Страница 13 из 21
– О чем задумались, Евгения Павловна? – ласково произнес «комитетчик», подав знак главному врачу, чтобы он их оставил. И тот, поняв все с полунамека, «шаровой молнией» унесся в свое «счастливое будущее».
– Вы по-прежнему хороши, и загар вам к лицу, – бархатным голосом журчала «шишка» из комитета. При этом делая вид, что не видит, с какой до неприличия быстрой скоростью удаляется главный врач. – Как ваши дела?
– Как любит говорить Раиса Марковна, заведующая нашим послеродовым, «не хочу вас расстраивать, но таки у меня все хорошо».
– Ну почему же это меня должно расстраивать? Я искренне рад этому. Кстати, почему вы не хотите писать заявление?
– Не понравилось новое место работы, которое мне предложили. Извините за нескромный вопрос: вы его вместе с главным врачом выбирали?
– Напрасно вы так, Евгения Павловна, – бархат в его голосе исчез без следа. – Ведь может возникнуть ситуация, что и женская консультация во Всеволожске окажется плодом желанным, но запретным. Но не будем ссориться, – процент елея в его голосе вновь превысил все разумные уровни. – Возможно, у вас все-таки возникнет желание позвонить мне, и я буду только рад этому. Кстати, о заявлении, даже если вы его не напишете, вам, конечно, когда-нибудь выплатят материальную компенсацию, выдадут единовременное денежное пособие, а потом будет центр по безработице с его грустным пособием. Деньги имеют свойство быстро заканчиваться, особенно если нет новых поступлений. Так что можете продолжать улыбаться, ведь завтра может быть еще хуже… И на сим позвольте откланяться, – он быстро развернулся и, не прощаясь, пошел в сторону лестницы.
Евгения осталась стоять на том же месте, только покрепче сжала кулаки. Ей нечего было сказать этой осанистой, уверенной в себе властной спине.
– Они ушли? – тревожно спросила Маринка, чуть высунувшись в приоткрытую дверь, и оглядела опустевший коридор. – Жень…
– Марина, не сейчас, пожалуйста, – ничего не объясняя, Евгения повернула к ординаторской. Кофе, так же как и продолжать разговор с сестрой, уже не хотелось.
В ординаторской было пусто, на столе заведующей осталась стоять чашка с остатками недопитого чая и пустая тарелка из-под пирожков. Не глядя она выпотрошила свой стол и совершенно безобразным образом, будто опаздывала на последний поезд, не разбирая на нужное и ненужное, затолкала все в большой пластиковый пакет. Он получился громоздким, но не тяжелым. Главное неудобство доставляли книги, чьи острые углы достаточно неприятно били по ногам. Зато была занята только одна рука, дамская сумочка, размерами и формой больше напоминающая средних размеров рюкзак-трансформер (зато туда поместились сменные туфли) благодаря своим длинным ручкам, была лихо переброшена через плечо (при этом достаточно чувствительно ударив свою хозяйку по спине). Расправившись с рабочими моментами, она теперь мучилась единственной дилеммой. Как добраться домой? Можно было проехать пять остановок на трамвае до метро, там всего две пересадки, минут десять на автобусе – и ты дома. Вариант второй – маршрутка, но до нее минут пятнадцать пешком, хотя если быстро и дворами… а если еще и в проходном подъезде одного из старых домов, составляющих основу этого района, будет открыта дверь черного хода, то… Времени на дорогу домой уйдет примерно столько же, но можно будет ехать сидя, что весьма удобно, учитывая размеры ее поклажи, и не бегать по пересадкам. Приняв всю весомость приведенных ей же самой доводов, Евгения, выйдя из роддома, решительно свернула во дворы.
Небо периодически хмурилось, но летнее солнце мужественно отвоевывало потерянные утром позиции. В конце концов, не все так плохо. Ей не надо лить слезы по разбитой личной жизни по причине отсутствия таковой, как там пел Лукашин из «Иронии судьбы…», «если у вас нету тети», в ее случае дяди, «то вам ее (его) и не потерять…». Настроение улучшалось. Даша с Леной прорыдаются, потом успокоятся, и все вернется на круги своя. Может, конечно, не все и не у всех, но надо надеяться на лучшее, а у нее еще продолжается официальный отпуск, и никто ничего с этим поделать не может – поэтому можно расслабиться и ни о чем не думать аж до самого понедельника. А там «будет день, будет пища». Так, незаметно пребывая в своих мыслях, Евгения подошла к старой, покрытой облупившейся темно-коричневой краской двери, которую от посторонних глаз скрывали высокие кусты сирени. На двери красовался увесистый ржавый замок. Еще в студенческие годы они с ребятами, торопясь на практику в роддом (и, как всегда, опаздывая), сокращали здесь путь. Женя осторожно потянула на себя ручку, и дверь послушно открылась. О проходном подъезде знали только старожилы района, и у них в группе был парень, чьи предки жили здесь чуть ли не «со времен Петровых». Огромный замок был обманкой, пристроенной таким образом, что создавал полную иллюзию намертво законсервированной железяки. Нырнув в темную прохладу подъезда и тихонько прикрыв за собой дверь, Евгения оказалась под широкой, старинного мрамора лестницей и прислушалась. На площадке первого этажа была всего одна квартира. Судя по небольшим размерам двери, относительно тех, фундаментальных, дубовых, расположенных на верхних этажах, здесь, наверное, в дореволюционные времена жил дворник. Сейчас эта зона представляла определенную опасность. Там жил вредного характера старикашка, и Женя совсем бы не удивилась, если бы он оказался прапраправнуком того самого дореволюционного дворника. Этот старикашка постоянно дежурил у дверного глазка, отслеживая всех, кто появлялся в их подъезде, и особенно не любил тех, кто смел воспользоваться черным ходом, тогда он, приоткрыв дверь на всю длину металлической цепочки, которая при этом грохотала с мощью якорной цепи авианосца, выдавал нелицеприятные комментарии типа: «Что ходят здесь всякие, а потом квартиры грабят и всех убивают». Для Евгении сейчас главной задачей было незаметно прошмыгнуть мимо.
Но нет, не повезло.
Она не успела сделать и пару шагов, как, знакомо загрохотав железом, приоткрылась покрытая потертым дерматином дверь, и над цепью зависла голова с всклокоченными седыми волосами и лицом, изборожденным глубокими, похожими на шрамы морщинами.
– Опять вы здесь ходите, – проскрипел недовольно старик. – Сколько это может продолжаться, я вас спрашиваю?
– Извините. Здравствуйте. Очень тороплюсь.
Переходя с бодрого аллюра на галоп, выдала на ходу Евгения, успев поймать спиной гневный взгляд хранителя подъезда, которым он выстрелил ей прямо между лопаток. За столько лет ей еще ни разу не удалось незаметно проскочить «зону 51», как ее называли между собой студенты. В те «веселые» времена она часто пользовалась этой дорогой, потом все реже и реже, но их диалог со старым жильцом всегда был один и тот же. Выскочив на Большой проспект, она невольно порадовалась – хотя бы здесь ничего не изменилось.
Маршрутка подошла быстро, и она, заняв пустующее место у окна, водрузила пакет себе на колени. Через пару остановок маршрутка будет забита до предела, и пока была возможность, Евгения старалась пристроить свою поклажу с наименьшим для себя травматизмом, учитывая то, сколько времени
ей понадобится сидеть в одной и той же позе.
На одной из остановок в салон вошла девица с прической, похожей на распаренный «Доширак». Она была одета в розовую атласную «пижаму», и на ее пышной груди сверкали вышитые бордовыми блестками, увеличенные в десятки раз губы а-ля Анджелина Джоли. Присмотревшись, Евгения все же решила, что это не пижама, а такой вот костюм, хотя кто его знает. Махнув опахалом ресниц и в долю секунды оценив, что на огромный черный пакет с едва виднеющимися из-за него круглыми глазами какой-то тетки не то что не стоит обращать внимания, красотка вальяжно устроилась на только что освободившееся место.
Ехать было долго. Евгения набрала номер Дарьи и поинтересовалась, не затопили ли они своими с Ленкой слезами нижние этажи, и тут же узнала о себе много нового. Например, что иногда она может быть на удивление холодной и бесчувственной эгоисткой. И что если ей так повезло в жизни (этот тезис уж точно вызывал сомнение) и у нее рядом нет никакого источника головной боли, то это совсем не значит, что можно так бросать подруг в тяжелую для них минуту. Евгения тут же искренне раскаялась, что, погрязнув в своих делах, бросила самых необыкновенных, самых замечательных и самых лучших в мире, самых достойных из достойнейших, самых прекрасных из прекраснейших… Дашка, не дав ей закончить сию тираду, посоветовала заткнуться, при этом добавив, что они ее тоже любят. Приняв Женькину покаянную речь, и уже значительно спокойнее Дарья продолжила, что Лена уехала к Николаю Петровичу в больницу, там сегодня делает обход какой-то профессор-кардиолог, мировой светила, а Зинаида Михайловна, впав в глубокую депрессию, допивает ее, Дашкину, кровь, а еще у Бегемота закончился корм, и он уже полчаса смотрит на нее очень нехорошим взглядом. Поэтому вполне возможно, что она доживает свои последние часы и ее, бедную, разнесчастную и всеми брошенную или Зинаида Михайловна заговорит до смерти, или Бегемот съест.