Страница 2 из 21
***
Время приближается к двенадцати часам ночи. В просторной детской комнате, оклеенной красивыми сказочными обоями, одиноко почивает худая малышка, недавно достигшая девятилетнего возраста. Она спокойно посапывает и мило во сне чему-то радостно улыбается, выставив из-под одеяла невероятно приятное личико, немного прикрытое волнистой прядью белокурых локонов, густых и на ночь свободно распущенных; маленький носик-пуговка невинно морщится, а игриво выпяченные губы смачно причмокивают – видимо, ей снится что-то, по сути, хорошее и, скорее всего, воистину безобидное. Внезапно! Она широко открывает голубые глаза, настолько глубокие, что могут сравниться с бескрайностью необозримой Вселенной, и начинает часто-часто дышать, охватившись неприятной, лихорадочной дрожью. Нет, ей не приснилось никакого кошмара – сон она видела красочный и полностью безобидный – в сложившейся ситуации сработала ее природная интуиция, развитая совсем не под детские годы; почему-то ей вдруг представилось, что вокруг сгущается какая-то необъяснимая, если не сверхъестественная опасность и что впереди ее ожидают ужасные и роковые события. Несколько минут миловидная девчушка пролежала не двигаясь; она напряженно вслушивалась в сгустившуюся вокруг темноту и настойчиво пыталась понять: что же именно явилось причиной необъяснимого ночного кошмара? Наконец перепуганная трусишка не выдержала: она быстро соскочила с удобной кровати и стремглав побежала в комнату обоих родителей, как и у неё, располагавшуюся на втором этаже, но только с другой стороны, в конце недлинного коридора, соединявшего два отдельных помещения и упиравшегося в крайние, несущие, стены.
Немного отвлекаясь, следует уточнить, что в верхних покоях располагались спальные отделения и раздвоенный сантехнический узел (туалет и душевая кабина), а нижнее пространство было занято под приемный зал, пару маленьких кладовых, просторную кухню и незамысловатый котельный отсек, оборудованный под современное отопление жилища, осуществлявшееся с достаточным применением электричества.
Итак, девятилетняя девочка, объятая необъяснимым предчувствием, отчаянно выбегает из детской, пробегает мимо двух дверей, ведущих в уборную и помывочную, минует лестничный пролет, соединяющий нижнюю и верхнюю части, и оказывается перед последней преградой, выполненной из лакированной древесины и отделяющей ее от неминуемого, безоговорочного спасенья (по крайней мере, в чудодейственной силе всемогущих родителей она нисколько не сомневается). Ненадолго остановившись, словно бы в чем-нибудь сомневаясь, напуганная малышка опасливо посмотрела по сторонам, а ничего подозрительного не увидев и еще больше засомневавшись, она уверенно толкнула незапертую дверную створку и решительной походкой шагнула в уединенное место, в добротном строении предназначенное для ночного отдыха взрослых.
– Папа, мама, я сильно боюсь, – обратилась она к невозмутимо дремавшим людям, едва лишь очутилась внутри спального пространства, обозначенного сине-белыми тонами и обставленного как обычная комната, предназначенная для нормального, спокойного отдыха, – мне страшно, – теребила она черноволосого мужчину, отличавшегося тридцатипятилетним возрастом и крепким телосложением; он нехотя приоткрыл большие глаза, карие и чуть грустные, и первым делом взглянул на наручные часы… дочка же не унималась и продолжала пугливо настаивать: – Мне кажется, вот-вот должно случится что-то очень и очень ужасное.
– С чего ты, Машуля, взяла? – разбуженный человек обратился к белокурой красавице и назвал ее по сокращенному имени; не желая будить вторую родительницу, он неторопливо присел на краю двуспальной кровати, поставленной ровно посередине уютного, комфортного помещения. – Вокруг стоит невероятная тишина, на улице не слышно ни одного стороннего звука, даже собаки, странное дело, сегодня не лают – а ты вдруг взяла и чего-то нежданно-негаданно испугалась? Пойдем, я провожу тебя в детскую – обещаю! – проверю, всё ли вблизи нормально, и помогу тебе забыться крепкими, сладкими снами, и беззаботными, и в той же мере спокойными.
Страсть как не хотелось возвращаться в темную комнату, почему-то внезапно ставшую страшной, и оставаться одной, но, делать нечего (со взрослыми не поспоришь!), пришлось безропотно подчиниться. Требовательный лесничий поднялся, выпрямился во весь исполинский, могучий рост и, взяв дочурку за маленькую ладошку и непроизвольно играя развитой мускулатурой, направился из спального помещения прочь, предусмотрительно намереваясь оставить спящую супругу в безмятежности и спокойствии, другими словами, в мирном, ничем не обеспокоенном, одиночестве.
– Папа, постой! – полушепотом проговорила встревоженная малютка, едва они приблизились к выходному проему; она застыла на месте и двумя небольшими ладошками крепко вцепилась в сильную руку непререкаемого, безоговорочного отца. – Ты слышишь: как будто под кроватью у спящей мамы кто-то жутковато шевелится? – Машинально она быстро-быстро переместилась, осмотрительно прячась за мощные ноги и широченную спину.
Невзначай озаботившись, хозяин дома остановился, свел к переносице густые, темные брови, неприветливо сморщился, слегка исказив в основном прямой, но лишь немного выпуклый нос, и, выпятив вперед мясистые губы, скрытые под аккуратно подстриженными усами, стал внимательно вслушиваться. В округе стояла полнейшая тишина – и только из-под их с супругой двуспальной кровати доносилось легкое, едва уловимое, «шебуршание».
– Действительно, Маша, – охваченный необъяснимой тревогой, родитель обратился к ребенку по более привычному имени, – по всей вероятности, ты оказалась права: в нашей с мамой комнате неожиданно, а главное, против нашей с ней воли, кажется, кто-то завелся. Подожди немного: сейчас я возьму карманный фонарик, а затем мы с тобой опустимся под нашу с мамой кровать и непременно посмотрим – установим, кто же на нашу маленькую дочурку нагнал неодолимого страху, по-моему, скорее всего надуманного и полностью беспричинного, – он высвободился из несильного захвата маленьких ручек, оставил девятилетнюю красавицу лихорадочно вздрагивать, а сам прошел к прикроватной тумбочке, достал из нее миниатюрный осветительный приборчик и опустился перед собственным спальным ложем на оба колена.
Не желая разбудить отдыхающую супругу (от их излишней активности, между прочим, начинающую обеспокоенно шевелиться и сквозь потревоженный сон неприветливо выражаться), сознательный муж не стал зажигать светодиодное устройство сразу, а сначала пониже нагнулся накаченным туловищем, приблизился им к са́мому полу, засунул голову в продолговатый проём, образованный между нижним окончанием кровати и верхней поверхностью паркетного перекрытия, и только затем пода́л в пугающее пространство благословенное электричество. И тут! Он неожиданно различил, что прямо на него уставились два крохотных зрачка, черных и неприветливых, не выражающих ничего человеческого – ни искреннего сострадания, ни подлинной жалости, ни обыкновенного людского сочувствия. Местный лесничий неумышленно вздрогнул, что не осталось незамеченным двумя голубыми глазками, беспрестанно наблюдавшими за всеми его телодвижениями и пристально следившими за каждым, производимым им, маломальским нюансом.
– Что там такое, папа? – последовал испуганный детский вопрос, в сложившимся случае вполне естественный и заданный, разумеется, первым. – Скажешь, что-то невероятно страшное?
– Нет, – своим чередом ответил родитель, говоривший спокойным и рассудительным голосом, – просто к нам под кровать забрала́сь обычная полевая мышка; она и сама-то, стоит заметить, несказанно напугана – вон юркая чертовка дрожит всем «хлюпеньким» тельцем! Но – удивительное дело? – она не убегает, а смирно сидит, словно прикованная либо же подвергнутая гипнотическому прямому воздействию. Ты спросишь: на что ее необъяснимое поведение внешне похоже? – продолжал отец, протягивая руку за собственной тапкой и, обзаведшись необходимым инструментом, возвращая ее обратно, чтобы привести застывшую проказницу в «рациональное чувство». – Помнишь мультик, повествующий про злобную кобру Нагайну, которая напрочь подчинила себе в точности такую же глупую мышку и которая довела ее до настолько непререкаемого, подвластного страха, что та ни словом ни делом не сумела ей воспротивиться?