки для обслуживания нужд разночинцев, жандармов, служащих тюремного и почтового ведомств, а также опального дворянства, сосланного в Темь для исправления и в назидание. А вот неподалеку, за рекой Лягошихой, километрах в семи от старой городской заставы, как раз и располагался поселок пушкарей, пристроенный к громадному пушечному заводу. До последнего времени на этом заводе сохранялся полный железоделательный цикл – от руды до готового орудия. Поселок пушкарей имел, в отличие от тяготевшей к белогвардейщине Теми, яркое революционное прошлое с бандитско-большевистским уклоном. Улицы там носили имена чекистов и боевиков. Кого там только не убили! Старухи, пережившие всех родных, порой вздрагивали тихой душой, прочитав имя на табличке углового дома. В один момент, накануне Второй мировой войны, Темь так разрослась, что накрыла собой пролетарский поселок, поглотила его и стала считать все пушкарское своим исконным. Договорились, будто бы советская власть в Темь проросла оттуда, а без советской власти «тут ничего бы не стояло». Если коренного темчанина теперь спросить, какой завод основал инженер Щёв – Щёва-то каждый знает! – темчанин, не задумавшись, ответит: «Пушечный!». И покажет рукой в сторону того самого бывшего демидовского завода, работающего до сих пор. Уж если что ошибочное втемяшится здешнему человеку, никаким способом – ни просвещением, ни уговорами, ни, тем более, угрозами – дела не поправить. Поэтому ядра и пушка у постамента безоружному Щёву – элемент обязательный.
– Допустим, не засмеют, – согласилась Тамара, подумав. – Но подпитывать заблуждения, тиражируя недостоверную информацию, мы не станем. Договорились? Хочешь сказать про ядра – скажи про медеплавильный завод, зарони зерно сомнения в головы телезрителей.
– А про Медовникова намекнуть? – язвил Саша.
– Не надо.
– Ты влюблена в него, Тамара Пална, вот и померещилось! У всех у вас по нему слюнки текут.
– По нему? Как-то криво формулируешь.
– Зато это правда, – Саша пошел в монтажную, бормоча: – Достоверная информация. Достоверная!
Глава вторая
Явление Аллы
«Мемориальный музей жертв политического террора Темь-6» встретил День России 2002 года очередным достижением. В Москве на выставочной площадке «Музея революции», как его называли в то время, впервые открылась темская экспозиция. Александровы месяц жили в столице, работая без выходных. Монтировали и монтировали, а за полчаса до открытия Ира Игоревна лично промчалась по залам с тряпкой в руках, сметая пылинки. С ними в Москву приехали Цвингер и Забродин. Бениамин Аркадьевич после официального торжества вернулся в Темь, а Сергей Михайлович остался в качестве экскурсовода и куратора выставки.
Сам вернисаж состоялся за неделю до государственного праздника, а двенадцатое июня для Виктора Михайловича Александрова стало черным днем. Беда пришла, откуда не ждали. Подоплека происшествия долго оставалась неявной, причем даже после прояснения всех обстоятельств Александров отказывался верить, будто стал объектом спланированного нападения, а напала на него и его детище симпатичнейшая особа, личное знакомство с которой оставило самое приятное впечатление. Но ведь и правда, инфаркт Виктора Михайловича спровоцировала тонко проведенная операция по дискредитации. Началась она задолго до московских событий, ранней весной того же года.
Алла Олеговна Бершадская, заместитель директора департамента имущественных отношений Темской области, получила указание тщательно проверить деятельность институции, отношения с которой достались новой губернаторской команде от прежних постояльцев «Белого дома» и вызывали большое сомнение.
Некая общественная организация получила в пользование имущественный комплекс, тянула из бюджета средства на его содержание и не платила аренду. Сверх того на счета организации поступали крупные суммы, порой в валюте, из различных благотворительных фондов, в основном зарубежных. Все это называлось странным термином «частно-государственное сотрудничество», что-то вроде концессии.
Разумеется, новый губернатор был в курсе давнего соглашения. В бытность депутатом Законодательного собрания он голосовал за соответствующую целевую программу. Делегация регионального парламента выезжала на объект. Годы с тех пор не прошли впустую. Теперь Борис Яковлевич Медовников хотел бы знать, сколько средств разворовывается, и на какую часть разворованного можно, как бы это деликатнее выразиться, наложить секвестр.
Разумеется, поручение было передано Бершадской официально, а детали Борис Яковлевич захотел изложить Алле Олеговне лично, с глазу на глаз. Они сидели в обширном кресле тончайшей кожи в комнате отдыха позади парадного губернаторского кабинета. Легкие пряди, будто случайно выбившиеся из ее гладкой прически, щекотали его щеку. Бершадская в свои сорок пять выглядела даже интереснее, чем в двадцать.
Многое связывало этих двоих, давнее, сложное, интригующее. Когда-то, в позапрошлой жизни, Алла имела дерзость заявить, будто родила от него дочь. Борис не поверил: он тщательно подходил к планированию семьи, а уж за рамки семейных отношений свой репродуктивный материал и вовсе не выносил. Теоретически прокол мог иметь место. Медовников напрягся, а выдохнул, узнав, что аналогичные претензии она предъявила еще двум первым секретарям райкомов комсомола. Девочек за такие дела принято наказывать, но никто из запятнанных не имел полного представления об объеме компромата, которым владела Алла. Хуже того, были основания считать отцом ее ребенка весьма авторитетного человека, который мог своей властью назначить родителем любого из троих. Аллу тогда поддержали, сделав ее одинокое материнство максимально комфортным. Затем она уехала вместе с благодетелем по месту его нового назначения.
А вернулась прекрасная Алла в светскую жизнь Теми на излете девяностых. Работала в Торгово-промышленной палате. Занималась содействием созданию совместных предприятий. Знание языка, манеры, профильное образование – всё способствовало успеху ее карьеры. В новой губернаторской команде Бершадская претендовала на место в департаменте международных отношений. Получив отказ, не сильно расстроилась и взяла, что дают. Оклад, соцпакет и перспективы ее вполне устраивали.
В кресло к Борису Яковлевичу села без приглашения. Тяжелая и гибкая, уверенная – не прогонит. Провела по его щеке ладонью. Она выбрала для встречи аромат из прошлого. Веяло от ее рук чем-то дорогим: бархатно и пряно. В молодости Борис узнавал ароматы и расставлял окружавших его женщин по ранжиру в зависимости от цены и марки духов, начиная с продукции фабрики «Новая заря». Самые молодые, свежие, «неюзаные» как раз ею и пахли. Он помнил: Алла и «Новая заря» никогда не совмещались. При нынешнем ассортименте парфюмерной продукции он не заморачивался такими викторинками. Глаза, губы, грудь оказались в непосредственном доступе. Она слегка откинулась, чтобы открыть обзор декольте. Медовников вынужденно приобнял ее одной рукой за талию, другая лежала на подлокотнике, и он боролся с искушением запустить ладонь ей под юбку, слегка задравшуюся.