Страница 41 из 42
Роман Нестеренко АПОСТРОФ
Глеб Бобров. "Эпоха мертворожденных". — М.: Яуза, Эксмо, 2008 г., 384 с.
"Друзья! Перед вами — плод трехлетних размышлений, полутора годов кропотливой работы и одного обширного инфаркта. Роман о реальном настоящем и возможном будущем… Сразу хочу обратиться к любителям кидаться мокрыми шароварами и порванными на груди рубахами: Панове! Властью данной мне Господом — способностью творить — я свою часть общей работы сделал: смоделировал крайний сценарий развития событий. Это вам ходули, стремянка — дабы вы смогли заглянуть в открывающуюся бездну грядущего. Теперь ваш черед — сделайте так, чтобы описанное будущее не стало реальностью. Praemonitus, praemunitus!" — с такого обращения автора к читателю начинается роман, который уже снискал славу скандального произведения.
Люди постарше наверняка помнят антиутопию Александра Кабакова "Невозвращенец", которой зачитывалась в конце 80-х еще читающая и еще единая страна. Читали, содрогались — но никто не верил, что практически всё, описанное у Кабакова, через три-четыре года будет происходить в реальности и станет таким же привычным, каким стал "Секс с Анфисой Чеховой" по нашему самому свободному в мире телевидению. Роман Глеба Боброва — тоже антиутопия, и её события тоже могут стать реальностью уже завтра, хотя могли быть реализованы и вчера: достаточно было одной автоматной очереди во время противостояния на Майдане.
Повествование ведется от первого лица, от лица главного героя романа — Кирилла Аркадьевича Деркулова, человека, с "завышенным параметром порога справедливости", который даёт показания военному прокурору, перед тем как отправиться на "гуманитарное судилище в Нюрнберг". Деркулов вспоминает эпизоды своей жизни, посвященные борьбе за Восточную Конфедерацию — русские республики, возникшие на востоке Украины, после распада последней на Республику Галицию, Центрально-Украинскую Республику (ЦУР) и Конфедерацию. Деркулов проходит путь от кабинета пиарщика-пропагандиста до логова авторитетного полевого командира, которому руководство Востока ставит боевые задачи, мягко говоря, нерешаемые в обычных условиях. Деркулов их решает.
Однако, поскольку Деркулов воюет против ЦУР, Сил оперативного развертывания (СОР) Евросоюза и прибалтийско-галицийских наёмников, он автоматом становится "военным преступником"…
Картина военного противостояния, усугублённого подавляющим техническим превосходством СОР и ЦУР, а также "старыми добрыми" двойными стандартами оценки происходящего мировым сообществом, воистину ужасна. Тем более, что Бобров, сам прошедший по огненным дорогам афганской войны со снайперской винтовкой в руках, воспроизвёл в романе живой, аутентичный язык и психологию войны.
Но, несмотря на то, что многие "свiдомi українцi" восприняли роман как личное оскорбление и как гимн милитаристским устремлениям "клятих москалiв", антивоенный пафос роман очевиден.
Любая война, где бы, кем бы и во имя каких бы идеалов она ни велась, — это всегда грязь, кровь невинных, насилие, произвол и ужас. Какой бы невыносимой ни казалась мирная жизнь, война всегда на несколько порядков хуже. Отдавать под трибунал надо не тех, кто в условиях боевых действий, в условиях, когда выбор один: или ты — или тебя, нарушает законы, написанные в уютных кабинетах пухлыми ручками людей, ни разу не попадавших в грязную реальность войны. Отдавать под трибунал надо тех, кто довел ситуацию до предела, до необходимости переступить этот предел, отделяющий мир от войны.
Роман Глеба Боброва "Эпоха мертворождённых" еще и об этом. В нем не упоминаются ни Буданов, ни Ульман, ни Худяков, ни Аракчеев, но стоило бы вменить в обязанность читать этот роман и юристам, разрабатывающим нормы права, и депутатам, голосующим за то, чтобы эти нормы стали законом, а также судьям и прокурорам, ведущим процессы по преступлениям, совершенным солдатами и офицерами во время боевых действий.
Но хочется верить, что прямо сейчас, под Цхинвалом 58-я армия делает невозможной эпоху мёртворождённых.