Страница 2 из 5
Не унывай, дружище,
ты справился со всем.
Мать и дочь
«За что ты меня ненавидишь?»:
задаюсь я под нос, про себя.
И слышу в ответ громко, слышно:
«откуда ты это взяла?».
Твои же проблемы важнее -
давно уж дошло до меня.
Мои? Я не стану наглее -
и этим так раню себя.
Как пуля в висок шальная,
как лезвие бритвы, ножа…
Ведь режет меня ножевая -
молчанье в ответ на слова.
Хотелось бы что-то крикнуть,
сказать, может быть, прокричать…
Но с гордостью, стало, мне сникнуть
и ставить на фразах печать.
Да и что я могу, разве смела?
Мое дело лишь слушать, молчать…
И не ерничать. «Чтобы не смела».
И коротко «да» отвечать.
Пусть с тобой мы одно и семья же -
ничего не могу, что мне дать?
Я никчемная дочь – время трачу,
а ты просто никчемная мать.
Мать и дочь 2
Даже не стоит пытаться,
сравнивать с ней и с собой…
Я же совсем другая,
я же стою пред тобой.
Мы хоть и близкие люди -
не сестры по крови, увы(?)
Ничего не давали на блюде
и разные в жизни пути.
По-разному чувствуем, мыслим
и к разному сердце лежит.
В мечтах, только если уж, были,
но дорога другая бежит.
Мне трудно, до боли обидно
быть куклой внутри же пустой.
Лишь тенью забитой, убитой
в темнице закрытой, сырой.
Ты не хочешь меня же услышать,
я могу даже громко кричать…
Без тебя мне так больно… Повыше?
Без тебя мне так трудно дышать!
Я частичка тебя, я родная
и во мне течет твоя же кровь.
Почему называешь: «другая»,
заслужить как твою мне любовь?
Я не вещь, не товар, не игрушка,
я живая смотри, я дышу…
Ты всю жизнь меня держишь на мушке,
только зла на тебя не держу.
Можешь жить, как считаешь ты нужным,
можешь дальше меня презирать…
Только вспомни однажды о чуждом -
о той дочке, что готова прощать.
Доигрались!
Давай забудем все, что было,
забудем наши имена…
Я не замена, что, забыла?
Свободы выпить бы сполна!
Открой оковы, отмени…
мне надоели эти чувства.
Мне надоели эти дни,
что превращают все в искусство.
Забудь меня и я забуду,
и цепь ты больше не держи.
Я не собачка и не буду
бежать от крика мне: «служи!».
И пусть я сильно заболею,
и буду плакать по ночам…
Я изыму ту гниль, посмею,
не дамся в руки я врачам.
Ты знаешь, я всегда готова
прийти на помощь, обуздать…
Но ложь в лицо – не смей, ни слова,
в грязи тонула я сполна.
И снова резаные раны,
и снова сердце все в бинтах…
Убито, сломлено руками
и стянуто давно в лентах.
И тлеют все мечты в измене -
не дорожим, увы, ничем…
Прощай, подруга, и как в песне:
«давай останемся никем».
Дорога жизни
Война приносит смерть,
война приносит горе.
В войне свет жизни меркнет
у молодых героев.
Ей безразличен пол,
ей безразличен возраст.
И лупит до сих пор
по детям и по взрослым.
Полмира захватила,
мог быть плохой исход…
Но для фашиста мина:
«не знал ты наш народ».
Они не примут участь,
не припадут к ногам.
Их мужеству не учат -
бьет ярости фонтан.
Превозмогая слабость,
превозмогая боль…
Нашли они чрез гадость
дорогу – путь домой.
Пока чуть в отдалении
шли страшные бои…
Пустили, да, посмели
по льду грузовики.
Не зажигая фары,
в морозы и пургу…
Переправляли кары,
продукты, детвору.
Но план был рассекречен
и немцы тут как тут.
Снижая свои верхи -
им преграждают путь.
Удар шел за ударом,
разбрасывая лед.
Снаряд попал по кару -
под лед ушел капот.
Обоз прошел уж мимо,
и сжалось все в груди.
Машины и не видно…
лишь детский крик вдали.
Водители торопятся,
прощаясь всякий раз.
«Нельзя, не остановимся»:
таков у них приказ.
И с каждой переправой
слабеет, тает лед…
На риск идут солдаты,
спасая свой народ.
Пусть не были в окопах,
не шли в открытый бой…
У них своя работа:
«своих не дать в убой».
Птица!
«Папа, папа, пух клубами -
мы взлетели от земли.
Мы парим над облаками,
в белой птице мы летим».
«Вижу, вижу, дорогая,
тебе нравится полет?
Скоро мы прибудем к маме -
будешь есть ее пирог».
«Это круто, папа, правда -
так красиво свысока.
Домики большие – малы,
человечки, как блоха.
Тут так здорово внутри -
нам тепло, удобно.
Только, папа, посмотри -
там бликнуло что-то».
«Может солнышко стекла
лучиком коснулось?
Или зайчиков – сюда,
чтоб ты улыбнулась?».
«Это точно не лучи
и не солнца салки.
Что-то серое вдали…
с ним большие палки».
«Где? Похоже, самолет -
точь-в-точь наша птица.
Приглядись к нему, авось
увидишь чьи-то лица».
«Лиц там нет, а может, есть,
трудно – единицы…
Видеть трудно – цветов смесь
у палок этой птицы.
Ближе, ближе все она…
па, закрой газету.
Посмотри, она стрела…
терпеть уж мочи нету».
«Дорогая, ты права,
если приглядеться…
То получится стрела -
ракета. Куда деться?».
Столкновение, удар…
тишина в салоне.
Смолкли смех и голоса,
ушли все поневоле.
Может, был удар второй,
третий и четвертый…
Главный тот, что в миг все смел,
лишив всех кислорода.
Красивый белый самолет,
паривший над землею…
Спикировал же к ней и все -
взорвался где-то в поле.
Не долетев совсем чуть-чуть -
он распрощался с миром.
Забрав с собой и весь же люд,
что в нем летел же «с миром».
Почти три сотни человек
в тот день закрыли веки.
И больше не откроют в век,
где жизнь равна копейке.
Обманутая птица…
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.