Ветер с севера

— Иди, ложись и ничего не бойся. А я сейчас.

Тир поплелась обратно, поддерживая отвердевший, напряженный живот. Ана же, наскоро одевшись и заколов волосы, отправилась будить себе помощниц и раздавать указания. Закончив все немудреные приготовления, она поспешила к госпоже. Та уже зажгла свечи и теперь лежала, откинувшись на подушки. Глаза ее стали совсем круглыми, на лбу сверкали мелкие бисеринки пота. Ана подошла и деловито ощупала живот.

— Еще не скоро, девочка моя. В первый раз все не быстро. Вот у меня… — и Ана завела длинный подробный рассказ о своих первых родах, потом о родах своей дочери, которая уже несколько лет как вышла замуж и жила в двух днях пути, потом…

Тир, краем уха ловя ее равномерный успокаивающий шепоток, больше прислушивалась к себе, с напряжением ожидая новую схватку. Ближе к утру приступы боли стали учащаться, почти не оставляя ей времени на отдых, а потом вдруг накатила такая нестерпимая волна, что Тир не сдержалась и, перебивая Ану, закричала, заметавшись по подушкам:

— Мама! Мамочка! — взывала она к той, которую никогда не знала.

— Что? Великий лес! — Эристор, как подброшенный, выскочил из своей кровати в чем мать родила и остановился посреди комнаты, озираясь, топорща островерхие ухи и тараща глаза.

Ана, с нескрываемым удовольствием оглядев его стати, вернулась взглядом к перепуганному лицу и, усмехаясь, посоветовала:

— Ты бы оделся, эль-до. На тебя, конечно, приятно посмотреть, но все же…

Эристор, смутившись, принялся напяливать штаны, но все никак не мог попасть во вторую штанину и смешно прыгал на одной ноге, при этом стараясь не отрывать встревоженного взгляда от Тир.

— Ты на штаны смотри, а не на нее, недотепа ты, недотепа! Того гляди, свалишься, нос разобьешь. Вот будет потеха!

— Тир, голубка моя, началось, да? — не обращая никакого внимания на колкости Аны, спрашивал Эристор.

— Мне так больно!

— Побыть с тобой?

— Нет. Уйди. Мне будет неловко.

— Я тут недалеко, в коридоре постою. Ладно? Ты только позови, и я уже буду тут.

— Иди, иди, — Ана решительно вытолкала спотыкающегося Эристора за дверь.

Потом туда же был отправлен Волк.

— Ну вот, теперь можно и за дело браться.

— Ана! Я умираю! — извиваясь, кричала Тир.

— Не умираешь, а рожаешь. Это тебе, конечно, не мечом махать, но и ничего хитрого тоже нет. Сейчас управимся, вот увидишь, моя милая.

Она поудобнее уложила Тир, задрала на ней ночную рубаху и деловито уставилась в то место, через которое прошел раз в жизни каждый, рожденный женщиной. Тир метнула на нее быстрый отрешенный взгляд и вновь уставилась куда-то перед собой, судорожно дыша приоткрытым ртом… Накатила новая схватка, и она, откинув голову, застонала.

— Кричи, кричи. Мне всегда от этого легче становилось.

— О Ана! Как можно после этого решиться на следующие роды? Я больше никогда, ни за что! Близко к себе не подпущу мерзавца! Если этот сукин сын только сунется ко мне, отрежу все к черту! О! Ни за что! Никогда! И что я была за дура?

Ана только посмеивалась. Потом в очередной раз приложив руку к животу, посерьезнела:

— Хватит глупости болтать. Пора работать. Как скажу, будешь тужиться изо всех сил. Ну! Тужься! Еще, еще! Хорошо. Молодец. Теперь отдохни немножко. Вот так. Ну, опять! Тужься! Давай, девочка моя. Еще немножко потерпи!

Тир совершенно не соображала, сколько прошло времени — день, час или несколько минут. В голове кружилось, перед глазами плыли красные круги от отчаянных попыток вытолкнуть из себя плод.

— Мамочка! — взмолилась она вновь, от кончиков пальцев до макушки пронзенная схваткой, напрягая все силы, и вдруг в наступившей после ее истошного вопля тишине раздались совсем другие звуки.

Тир не сразу поняла, что это заплакал ребенок. Ее ребенок. Ее мальчик.

— Чудесная здоровенькая девочка, — возвестила Ана и, обтерев малышку теплой водой, бережно завернула в подогретые у камина пеленки.

— Как девочка? — слабо возразила Тир.

— Моя дочь! — ликующий возглас донесся через щель в приоткрытой двери.

Раздалась какая-то возня, и в ту же секунду счастливый отец, выдравшись из лап Эрика, который удерживал его все это время от попыток ворваться к роженице, влетел в комнату и упал на колени перед кроватью.

— Я же говорил, что дочь, — смаргивая откуда-то взявшиеся слезы, проговорил Эристор и бережно, словно она была из стекла, поцеловал руку Тир.

— Но в следующий раз…

— Ты же говорила, что теперь скорее кастрируешь его, чем подпустишь к себе, — подколола Ана.

— Она так сказала? — забеспокоился Эристор.

— Пожалуй, я все-таки погорячилась, — устало улыбаясь, пробормотала Тир и попросила. — Ана, дай мне малышку. Хочу взглянуть на нее. Ведь можно?

— Кому, как не мамочке? — растроганно проговорила та и осторожно вложила маленький сверток в протянутые руки.

— Как мы ее назовем? — спросил Эристор, наслаждаясь этим зрелищем.

— Ох, не знаю. Я все мужские имена выбирала…

— Может быть, Морин? Ее судьба еще до рождения была связана с морем.

— Мне нравится это имя.

— Будь счастлива, Морин, — нежно прошептал Эристор и коснулся губами крохотной щечки, а потом поднял голову и страстно припал к устам своей любимой.

Праздник по случаю рождения дочери у молодой хозяйки закатили такой, что вся округа долго вспоминала его. Сама Тир быстро оправилась после родов. Через пару недель она даже вышла на ристалище, где не появлялась уже несколько месяцев. Малышка тоже была здорова, ела с большим аппетитом, толстея день ото дня.

В конце мая, когда Морин уже было почти два месяца, ладью спустили на воду, готовя к дальней дороге.

— Что же будет с домом? — всполошилась Ана, с внезапной тоской оглядывая большое и надежное деревянное строение.

— Мы будем навещать его, жена, — заверил ее Эрик. — Так часто, как ты захочешь. И потом, мы же не оставляем его пустым. С Тир решили уйти лишь кое-кто из холостяков. Остальные будут жить здесь. Как и раньше.

— Но ладья? Она остается без капитана и без рулевого…

— Все будет хорошо, — перебила ее Тир. — Эрик уже давно обучает молодых дружинников. Теперь остается только решить.

— Я сделал выбор, — рулевой кивнул госпоже. — Я хотел бы оставить вместо себя, конечно на те разы, когда сам не буду выходить в море, Бьорндила. Он толковый малый, и силой его Духи не обидели.

— Согласна. Что же касается штурмана… Гаррик! — окликнула она.

Тот приблизился.

— Я назначаю Гаррика вашим капитаном, — так же громко продолжила Тир, обращаясь к дружине. — Он, конечно, молод, но ему сопутствует удача. Не первый десяток лет походов — и ни одной царапины! К тому же он знает звезды, ветра и течения, быть может, даже лучше меня. А еще смел, умен и честен. Вы согласны с моим решением?

— Ты наша госпожа и вольна поступать как пожелаешь без нашего на то согласия. Но… это хороший выбор, и мы с радостью принимаем его, — ответил за всех Роллон по прозванию Хитроватый — самый старый и опытный воин в дружине Тир.

— Что скажешь, Гаррик?

— Я тоже согласен. Кто ж откажется от такой чести, госпожа? Но…

— Но?!

— У меня есть условие…

Тир изогнула бровь и уперла руки в бока, готовясь выслушать молодого эльфа.

— Я хотел бы жениться… А для этого мне нужно ваше содействие.

— Ты получишь его, — заверил его Эристор, добродушно посмеиваясь над нерешительностью этого крупного сильного парня и уже забыв о своей собственной.

— Кто она, Гаррик? — удивленно спросила Тир.

— Она из Доме Рыжего клена.

— Когда ж ты успел? — еще больше изумилась Тир. — Мы там пробыли всего-то пару дней.

— Татиэ приезжала с госпожой Линиэль в Дом Красного дуба на свадьбу, — смущаясь, пояснил Гаррик.

— Если девушка согласна, считай, что она твоя, — торжественно пообещал Эристор и подмигнул.

— О, она согласна! — радостно выпалил Гаррик, и дружинники, столпившиеся вокруг него, захохотали, подталкивая его в спину и осыпая мало пристойными шутками по поводу методов убеждения, которые молодой капитан применял к девчонке.