Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 8



– Уважаемый Харон, вы из античного греческого мира, а меня не зря родители назвали Платоном! Может быть, я умру, как кто-то из великих мыслителей античности, которых человечество помнит и читает уже полторы тысячи лет? А?

– А сам ты что написал? – спросил Харон, почёсывая узловатыми, задубевшими скрюченными пальцами всклокоченную бороду.

Вопрос застал мэра врасплох.

– Э-э-э… М-м-м… А! Я… я был в нашем городском театре на встрече с труппой и сделал целый ряд очень правильных и точных замечаний по одной пьесе! После моей критики – режиссер мне сам рассказывал – в постановку сразу же были внесены изменения!

На лице Харона впервые отразилось что-то похожее на удивление. Он взмахнул рукой, и мэр увидел статного грека в длинной тунике. Харон торжественно провозгласил:

– Отец трагедии, великий Эсхил. Лично я обожаю его «Орестею»! Когда я перевозил его в царство мёртвых, я остановил лодку посреди реки и заставил его прочитать мне свою трагедию! Слёзы умиления выступили даже на моём лице!

– О да! Я выберу этого величайшего грека! – воскликнул Платон Ефимович, мысленно уже читая предисловие к своей биографии из серии «Жизнь замечательных людей» и посмертному переизданию своих мемуаров. – Как умер сей великий муж?

– Орёл нёс пойманную черепаху и увидел внизу лысину Эсхила. Он подумал, что это камень, – и вот, чтобы разбить черепаший панцирь и склевать нежное мясо, сбросил её прямо ему на голову. От удара Эсхил мгновенно умер!

– М-м-м, а можно другого великого грека? – резко передумал градоначальник, представив себя в гробу с разбитым черепахой черепом. – Может, философа какого?.. Вот одно моё интервью назвали самым философским интервью политика!

– Про что там? – тут же поинтересовался Харон.

– Ну, я сказал тогда перед третьими своими выборами, что не держусь за свое место, привилегии, зарплату мэра, что не надо переживать о том, что зависит не от тебя, а от народа!

– Хм, да ты стоик, человек! Признаться, стоицизм и мне симпатичен. Погоди, дай вспомнить… – Харон задрал голову к потолку. – Точно! Хрисипп! Великий Хрисипп для тебя подходит!

– Не слышал, но звучит прекрасно! – воскликнул увлечённый процессом Платон Ефимович и осторожно уточнил: – А как он умер?

– Осёл съел его смокву, и Хрисипп попросил для него вина, чтобы осёл промочил горло. От этой прекрасной шутки он так хохотал, что тут же и умер от смеха!

– Нет, нет, нет! Пойми Харон, я всё-таки политик! Это как на войне пробыть всю жизнь – вокруг заговоры, предательство… А выборы – они как постоянная война… Понимаешь? В этом-то я без всякого преувеличения – прекрасный профессионал!



– Да? Хм, есть! Есть у меня для тебя Великий Митридат Евпатор! Вечный Рим неделю праздновал его смерть. Сам Цицерон славил смерть этого правителя! Сорок лет он сражался с римскими легионами. Пантикопей был при нём чуть не столицей всего мира. Его родной сын Фарнак предал отца и поднял мятеж. Митридат был настолько мудр, что обезопасил себя от врагов тем, что с юности приучил свой организм к ядам, и никто не мог его отравить!

– А он как умер? – настороженно спросил очарованный величием понтийского царя Платон Ефимович.

– Он снял со своего пояса страшный яд, дал его своим дочерям, а потом выпил сам, чтобы не попасть в руки врагов. Дочери тотчас упали замертво, а он даже не потерял сознание, и тогда…

– Нет, нет, не надо Митридата, пусть даже и Цецерон про него говорил… Не надо! Вообще-то политикой не только в античности занимались – в истории масса других замечательных правителей! Король какой-нибудь, или там император…

– Хорошо, неблагодарный! Возьми тогда Карла Второго Наварру по прозвищу Злой! Вот кто воистину был великий политик! А как он умер! Как умер в 1378 году в своем замке Сан-Педро! Служанка обернула его, простудившегося короля, с ног до головы в холстину, пропитанную бренди… Ты любишь бренди, кстати? Вот! И нечаянно, отрывая нитку и держа в руках свечку, подожгла холст. Пропитанный бренди холст вспыхнул, и Карл Наварра мгновенно сгорел заживо!

– Не-ет! Нельзя ли что-то поспокойнее и величественнее! – выйдя из себя, закричал на Харона мэр города N.

– Не вопрос! Я вот вижу, что ты большой гурман! – нисколько не смущаясь, продолжал Харон. – А пробовал ли ты великолепный шведский десерт «семла»? О-о-о, это божественные булочки! Я их пробовал, когда переправлял на тот свет славного скандинавского короля Адольфа Фредерика, который умер, съев после обеда сразу четырнадцать булочек «семла»!

Разговор мэра с Хароном тянулся и тянулся, а решения всё не было. Платон Ефимович вспоминал и вспоминал свои замечательные качества и особенности характера, но никак не мог выбрать, на кого из великих ему походить в своей смерти. Вспомнили императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссу – Рыжая Борода, но он во время Крестового похода просто упал с коня в ручей и утонул из-за тяжёлых доспехов, что совершенно не устраивало мэра. Отказался он и от умницы Хамаюна, падишаха Империи Великих Моголов, потому что тот поскользнулся в своей библиотеке со стопкой книг и разбился насмерть. В этой смерти Платону Ефимовичу не понравился намёк на его не написанные пока мемуары. На Мартина Первого, короля Арагона, упал собственный шут, и мэр с негодованием вспомнил о своём заместителе. Услышав о смерти Карла Восьмого, который, проходя через дверь, ударился головой об косяк и умер, Платон Ефимович даже обвинил Харона в коварстве.

Конца разговору не было видно, как вдруг раздался грохот, и мэр города открыл глаза. Он лежал на полу в собственной комнате отдыха, свалившись во сне с дивана. «Бред какой! Приснится же!» – подумал глава города, как вдруг увидел разбросанные рамки с благодарственными письмами и фотографиями. Что-то странно заскребло на душе Платона Ефимовича. Он встал, вышел из комнаты и набрал в поисковике рабочего компьютера: «Смерть Эсхила»…

К вечеру в психиатрической лечебнице раздался звонок из мэрии. А еще через полгода в её стенах скончался знаменитый на весь город N пациент.

Виконт и Васька

Жил-был кот Виконт в городской квартире. Серый, сытый, с плотным блестящим мехом породистый британец. Детей хозяйских к себе близко не подпускал, ходил по квартире вальяжно, словно показывая всем своим видом, кто тут хозяин. На самом деле он себя и считал хозяином, на этот счёт имел даже собственную убедительную теорию. Суть её сводилось к тому, что весь мир был устроен специально для него, Повелителя. Все окружающие живые существа в квартире были слугами, распределившими между собой обязанности по отношению к нему, великолепному Виконту, кошачьим Богом избранному Сверхкоту. Хозяйка должна была его кормить и мыть миску, младший сын обязан был его веселить ленточкой, старший должен был включать ему каждый день Интернет, а в должностные обязанности хозяина входило выносить за ним туалет и почёсывать Виконта за ухом, когда тот решал посмотреть телевизор.

Квартира, естественно, воспринималась как личная собственность, в которую именно он, Виконт, пустил свою прислугу на проживание исключительно по доброте и милости. Как требовательный и справедливый властелин Виконт периодически ругал нерадивых слуг, когда те лентяйничали и слишком долго спали, вместо того, чтобы встать и накормить хозяина. Или когда дармоеды не вовремя выносили его туалет. Тогда Виконт демонстративно делал свои дела в неположенном месте, а потом распекал тунеядцев, наблюдая за экстренной уборкой с дивана.

Только один неприятный факт не вписывался в его теорию, а именно – поездки в деревню. Кота, если тот не успевал надежно спрятаться, насильно, нарушая все его права, запихивали в тесную клетку, целый час трясли по кочкам, затем высаживали в деревянном доме, где было много неприятных запахов, звуков и насекомых, которых Виконт терпеть не мог. Так и сидел он под столом со свисающей до пола кружевной скатертью в деревенском доме недовольный все выходные, рассуждая о том, что даже монахам в Средневековье несколько раз в году прощалось хулиганство и бражничество на маскарадах – что же говорить о его нерадивой домашней прислуге?