Страница 5 из 28
В письме от 1 июня 1913 года Есенин выступает радетелем за бедный русский народ. Поводом к этому послужил рассказ Бальзамовой о краже в их селе коровы и осуждение кражи местным священником. По мнению молодого поэта, это ерунда по сравнению с тем, в какое положение поставлен народ, и он спрашивал «любимую»: «Почему у вас не возникают мысли, что настанет день, когда он (народ. – П. Н.) заплатит вам[3] за все свои унижения и оскорбления? Зачем вы его не поддерживаете – для того, чтобы он не сделал чего плохого благодаря своему безвыходному положению? Зачем же вы на его мрачное чело налагаете клеймо позора? Ведь оно принадлежит вам, и через ваше холодное равнодушие совершают подобные поступки».
Конечно, все вопросы были риторическими, и свою филиппику Сергей заключил примирительной фразой: «Конечно, милая Мария, я тебя ругаю, но и прощаю всё по твоей наивности».
Продолжительная связь с девушкой (хоть и платоническая) уже надоедает Есенину, и он с раздражением спрашивал в письме: «Зачем ты мне задаёшь всё тот же вопрос?» Но на известные вопросы так реагируют только в одном случае: когда не хотят их слышать. Понимая это, адресат Марии поправился: «Ну конечно, конечно, – люблю безмерно тебя, моя дорогая Маня. Я тоже готов бы к тебе улететь, да жаль, что все крылья в настоящее время подломаны».
Надломаны сейчас, а как в будущем, желательно ближайшем? О, поэт ждёт его, надеется на лучшее: «Наступит же когда-нибудь время, когда я заключу тебя в свои горячие объятья и разделю с тобой всю свою душу. Ах, как будет мне хорошо забыть все свои волненья у твоей груди».
И тут же сомнения. Или намёк? Не обольщайся, мол, пустыми надеждами: «А может быть, все это мне не суждено! И я должен влачить те же суровые цепи земли, как и другие поэты. Наверное, прощай сладкие надежды утешенья, моя суровая жизнь не должна испытать этого».
Словом, успокоил, взбодрил «любимую».
Отправив Марии столь двусмысленное по содержанию письмо, Есенин решил, что она всё поймёт правильно и больше надоедать ему не будет. Своими дипломатическими способностями поспешил поделиться с Гришей: «Письмами её я славно истопил бы печку, но чёрт намекнул меня бросить их в клозет. Бумага, весом около пуда, всё засорила, пришлось вызвать водопроводчика».
Но девушка, обеспокоенная состоянием любимого (его выговор ей, его ни «да», ни «нет» на её прямые вопросы), ответила молниеносно. Это был бальзам на душу, но пришлось оправдываться. Об уничтоженных письмах Сергей выдал, конечно, другую версию, чем Грише:
«Я подумал, что я тебе причиняю боль, а потому ты со мной не желаешь иметь ничего общего. С тяжёлой болью я перенёс свои волнения. Мне было горько и обидно ждать это от тебя. Ведь ты говорила, что никогда меня не бросишь. Ты во всём виновна, Маня. Я обиделся на тебя и сделал великую для себя рану. Я разорвал все твои письма, чтобы они более никогда не терзали мою душу».
И в этом, конечно, виновата она, Мария: «Но виновата ты. Я не защищаю себя, но всё же, ты, ты виновная». (В этом весь Есенин: никогда никакой вины за собой он не признаёт – он всегда прав, потому что – гений[4].)
Виновна, но тем не менее: «Надеюсь, что ты мне всё простишь, и мы снова будем жить по-прежнему, и даже лучше. Глубоко любящий тебя С. Есенин».
Конечно, Мария простила (и впредь Есенина будут прощать все женщины без исключения). Ободрённый поэт в следующем письме (от 20.06.13) уже не стенал, а заговорил о литературе. Сообщил об окончании драмы:
Как бы между прочим спрашивал Марию, не читала ли она в журнале «Русское слово» статьи Яблоновского:
«Я с ним говорил по телефону относительно себя, он просил прислать ему все мои вещи. У меня теперь много.
Теперь у меня есть ещё новый друг, некто Исай Павлов, по убеждениям сходен с нами (с Панфиловым и мною), последователь и ярый поклонник Толстого, тоже вегетарианец. Он увлекается моими твореньями, заучивает их наизусть, поправляет по своему взгляду и наконец отнёс Яблоновскому. Вот я теперь жду, что мне скажут».
И в заключение: «Стихотворение тебе я уже давно написал, но как-то написать в письме было неохота. Но пересилил себя, накропал:
В июле 1913 года исполнился год пребывания Есенина в старой столице. За это время он вошёл в жизнь большого города, поучаствовал в рабочем движении, был благожелательно принят в писательскую среду (Суриковский литературный кружок), его стихи положительно оценили поэт И. Белоусов и историк русской поэзии XIX столетия П.Н. Сакулин. А М. Бальзамова всё представляла его таким, каким увидела на гулянье в Константинове. Поэтому Сергей не без основания писал ей:
«Читаю твоё письмо и, право, удивляюсь. Где же у тебя бывают мысли в то время, когда ты пишешь? Или витают под облаками? То ты пишешь, что не можешь дать своей фотографии, потому что вряд ли мы увидимся, то ссылаешься на то, что надо продолжить.
Ты называешь меня ребёнком, но, увы, я уже не такой ребёнок, как ты думаешь, меня жизнь достаточно пощёлкала, особенно за этот год.
Я был сплошная идея. Теперь же и половину не осталось того. И это произошло со мной не потому, что я молод и колеблюсь под чужими взглядами, но нет, я встретил на пути жестокие преграды, и, к сожалению, меня окружали все подлые людишки. Я не доверяюсь ничьему авторитету, я шёл по собственному расписанию жизни, но назначенные уроки терпели крах. Постепенно во мне угасла вера в людей, и уже я не такой искренний со всеми. Кто виноват в этом? Конечно, те, которые, подло надевая маску, затрагивали грязными лапами нежные струны моей души. Теперь во мне только ещё сомнения в ничтожестве человеческой жизни […] Я положительно от себя отказался, и если кому-нибудь нужна моя жизнь, то пожалуйста, готов к услугам, но только с предупреждением: она не из завидных».
С. Есенин
Эта самохарактеристика Есенина, конечно, не обрадовала Марию, так как показала, что она совершенно не знает поэта как человека. Не понравился ей и менторский тон в назиданиях любимого: по существу, они носили уничижительный характер:
«На курсы я тебе советую поступить, здесь ты узнаешь, какие нужно носить чулки, чтоб нравиться мужчинам, и как строить глазки и кокетливо подводить их под орбиты. Потом можешь скоро на танцевальных вечерах (в ногах твоя душа) сойтись с любым студентом и составишь себе прекрасную партию, и будешь жить ты припеваючи. Пойдут дети, вырастите какого-нибудь подлеца и будете радоваться, какие получает он большие деньги, которые стоят жизни бедняков. Вот всё, что я могу тебе сказать о твоих планах.
3
Вам – интеллигенции, к которой относилась Бальзамова, будучи учительницей.
4
В переписке с Бальзамовой Есенин помалкивал о своей гениальности, но с Гришей Панфиловым вопрос этот уже обсуждал.