Как родные

Правда после, когда все Ламановы за исключением Ларчика загрузились в Васину машину, угостившаяся наливочкой подруги свекровь сказала:

— Надо бы до вас доехать и посмотреть, а то на фото и цвет непонятный, и не ясно как оно с остальным гармонирует.

— На сегодня нагостились, — ответил ей муж.

— Да, — согласилась она. — Потом как-нибудь.

Вот и получалось, что ничего выдающегося в Дашиной жизни не происходило, глобально не менялось, но шло так хорошо, что даже хорошечно.

Зато на следующий день кое-что перевернулась для Натальи Васильевны Ламановой.

Оксана или наивная дура

В воскресенье Оксана пришла к друзьям одна, посидеть без детей, поговорить о своём перед отъездом. На третьем часу посиделок, когда сильно захмелевшая подруга в сотый раз поблагодарила Ламановых за то, что они всегда им помогали и присматривают с Олесей, Наталья Васильевна покаялась.

— Плохо присматриваем, раз её парня проглядели.

— Вы бы всё равно ничего сделать не могли, не умеем мы хороших парней выбирать. Бабушка у деда была неофициальной женой, он себе с ней вторую семью после войны завёл и жил на два дома. Папа в сорок лет от пьянки умер. У сестры жених был, о свадьбе сговорились, позволила ему всё, а он в город за деньгами уехал с концами. Другой с ней без росписи первые десять лет жил, а она молчала, ведь уже порченный товар, благо, что зарабатывал хорошо, дом родителей отремонтировал так, что по телевизору можно показывать в передачах про ремонт, и потом всё же расписался, когда понял, что болен, и умереть одиноким испугался, — сделала она краткий экскурс в истории любви женщин своего рода. — Я думала, что у меня всё правильно, любовь с первого взгляда, ребёнок и вместе на всю жизнь, а получилось, сами знаете как. Наверное, Олесе кто-то похожий попался.

— Ты не сравнивай, — недовольно поджала губы Наталья Васильевна. — Она себе сама живот наглаживает, а вы почти пятнадцать лет с Пашкой вместе прожили, ты эти годы радовалась, и папа у дочки был.

— Радовалась, — наклонила голову к плечу Оксана, пока перед её глазами мелькали кадры из прошлого.

— Не в мужиках счастье, — вставил свои пять копеек Иван Владимирович.

— И не в бабах, — ответила ему жена.

— А в чём оно? — задалась вопросом её подруга.

— В семье, — ответил мужчина, подмигнув супруге. — В доме, где тепло, вкусно и посмеяться можно, и в поддержке близких. У нас у всех это есть.

— Хороший тост.

Чокнувшись с друзьями и опустошив очередную рюмочку, Оксана продолжила говорить о годах замужества, а потом вдруг спросила:

— Вань, скажи правду, он же не к своей первой полюбовнице ушёл, до этого тоже подружки были?

— Да какая теперь разница? Не будем ворошить.

— Большая разница. Я за гуляку вышла, или у нас любовь прошла, и он полюбил другую? Если первое — я дура наивная, а он кабель, если второе — грустно, но так бывает.

— Все мы иногда наивные дуры, — успокоила подругу Наталья. — А сама как думаешь?

— Думаю, погуливал. Не как Иван один раз позволил себе вдалеке от дома, а всю дорогу.

— Что я позволил? — не понял Ламанов.

— Расслабиться в последний день вашей с Пашей командировки. Это ещё до Васиного рождения было, я молодой была, казалось, нужно быть честной, сейчас бы я про тебя рассказывать Наташе не стала.

— Не понял, ты про что говоришь?

А вот Наталья Васильевна поняла, о чём идёт речь, но остановить неприятное для себя обсуждение не успела, развязавшийся от выпитого язык Оксаны был быстрее, и она напомнила Ивану обстоятельства, при которых он согрешил. Вот ведь память у неё! Она назвала год и город, где это произошло, даже название фирмы, с которой партнёры заключили договор, и должность одноразовой любовницы.

— …не звонил, и я сама номер гостиница нашла, ваши фамилии администраторше назвала, она замялась, что беспокоить постояльцев не будет, и шёпотом рассказала, что один привёл гостью. Я думала опять переговоры, а потом Паша позвонил, по голосу слышно, что выпивший. Я спросила, что там за гостья, если вы уже сделку отметили, вот он тебе и сдал случайно.

— Не с чем ему было меня сдавать, это его гостья была. Паша с этой мамзелью быстро контакт наладил, но у неё то ли муж, то ли ребёнок дома, поэтому они в гостинице нашей уединялись, — вместо того чтобы брызгая слюной отнекиваться или клясться в вечной верности своей благоверной, как должен делать каждый уважающий себя неверный муж, с сочувствием сказал Оксане Иван Владимирович.

И пока его жена закатывала глаза, уже привыкшая к этой блестящей игре в невинность, их подруга хмурила лоб, беззвучно шевелила губами, а потом хлопнула ладонью по столу.

— Вот же дура наивная! — повторила данный себе же диагноз мама Олеси. — Я ведь когда про женщину услышала, сразу подумала на тебя, ведь Паша же меня точно любит и с нами так не поступит. И когда он позвонил, я сама заговорила, что тебя с гостьей видели. Получается, ему только подтвердить оставалось? — сопоставила данные она, разом побледнев. — Наташ, Вань, простите меня! Я не со зла, я бы никогда вам вредить не стала! Я же… Вы же для меня, для нас с Лесей столько…

Наталья потянулась к Оксане, которую стало трясти от прозрения и переизбытка чувства вины. Физически женщина всё также сидела между рядом с мужем и подругой, обнимая последнюю за плечи и повторяя утешающее:

— Ну-ну, хватит. Сто лет прошло, у нас у всех всё хорошо, чего сейчас слёзы лить. Хватит в этом копаться.

А внутри её разрывало от противоречивых мыслей и эмоций. То, как легко Оксана повелась на объяснение Вани, можно было бы списать на её доверчивость. Но этой же самой доверчивостью и слепым обожанием тогда ещё мужа можно объяснить её вывод, что с женщиной в номере был Иван, а не ушлый Пашка. Неужели, всё было именно так?

— …вольготно живётся. Одну бы я Олесю не оставила, пришлось бы вернуться, её то в деревню не потащить, а благодаря вам, она в городе не сирота, — вещала успокоившаяся подруга, а муж кивал и со слоновьим спокойствием жевал бутерброд.

«Не зря после жемчужной свадьбы на зубы потратились, а не на праздник и отдых, — проскользнуло у Натальи Васильевны, а потом она снова потерялась в каше из скепсиса, злости, неверия и беспомощности.

Женщина уже не помнила жизнь без мужа. Были какие-то фрагменты из детства: лица бабушек, речи родителей, клички одноклассников, страх перед учителями и экзаменами, но именно своя жизнь с радостями и трудностями, решениями и поворотами — рядом всегда был Иван. И последние двадцать восемь лет этой жизни она жила со знанием, что он один раз оступился, закрутил шашни с незнакомкой, съездив в командировку в город нечистоплотности и обмана, откуда позже приехала Васина Даша.

Время залечило боль от измены, обида забылась, поэтому ворчала и ругала мужа Наталья для порядка, провинился — заслужил наказание и должен получать. И это прощение, которое она подарила оступившемуся мужу, ради сохранения семьи, ради дочери и на тот момент ещё не рождённого, но уже любимого второго ребёнка, повлияло на её личность. Она гордилась им, как гордятся золотыми медалями, гениальными детьми или подвигами. Нельзя сказать, что женщина положила себя на жертвенный алтарь, ведь любить мужа она никогда не переставала, и семейная жизнь их была счастливой, но измена и прощение отразились на её отношении ко всему вокруг: к взгляду на мир и взаимоотношения, к себе, к мужу и даже к детям.

И теперь она вот так просто должна поверить, что Оксана ошиблась, а Пашка её обдурил, оболгав друга? И принять новую реальность, где Ваня, учитывая незаслуженные обвинения и её издёвки, практически святой, а сама Наталья Васильевна мегера, мотающая ему нервы почём зря больше четверти века?

— Чего притихла? Устала? — спросил Иван Владимирович. Он через окно в зале проследил за тем, что Оксана благополучно села в такси, прихватив со стола салатник и плоское блюдо, вошёл в кухню и обнаружил сидящую в темноте жену, которая своим действием, а точнее бездействием нарушала свою же традицию браться за посуду, как только гости встали из-за стола. — Давление мерила?