( Не ) мой ребенок

Жалею о своих словах сразу же, как только оказываюсь за дверью квартиры Мирославы. Не хочу от нее уходить. Мне физически некомфортно от того, что я оставляю малышку одну. Хоть приковывай себя наручниками к ее двери, честное слово.

А вдруг к ней ночью опять наведается этот псих в зеленой шапке? Вдруг именно ее квартиру решат ограбить какие-нибудь психи? Или, скажем, у соседей начнется пожар и перекинется на ее квартиру, а на дом вообще упадет метеорит…

Этих «вдруг» мое больное воображение придумывает еще тысячу. Причем это в лайтовой версии! В хардкорной счет идет на миллионы.

Мне нужна моя Мирослава. Она нужна мне сейчас…

Пусть я не буду заниматься с ней сексом. Да боже мой, я к ней даже не притронусь, но пусть она будет рядом, под моей защитой. Чтобы я мог в любую минуту увидеть ее, прикоснуться, поцеловать. Ладно, я согласен без поцелуев!

Успокаивает лишь то, что я сразу узнаю, если она кого-то впустит или выйдет сама, благодаря камере в коридоре. Эта мысль позволяет хоть немного выдохнуть.

Еду домой как в тумане. Все еще не верю, что я оставил ее там одну.

Весь следующий день тоже проходит будто мимо меня. Я что-то делаю на работе, с кем-то говорю, даже умудряюсь провести совещание, а мысли лишь о ней и нашем ребенке.

Ближе к вечеру начинаю не на шутку волноваться.

Она могла бы хоть раз за эти сутки мне позвонить. Мне много не надо — просто рассказала бы, как у нее дела, как провела день, что нового делала. Минута-две ее воркования в трубку значительно улучшили бы мое настроение. Стало бы легче дышать.

Но она молчит!

Будто издевается надо мной. Это ее способ показать мне, что я неправильно себя повел?

Радует лишь одно — дома меня больше не ждет Анжела. Она уехала, как я ей и велел. Я не смог бы больше жить с ней при любом раскладе. Как только я коснулся губ Мирославы, жена стала для меня чужой женщиной. Да и была ли когда-то родной? Теперь я в этом вовсе не уверен.

Засовываю гордость в задницу, первым набираю Мирославу.

Гудок, два, три… семь. Ответа нет.

Не позволю себя игнорировать!

Тут же пишу ей: «Мирослава, что за цирк? По договору ты всегда должна быть на связи».

Ее ответ приходит почти сразу: «Извини, была в душе. Что-то случилось?»

— Случилось, мать твою за ногу, — рычу себе под нос. — Я видеть тебя хочу!

Но я ведь пообещал ей неделю на размышления, так ее растак. Кем она меня посчитает, если сегодня же потащу ее к себе домой? Отметаю эту мысль, какой бы соблазнительной она ни была.

«Просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь», — специально выбираю максимально мягкую формулировку, чтобы она расслабилась.

«Норм», — отвечает она.

И все.

Четыре гребаных буквы.

Ей букв для меня жалко?!

Тут же сатанею, борюсь с сильнейшим желанием вышвырнуть телефон в окно.

Медленно массирую виски, откинувшись в кресле в своем кабинете, пытаюсь прийти в себя.

А потом неожиданно вспоминаю: раз она не выходила из дома, может быть, ей нечего есть! Она же несколько дней не была у себя в квартире, а потом упорхнула туда, скорей всего даже не забежав в продуктовый. И потом туда не ходила. Знаю это, потому что из дома она не выходила. Мне не пришло ни одного уведомления с камеры, установленной в ее прихожей, а значит, входная дверь не открывалась.

Есть ли у нее еда? А вот и повод наведаться в гости. Я же не могу позволить моей девочке голодать. Она ведь беременна моим сыном.

Довольный собственной идеей, я тут же ухожу из офиса и иду в ресторан европейской кухни, заказываю сразу несколько блюд. А потом с кучей пакетов являюсь к Мирославе.

Она открывает не сразу. Видно, что удивлена моему появлению.

— Привет, — выдыхаю, жадно ее разглядывая.

Она опять в своей дурацкой вязаной кофте, но сейчас меня даже это не бесит. Я так рад ее видеть, что она сгодилась бы мне даже в мешке из-под картошки. Или без оного… Да, однозначно лучше без.

— Глеб, ты же дал мне неделю… — охает она раздосадованно.

Ее реакция ранит.

— Я просто привез тебе еду, ничего больше, — отвечаю сухим тоном.

— Спасибо… — шепчет Мирослава.

Замечаю, какие бледные у нее губы. Да и сама она бледная.

— С тобой все нормально? — спрашиваю, жадно ее оглядывая.

Изо всех сил борюсь с желанием ее поцеловать.

— Все норм, — кивает она.

Опять это норм, будь оно неладно!

Мы стоим на кухне как неродные. Она переминается с ноги на ногу, ей явно не комфортно в моем присутствии. Сесть не предлагает, но уходить аллергически не хочу.

— Пригласи меня на ужин, — говорю напрямик.

Она замирает, распахивает свои волшебные карие глазищи и тихо шепчет:

— Извини, я не смогу при тебе есть…

О, чего мне стоит не взорваться прямо на месте. Эта ее фраза мне как серпом по причинному месту. Я что, такой монстр, что со мной нельзя даже поужинать? Адски хочется как следует проораться.

— Это с чего вдруг? — интересуюсь делано безразличным голосом.

Мирослава не отвечает, просто опускает взгляд.

Еще недавно уплетала за обе щеки за моим столом, и мое присутствие ей нисколько не мешало.

Нехотя иду к двери. А что еще мне остается?

— Ну пока? — говорю в прихожей.

— Пока, — кивает она все с тем же грустным видом.

Никогда ее такой подавленной не видел.

Когда она закрывает за мной дверь, еще некоторое время стою на лестничной клетке в надежде, что выглянет, все-таки пригласит провести с ней время. Но все тщетно.

Не понимаю, что такого ужасного я сделал? Мирославе сейчас правда было бы лучше, если бы в ней рос ребенок Анжелы? Ну бред же!

Или так переживает за сохранность своих яйцеклеток? Это все равно, что каждый мужик переживал бы за любой случай, когда его семя пропадало зря.

Ладно, Мирослава не мужик, а чувствительная девушка… Слишком чувствительная, я бы даже сказал.

Приказываю себе успокоиться и оставить ее на ближайшую неделю.

Пусть подумает, с какой стороны бутерброд намазан маслом. Поймет, что со мной ей будет лучше, чем без меня. Пусть соскучится… Она же может по мне соскучиться, так?

Больше не приеду к ней и не позвоню до следующей недели ни разу.

Однако и на другой день так же срываюсь вечером с работы.

Занимаю наблюдательный пост у ее окон и жду, жду…

Как последний осел повторяю эту египетскую пытку и следующей ночью, и потом. Приезжаю к ее дому и смотрю в окна. Ровно в одиннадцать она выключает свет, ложится спать, а я все сижу в машине, только спустя какое-то время рулю домой.

Так проходит эта бесконечно долгая неделя. Неделя сплошного игнора с ее стороны.

Глава 32. Мышь

Мира

Я слышу звонок в дверь и невольно вздрагиваю.

Все, пути назад нет, он приехал за мной.

Мне не надо смотреть в глазок, чтобы узнать, кто за дверью. Я кожей чувствую присутствие Глеба Орлова. К тому же он с утра написал мне сообщение, где указал, в какое время за мной заедет, и уточнил, что к этому часу я должна быть готова.

Я и правда собрала вещи.

Но даже близко не готова к нему переехать…

Как я могу жить с человеком, который хотел забрать моего ребенка? Он что, вообще разницы не видит? Мой ребенок или его жены. Это дикость!

Ишь ты, нашел кукушку. А если бы он не узнал, что это мой первый малыш, так и настаивал бы на том, чтобы его забрать? Ведь он приехал убедить меня его отдать. И если бы не секс, совершенно непонятно, чем бы кончилось дело.

Я ему не верю ни на грош.

А главное — не понимаю, зачем ему я? Он хочет использовать меня в качестве секс-игрушки и матери для ребенка? Никого другого не нашел? Скорее всего, жена ему просто надоела… А тут я. Вся такая с полпоцелуя на все готовая…

Фу.

Противно и стыдно, что так легко позволила ему все, что он хотел.

Ох, как бы мне искрутиться, чтобы не зависеть от милости Глеба? Стань я самостоятельной, способной прокормить себя и ребенка, мне было бы на что надеяться. А без кола и двора кто я? И кто при таком раскладе отдаст мне ребенка?