Кузня Крови

Судя по тому, что отчётливо заметный в пыльном воздухе луч света давно исчез, за пределами пещеры наступил вечер или даже ночь.

И я позволил себе перерыв. И два глотка воды. Кто его знает, будут ли нам давать ещё воду за эти десять дней или этот кувшин всё, на что можно надеяться во время перековки? Уж лучше не тратить лишнего, хотя очень хотелось обтереться, смыть с себя пот и каменную пыль, которая меня покрывала.

Через несколько ударов сердца я окончательно уверился, что Каразон больше не освещает землю, а на его месте плывут две сестры луны.

В углу пещеры сгустились тени. Мои тени. Поплыли ко мне, тяня руки-лапы:

— Ха-а-ас-с…

Я со злостью выдохнул. А ведь до последнего надеялся, что до соседних камер с птенцами достаточно близко, чтобы эти твари не появились.

С отвращением дождался, когда первая из них коснётся плеча, вымораживая плоть. Жаль, что дёргаться раньше бессмысленно — тени бесплотны и не обращают внимания на мои трепыхания. А вот через миг после того, как проморозят прикосновением — словно соскальзывают с меня. Достаточно просто шевельнуться.

Неожиданно по тоннелю прокатился крик, затёк сквозь решётку и гулко отразился от стен:

— Эй! Парни! Давайте хоть перекликнемся. Я Фату! Из Великого дома Опулето. Задрался уже прыгать с этими камнями, заплатил бы золотом за горячую девку и попрыгал бы с ней!

Я кивнул. Это похоже один из тех двоих союза севера, чьего имени я не успел узнать, но зато слышал ещё дома. Третий сын того самого Великого дома, про который уважительно отзывался отец. И через город которого мы проезжали с гаэкуджа Креодом.

Послышался новый крик, едва слышный:

— Я второй. Адан из Дома Макита. Всё бы отдал за блюдо горячей оленины.

— Третий. Эстро из Дома Хомбро. Мне бы сладкого вина из западных провинций.

— Четвёртый. Адалио из Великого дома Тенебро. Хочу нормальный меч, а не этот ржавый прут.

Я поднялся с подстилки. Точно. Про меч-то я и забыл.

Шагнул прямо сквозь тень, принялся перебирать верёвки, ища прут, на который ругался Адалио. Отыскал. По весу он оказался раза в три тяжелей даже той тренировочной громадины, с который я привык заниматься дома. Вот уж Флайм бы порадовался безжалостности здешних наставников.

Прислушиваясь краем уха к перекличке парней и их требованиям, которые становились все безумней и то и дело вызывали хохот у остальных, я встал у самой решётки, которая преграждала путь на свободу. Повернулся к ней спиной.

Тридцать шагов северной тропы могут начинаться как с правой, так и с левой ноги. Родившаяся на севере нашего королевства эта техника оттачивалась моим родом на протяжении самое малое сорока поколений. Однажды я видел совместную тренировку отца и Ирмая, владыки Хонесто, Дома севера. Отца Хасока, к слову. Так вот, его исполнение шагов отличалось от тех же шагов отца.

Шаги я выучил в десять. Мне же сейчас нужно было совместить их с движениями рук, плеч и корпуса. С Мечом льда и света.

Шаг вперёд с левой ноги. Меч вперёд, в первую позицию. И плевать, что это всего лишь железный и ржавый прут. Плевать, что ещё год огонь души может выплёскиваться из меня только во внешних техниках. Ко дню посвящения любой наследник должен выучить все тонкости родового пути меча.

Шаг правой, довернуть стопу, опуская её на камень сразу всей поверхностью, чуть согнуть колени приседая. Меч вперёд, рассекая воздух стремительным выпадом. Раз, два, три. Это первое умение Меча льда и света. Дождь клинков. Который я бы сейчас с радостью обрушил на тени, заполнив всю эту пещеру образами меча и разрывая их на тысячи клочков.

Если, конечно, на них это вообще подействует.

Плевать.

Двигаемся дальше…

Раздался крик, потревоживший мою сосредоточенность:

— Эй! Чего-то маловато? Кто там молчит? Камнями подавился?

Я приставил ногу, завершая Тропу, опустил меч к бедру и крикнул, припомнив, какие цифры слышал последними:

— Пятьдесят второй. Лиал из Малого дома Денудо. Не отказался бы от свечи.

Совсем недалеко от меня кто-то засмеялся:

— И это тоже. Я рассадил лоб, пытаясь просто улечься.

Раздался искажённый расстоянием крик:

— Пятьдесят третий. Теодоро из Дома Вимару. Скажите мне, что у всех живот будто ножом режет от этого проклятого всеми Хранителями зелья!

Ответом ему стала тишина.

Следом по коридору прокатился безумный смех:

— Я так и знал, я так и знал. Будь прокляты эти пещеры, будь проклят этот Суав и весь его Великий дом. И будь проклят мой лживый отец — сынок, езжай, мне понадобится твоя помощь, помощь сильного сына. Будь он проклят! И будь проклята моя мать!

Я содрогнулся от жуткого захлёбывающегося смеха, который заполнил все коридоры.

***

Глебол на миг замер перед дверью, расправил на себе одеяние, согнал складки за спину, подтянул пояс с мечом и только убедившись, что выглядит безупречно, один раз стукнул кулаком по двери.

Дождавшись разрешения, скользнул в кабинет своего господина, Суава, владетеля Великого дома Верде.

Тот бросил на него лишь короткий взгляд, буркнул:

— Надеюсь, ты появился с добрыми вестями?

Глебол качнул головой:

— Простите, ваша светлость.

Суав откинулся на спинку стула:

— Что мне до твоих извинений? Четыре дня назад ты так красиво рассказывал этим мальчишкам, насколько древние традиции Кузни Крови, — Глебол замер в шаге от стола, с каждым словом всё громче говорящего Суава лицо его бледнело всё сильней и сильней. — Рассказывал, как суровы были первые наставники, как нетерпимы они были к пренебрежению долгом, — Суав грохнул кулаком по столу, — как карали лень!

Глебол сглотнул, Суав несколько раз втянул в себя воздух сквозь зубы, переводя дыхание, и уже гораздо тише спросил:

— За эти дни ты, старший наставник Кузни, по сути, полноправный хёнбэн замка, уже придумал, как я должен наказать того, чьи люди забросили службу, оставляют ворота замка без охраны, не следят за окрестностями с башен, не сторожат вход в подземелья?

Глебол сорвал с пояса ножны с мечом, вскинул их перед собой, сжимая сомкнутыми ладонями под эфесом:

— Господин, я приму любое наказание. Моя вина неоспорима.

Суав процедил:

— Думал, за эти дни я остыл?

— Господин…

— Молчи! Да, ты прав, я остыл. Мой отец приказал бы слугам поднести тебе чашу с ядом. Дед, пожалуй, прикончил бы тебя своими руками. Прадед приговорил бы тебя к смерти прохождением через мечи. И заставил бы участвовать в этом всех идаров Дома. А вот я что-то их недостоин. И дело даже не в эдикте, как ты понимаешь, — смерив опустившего взгляд Глебола, Суав хмыкнул. — На год лишаешься жалования. Растрясёшь жирок и наведёшь порядок в замке Кузни.

Глебол с облегчением сглотнул и поклонился:

— Конечно, господин. Вы очень милостивы, господин.

Суав махнул рукой:

— Оставь это. Ты не умеешь льстить, не пытайся и научиться. С чем вообще явился?

— Они начали умирать, господин. Уже двое. И такого я ещё не видел, — Глебол покрутил головой. — Один истёк кровью из всех пор на теле, а у второго кости проросли сотнями шипов и пробили его изнутри.

Суав сквозь зубы прошипел ругательство, в раздражение пихнул бумаги в сторону:

— Что хуже всего в этом деле, так это то, что я никогда не могу быть уверенным в этом проклятом зелье.

Глебол выждал время и осторожно спросил:

— Почему господин?

Суав ухватил один из пергаментных листов на столе и швырнул в Глебола:

— Потому что наш род тщательно описывает каждую порцию, пытаясь разгадать секрет, а оно понемногу меняется каждые несколько десятков лет!

Глебол перехватил лист, поднял его к глазам и всё так же негромко предположил:

— Тут уж ничего не поделать. Предки ушли, кровь королевского Дома тоже слабеет, неудивительно, что состав на их крови меняется, — хмыкнул. — Тут такое варево, повторить его…

Суав прошипел, заставив его поперхнуться словами:

— Ты забываешься.