Страница 46 из 62
Непонятно, как нашел, да и зачем? Неужели он действительно думал, что я к нему вернусь после всего? Упертый псих!
Но даже если бы я рассказала Глебу о прошлом, не факт, что он его принял бы.
Сколько я читала подобных историй в интернете — не счесть. Когда жертва насилия исповедуется перед публикой о том, как жестоко с ней обращался муж или парень, а потом ее же родственники ее и пихают обратно к нему в лапы. Собственно, со мной так и произошло. А комментарии под такими статьями — это вообще отдельная тема.
Все… Просто все вокруг осуждают в таких ситуациях именно жену, а не мужа-абьюзера.
«Где были ее глаза?!»
«Мозг в той голове не живет!»
«Дура, сама виновата!»
«Да я бы… Да вот меня бы… Да я бы, ух, что сделала, не то что эта половая тряпка».
Я боялась, что Глеб подумает так же, что скажет мне те же слова, что посчитает половой тряпкой, что обвинит во всем меня же. Это было бы невыносимо.
И ведь он был бы прав, по сути!
Где были мои глаза, когда я соглашалась выйти за него замуж? Почему я позволила отцу убедить меня?
Но так ли уж велика моя вина во всем этом? Это же не я била, а меня! В чем моя вина? В том, что не смогла уйти раньше? В том, что вообще согласилась на эти отношения? Так ведь он поначалу не был таким! Красиво ухаживал, романтично позвал замуж. Теперь я понимаю — маскировался…
Надо было уходить от него сразу после того, как отвесил мне первую оплеуху. А я стерпела, не ушла, посчитала, что все наладится, и у всех бывают плохие дни. Тем более, что он в тот раз долго извинялся.
Напрашивалась ли я? Хотела ли я этого? Боже, нет! Я была готова на что угодно, лишь бы избежать подобного к себе отношения.
Да если бы я знала, что этим кончится, я бы этому Антону его шоколадки да цветы в рожу кинула, когда за мной ухаживал.
Если во всем досконально разобраться — самая моя большая вина в том, что я вообще ему улыбнулась в первый день знакомства. Не улыбнись я тогда, моя жизнь могла бы сложиться по-другому. И мой ребенок, мой Мишутка, не подвергся бы никакой опасности…
А все-таки надо было сказать Глебу раньше. В очередной раз я повела себя как трусливая мышь. Только вот если бы сказала, моя сказка с ним просто закончилась бы раньше, судя по его реакции и поведению. С другой стороны, кому нужна такая любовь, которая заканчивается за один день? Раз — и выставил вон, даже толком не выслушав. Вернулся к бывшей жене…
От Антона я ожидала чего угодно. Меня уже даже не трогали никакие жуткие вещи, которые он творил. Я давно эмоционально дистанцировалась от него. Но от Глеба я такого не ожидала… Говорят, любимые ранят больнее всего. Правда.
Я ведь успела очень его полюбить! А он все-таки нет, раз так легко вышвырнул меня из своей жизни.
Но даже после всего мой мозг не покидает мысль о том, что, может быть, еще не все кончено? Вдруг он завтра остынет и посмотрит на вещи другими глазами?
Может, это все просто злая шутка?
В этот момент слышу звук дверного звонка.
— Глеб!
Тут же вскакиваю с места, несусь в прихожую, смотрю в глазок… А там не он! Там какие-то люди с чемоданами.
Открываю дверь.
— Вы к кому?
— Велено было доставить вам вещи.
Они вносят в квартиру несколько чемоданов, а потом исчезают.
Раскрываю их и вижу одежду, которую мне купил Глеб. Подаренный им ноутбук с планшетом, мои книги, даже вазу эту дурацкую, которую я недавно купила в гостиную. Его гостиную!
Нет, никакая все это не шутка. Шутки кончились.
Он всерьез решил расстаться. Выставил меня, как Анжелу, за один день и не покривился. Даже зная ее отвратительный характер, я втайне тогда ее пожалела. Это ужасно — в один день лишиться всего.
Вдвойне ужасней лишиться любимого человека.
И почему в моей жизни попадаются одни сплошные уроды? Чем я так прогневила бога?
Получается, я в этой квартире, пока не рожу, а потом он меня выставит, отобрав младенца. Похоже, говорил серьезно, что собирается сам его воспитывать.
Интересно, а когда он вообще собирается его воспитывать? В перерывах между совещаниями? Он же каждый день работает допоздна.
Да не будет он его воспитывать! Сгрузит это на свою Анжелу, которая только и будет делать что гнобить моего сына. Меня гнобили и моего сына будут… И я ровным счетом ничего не могу с этим сделать. Кто я против Глеба? У меня ни средств, ни жилья… вообще ничего!
Неужели Глеб думает, что я так просто отдам ему ребенка? Он же знает, как я его люблю… Мы же об этом десятки раз говорили. Я не отдам! Не отдам, и все тут… Он мой! Я его мама! И я буду его защищать. От Анжелы, от Антона, от всего мира, если потребуется. Но как?
Господи, как страшно… Что же будет?
Сейчас как никогда чувствую себя маленькой беззащитной мышью.
Плюхаюсь в кресло, закрываю лицо руками. Чувствую, как голову сдавливает стальным обручем. Еще чуть-чуть, и она лопнет — как арбуз, который уронили на асфальт.
Часто-часто дышу.
А потом в голову приходит новая мысль. Мыши ведь тоже могут быть опасны… Особенно если загнать их в угол.
Ну что же, я как раз в углу, деваться мне некуда.
Неожиданно чувствую, как сдавливающий голову обруч исчезает.
— Да хватит с меня! — кричу в пустоту комнаты.
Надоело все! Надоело бояться. Надоело, что каждый мужик считает себя вправе поступать со мной как с половой тряпкой. Глебу я ничего плохого не сделала, чтобы он так жестоко со мной поступил.
Неожиданно вспоминаются его слова: «Я что-то не видел, Мирослава, чтобы вы куда-то выходили, покупали продукты».
Отбросим то, что он опять стал звать меня полным именем. Но откуда он мог это знать? Что я не ходила за продуктами?
Отчего-то сразу вспоминаются его нелепые требования, чтобы я носила часы со следилкой моих перемещений. А еще эти бесконечные отчеты — где была, что делала.
Вдруг мою голову простреливает догадка: он что, понатыкал здесь камер? Похоже на то! Хотя нет, что-то не сходится. Если бы он это сделал, то видел бы, что я варила овсянку. И потом, здесь, в морозилке, осталось немного приготовленных мною раньше полуфабрикатов — вареники с творогом, блины с джемом. Мне не хотелось есть, но я себя заставляла. Если бы в квартире были камеры, он не говорил бы таких вещей.
А что если камеры есть, просто не по всей квартире? Снова кручу в голове его слова: «Не видел, Мирослава, чтобы вы куда-то выходили». Выходили… Выход!
Несусь в прихожую, осматриваю ее очень внимательным взглядом.
И вдруг замечаю то, чего раньше в упор не видела. В углу над счетчиком, прямо у потолка располагается какое-то хитрое устройство, почти что напрочь заклеенное обоями.
Сколько тут жила, ни разу его не замечала! Как могла не заметить?
Пододвигаю стул, пытаюсь добраться до него рукой, и не выходит. Рост маловат, чтобы достать до потолка. Тогда иду в кладовую, достаю деревянную швабру, и, вооруженная этим древним инструментом по наведению чистоты, возвращаюсь в прихожую. Поднимаю швабру и что есть силы стучу по гадкому устройству.
На тебе, камера! На тебе, Глеб! На тебе, Антон!
Идите вы все в жопу!
Возвращаюсь в комнату, проверяю, на месте ли карта, которой меня снабдил Глеб. Затем нахожу среди вещей свой старый рюкзак, с которым когда-то приехала в Москву. Решаю, взять с собой. Туда помещается мой новый ноутбук и графический планшет, с помощью которого я училась рисовать в последний месяц, плюс кое-какие вещи.
Достаточно для новой жизни.
Глава 46. И мыши тоже иногда становятся тигрицами
Мира
Сижу в приемной мэрии своего родного городка. Трясусь как осиновый листик… Да что там, он мне завидует по-черному, ибо у него так дрожать никогда не получится!
Жду, пока секретарь доложит обо мне. Она как раз зашла в кабинет Валерия Андреевича Горцева, моего бывшего свекра.
Секретарь шла к нему с кипой документов. Наверное, придется долго ждать, пока он с ними разберется. А потом, не факт, что он захочет меня видеть. Но я твердо решила — не уйду, пока он меня не примет, и мне есть что ему сказать. Сколько бы я тут ни просидела…