Время одуванчиков

– Ваш клуб – интересен тем, что у ваших фанов со Спартак-Москва почти одинаковые цвета.

Я кивнул, хотя ровным счетом ничего не понимал.

– Александр Иванович… вопрос такой… несколько интимный. Как вы относитесь к Путину?

Я представил, что сейчас чувствует Мозг. Как бы в обморок не грохнулся

Но я ровно ответил

– Уважаю.

– За что, позвольте спросить…

– За что…

…

– Знаете, когда я купил свою первую квартиру… это было как раз в первом – знаете, сколько она стоила?

…

– Триста сорок тысяч рублей. Я это хорошо помню. А еще раньше – ткацкая фабрика восемь миллионов стоила. Я это знаю, потому что я ее тогда и покупал. Не работала она – ни черта. Триста человек зарплату два раза в год видели. Половина – матери – одиночки. При Советском союзе две тысячи работали.

…

– Это не так то просто – сделать так чтобы то, что в грязи валяется – оттуда поднять, и чтобы это заработало и стало что-то стоить. При Ельцине – все так в грязи и валялось, и все были так увлечены политикой, что на реальные дела и внимания то не обращали. Просто… есть откуда-то деньги – и есть. Мало – ну а что делать. А сейчас – все работает. Каждый из нас разбогател – кто в несколько раз, кто в несколько десятков, а кто и в сотни раз. Но если бы в Кремле порядок не навели…

Леонидов явно задумался – он такой речи не ожидал.

– Почему вы все-таки в партию вступить не хотите, если так думаете? Партия – это не добровольная бюрократия, как некоторые думают, это субъект коллективного действия. Членство в ней… полезно.

– Спасибо, одной партии уже хватило.

– Состояли?

– В пионерии. Из комсы выгнали.

– Зачем?

– Выступил против травли Ельцина… дурак.

На самом деле выгнали меня по другой причине – но сейчас не суть. Только когда меня выгнали, я понял – еще бы немного, и мне бы так там промыли мозги, что…

А второй раз мне предложили вступить в Афгане. После того, как мы вернулись из зеленки с четырьмя двухсотыми на руках, а я застрелил семилетнего мальчишку с пистолетом. От комсорга – меня оттащили товарищи…

– Из-за этого политику не любите?

– Ну, в общем да.

Леонидов кивнул

– Могу вас понять. И тем не менее. Если вы не занимаетесь политикой – политика занимается вами.

…

– Есть основания предполагать, что определенные силы как внутри страны, так и вне ее – начали подготовку к событиям 2024 года. Обратите внимание – я не говорю «выборам», я говорю «событиям».

…

– Потенциально – нас ждет либо майдан, либо попытка майдана. Но попытка очень серьезная.

…

– Основываясь на украинском опыте, можно предполагать, что одной из ударных сил- будут агрессивно настроенные болельщики. В украинском сценарии – именно объединения болельщиков стали едва ли не единственной силой, которая смогла быстро, буквально в течение суток – отмобилизовываться для организованных силовых акций.

Вот оно чо…

– … У вас… Александр Иванович – ситуация почти что уникальная. С одной стороны – у вас успешный футбольный клуб, представляющий область. С другой стороны – у вас налажен контакт с болельщиками. С третьей – ваше объединение болельщиков находится в дружеских отношениях с наиболее крупной фирмой – так называемыми «спартачами». Которые в силу определенных причин представляют наибольшую опасность. Да и вы сами… если мы не сможем говорить с фанатской средой на одном языке – то вы сможете.

Бежит ОМОН, кричит ОМОН, стреляет на ходу. Как жалко что вас не было в семнадцатом году…

– Далеко не все и не всегда решается ОМОНом?

– Верно. Ставка на полицейское насилие – путь в тупик.

…

– Вот мы и хотим понять – в какой степени мы можем на вас рассчитывать.

Интересный вопрос. Ответ – может быть не менее интересным. Но я сказал одно только слово

– Звоните.

Леонидов какое-то время пристально смотрел на меня, потом кивнул

– Хорошо.

Далекое прошлое. 1988 год. Россия

1988 год…

В тот самый год – к нам прибился Игорек, Мозг – и во многом благодаря ему мы стали тем кем мы стали.

Получилось все совершенно случайно, случайнее не придумаешь. Мы шли из горсада, там стрелка была, тогда еще кстати слова «стрелка» не было. И увидели, как за школой – несколько местных уродцев шпыняют пацана. Портфель отобрали и вывернули, карманы вывернули, а теперь скоты просто развлекаются. Встали в круг – один ударит, другой. И ржут.

Чтобы вы понимали – в советской школе коллектив делился на тех кто издевается и тех, над кем издеваются. Школа была бесплатной и обязательной, никаких способов воздействия на малолетних подонков не было. Нет, конечно были, ими все время угрожали – поставим на учет, пойдешь в ПТУ. Но реально это никого не пугало – большинству из тех кто издевался, и так ничего кроме ПТУ не светило. И они прекрасно знали, где надо остановиться, чтобы против них не врубили действительно серьезные санкции – например, отправили в колонию.

Я сам в советской школке учился. И прекрасно знаю, кто издевался и почему. Советское бесклассовое общество на самом деле было классовым, и те кому ничего не светило – уже тогда это понимали и как могли – по-пацански мстили тем кому светило. Типичный социальный портрет школьного подшибателя – мама медсестра, батя рабочий, бухает и поднимает руку на семью, потому что на семью можно, а так посадят. Шансов подняться никаких, одежда и портфель – самые примитивные. Понятно, что они сбивались в стаи и творили что хотели…

А мы…

Знаете… у Ларина было такое… он мог врубиться в ситуацию на пустом месте. В нем было чувство справедливости. Вот я никогда так не делал, за друзей сам Бог велел, а в какую-то левую ситуацию – проходи мимо.

Вот Ларин увидел происходящее – и остановился

– Э, пацаны! А вам никто не говорил, что шестеро на одного не хорошо.

Пацаны обернулись. Заводила у них был второгодник и у него вернулся из армии старший брат. Это придавало ему чувство неуязвимости и он на беду не понял, кто перед ним и чем все это грозит…

– Сами разберемся! – нагло сказал он – идите своей дорогой

Ларин подошел ближе

– Ты чо, сучонок – весело сказал он – старших не уважаешь?

Остальные поняли опасность.

– Я брата приведу – сорвался один и побежал к четырехэтажным домам, выстроенным при раннем Хрущеве

– Ты чо, оборзел совсем?

– У меня брат из армии пришел – сообщил отморозок и соврал – он в ВДВ служил.

Ларин улыбался

– Да срал я на твоего брата, понял? Ты никто, понял. И брат твой – никто.

…

Правда, когда из ближайшего дома вывалились набуханные дембеля – стало как то невесело. Но не Ларину. Он огляделся, поднял половинку белого кирпича, засунул в карман куртки и застегнул молнию. Я свел руки за спиной, вытащил из-за пояса короткую, но действенную как римский меч дубинку из строительной арматурины и сунул в рукав.

Дембеля приближались.

…

В драке мы победили с разгромным счетом. Брат отморозка попал в реанимацию с проломленной головой. Я своей дубинкой свалил двоих точно – у одного перелом ключицы, у другого челюсть, зубы, черепно-мозговая…

Бедные дембеля. Они уходили защищать одну родину – а вернулись совсем в другую. Еще не освоились после возвращения и не поняли, что на улицах теперь не дерутся – на улицах убивают. В их Советском союзе появление старшего брата – это козырь, который можно перебить своим старшим братом или отцом. Но никак не кирпичом в кармане, который прекрасно череп проламывает. У них драка – это своего рода развлечение, способ силу молодецкую показать. А мы дрались уже насмерть.

Нам светило совсем плохое – но пацан над которым издевались – у него непростые родители были. Мать на мясокомбинате работала, а отец был директором местного торгового техникума и в этом качестве был на короткой ноге со всеми торгашами города. Он выслушал сына, как за него вступились незнакомые парни – и понял, что надо действовать.