Страница 20 из 24
Водосточные трубы, словно змеи овивали мокрые фасады домов, с чьих стен в разных местах по всей поверхности сходила болезненно-желтая выцветшая краска, образуя неровные серые проплешины, похожие на разорванные облака. В других же частях – у окон и в нижней области стен – постепенно отваливался большими и маленькими кусками штукатурный слой, обнажая кирпичную кладку, что иногда казалось, что Петербург через явную, все увеличивающуюся ветхость показывает свои гнилые некрасивые вековые зубы. У подножия стен, где влага была особенно сильна, встречался ложащийся тонким слоем зеленый бархат мха, который словно болезнь медленно проникал в незащищенный иммунитетом организм дома, и инфицировал его незаметно, но уж если попадал, то заражение остановить было уже практически невозможно.
Подбиравшаяся вплотную тьма заполонила все пространство двора и Катя еле различала оттенки автомобилей, которыми набилась маленькая желто-горчичная площадь двора. За последний час сумеречного вечера поднялся сильный ветер, трепавший беспорядочно проходящие через темный квадрат неба линии проводов двора. Тишина в этом пространстве была емкой, глубокой, объемной и каждый Катин шаг отскакивал глухим тусклым близнецом от полужёлтых и грязно-пыльных вымаранных стен.
В огромной галерее окон на первом и втором этажах по периметру всех четырех стен не горело ни одной лампочки и ни одна люстра не зажглась, пока Катя шла к парадной. Она возвращалась от Лены с Мишей, пробыв у них в их отсутствие два дня с Дюком. Свет мягко выглядывал только из трех в самом верху в разных частях двора окон и их слабые отблески не доходили до асфальта и не освещали ничего, кроме влажного воздуха где-то высоко над головой.
Катя пошарила в боковом кармане сумки и нащупала длинный железный отрезок ключей. Она подошла уже вплотную к парадной, над дверью которой, между крашенными в желтый цвет проводами отсутствовал похожий на треугольник громадный кусок штукатурки, как вдруг багровое, потемневшее от дождя полотно входной двери осветилось ярким ослепляющим светом. Через долю секунды она поняла, что это были фары автомобиля. Он стоял напротив парадной. В двух прямых целенаправленных потоках холодного белого света сверкали падающие с неба капли. Катя выставила вперед ладонь, закрывая глаза от слепящей жесткости, как вдруг, в этот момент потоки погасли, и дверца автомобиля раскрылась. В кромешной темноте, которая ощущалась еще сильнее после погасшего света, ей удалось различить, что возле автомобиля стоял мужчина. Мощные плечи были видны даже издалека, а короткостриженая голова обрамлялась в силуэте вдруг зажёгшимся и упавшим во двор пучком света из окна второго этажа. Катино сердце в каком-то странном предчувствии забилось быстрее обычного. Мужчина направлялся к ней, и Катя не понимала, почему она до сих пор не зашла в парадную, ожидая незнакомца, который будто бы только ее и ждал в этом дворе. Ее охватило оцепенение, пребывая в котором она не могла сдвинуться с места: ноги словно вросли в голый бесснежный асфальт, а слабый голос разума почему-то приказывал оставаться на месте. Впоследствии она так и не смогла себе объяснить, почему не пошла сразу в квартиру, почему не приложила ключ к магнитной выемке и не побежала вверх по лестнице. Уже потом, спустя несколько месяцев, невольно вспоминая эту сцену, Катя думала, что лучше бы это тогда был маньяк. Лучше бы это был он.
Неожиданно для них обоих – для нее и незнакомца – дверь распахнулась и из парадной вышел мужчина в кепке и черной, чуть подранной, кожаной куртке, что-то бормоча себе под нос, а свет слабой лампочки из парадной проявил темноту двора и Катя увидела лицо мужчины, который несколько секунд назад вышел из автомобиля. Мужчина в черной куртке исчез, завернув в посыпавшуюся от времени арку, а темнота снова восторжествовала, погрузив все вокруг в смоляную черноту.
– Привет, – произнес мужчина бодрым баритоном и сердце Кати сжалось, будто кто-то из него, словно из кухонной губки выдавливал воду.
Сколько раз в своей голове она представляла, сама себе в этом не признаваясь, что город их где-нибудь столкнёт, что пути их снова пересекутся, и что, не смотря на все свои обещания ему и себе, она вновь скажет ему «Привет». Но город за четыре месяца их так и не столкнул друг с другом и Кате в какой-то момент показалось, что всё-таки лимит их встреч по воле мироздания уже давно исчерпан.
«Выберите дальнейшее действие», – произнес банкомат внутри Катиной головы, но она, всё пребывая в оцепенении, застыла на месте и не нажимала ни на одну из воображаемых кнопок в своем мозге, а банкомат, судя по всему, надолго подвис. Коробка передач в ее голове находилась в нейтральном положении, и мыслительная машина не двигалась с места.
– Это ты прислал цветы в четверг? – дрожащим голосом спросила она.
– Я, – ответил мужчина.
16.
В тот теплый сентябрьский день, четыре месяца назад, Катя выбрала свободу. Придя на работу с покрасневшими и опухшими за ночь глазами, первое, что она сделала – это распечатала заявление на увольнение. Она думала об этом всю ночь, бесконечно ворочаясь в кровати. В то утро все шло кувырком: нужный файл долго не находился, кто-то поперек ее поисков звонил, принтер неожиданно отказывался печатать и в довершение всего внезапно закончился картридж. Кате и так тогда казалось, что она была не трезва, не смотря на отсутствие алкоголя в крови, а тут еще для совершения отчаянного, но жизненно необходимого поступка вставали на пути разные офисные препоны.
Катя понимала, что ни в одном решении в жизни нельзя быть уверенным: предугадать, чем что-то конкретное для тебя может обернуться в будущем – слишком много данных надо было сопоставить, а некоторых фактов и в помине могло не быть на руках. Поэтому в некоторые моменты жизни, считала она, надо идти на небольшой риск. Иногда – на большой. Но Кате в тот момент решение казалось правильным, хоть и какая-то ее часть отговаривала саму себя, потому что другого выхода, кроме, как уйти, она не видела. Она взяла всю волю в свои хрупкие кулаки и поняла, что пора действовать.
Последние два года были слишком яркими: страстными, буйными, бурными и ослепительными. И с того момента, как она здесь, в этом офисе встретила Влада, жизнь ее изменилась. Однако сейчас она чувствовала, что пластинка заела, что все вокруг напоминает затянувшийся уровень игры, который она никак не могла пройти. На экране каждый раз высвечивалось «Game over» и злополучная игра все время возвращала Катю к исходной точке, потому что, по всему видимому, игрок не понимал своей главной ошибки. Снова и снова этап повторялся и эта игра, длившаяся уже долго, в какой-то момент перестала напоминать ей самое начало отношений, когда от радости перехватывало дыхание, а коленки предательски дрожали.
Она постучала к нему. Дверь щелкнула, и она ее дернула за ручку. Увидев ее, Влад демонстративно отвернулся к компьютеру, на котором еще не было открыто ни одного окна. Она посмотрела на него и поняла, что до ее прихода он о чем-то напряженно думал. На нем в тот день была клетчатая синяя рубашка, которую Катя никогда не видела и которая, как подумала она в тот момент, ему совсем не шла.
– Если ты пришла извиниться за вчерашнее, то мне сейчас некогда, – сухо произнес он, не глядя на нее.
Катя снова вспомнила события прошлой ночи и ей опять захотелось плакать, но слез уже не было – они все были израсходованы за ночь. Она молча прошла до его стола и протянула ему чуть измятый, в нижней части слегка влажный от ее пальцев листок, и положила прямо перед ним. Влад оглядел белый прямоугольник, вымаранный черными и синими чернилами. Дата в заявлении везде была одинаковой – сегодняшний день. Поняв наконец, что перед ним лежит, он взглянул на нее и только тогда осознал, как несвеже она выглядит и что такой он не видел ее никогда за все время их стремительного романа.
Обычно импульсивный и ярко выражающий свои эмоции Влад сегодня был на редкость сдержанным. Злая гримаса с самого пробуждения не сползала с его лица и видеть сегодня он никого не хотел и как только зашел в свой кабинет. Однако, как назло, посетители в первые тридцать минут рабочего дня валили к нему один за другим.