Клей

Всех тварей по паре на ковчеге циклопа, и все имели право, изнывая от страха, находиться здесь, в аппаратной. Они надеялись и сомневались, ждали и проклинали. Ждали, когда же всё это кончится, а проклинали ту минуту, когда согласились на командировку на этот благословлённый дьяволом объект.

– Ну, медузка, ну, Горгонка, не подведи, – шептал Боря, выкручивая ручку подачи энергии на максимум.

На табло, вмонтированном в приподнятую крышку стола, заплясали оранжевые чёрточки, складывающиеся в человечков и тут же разваливающиеся на части. Столбики зарядов поползли вверх, как наглотавшиеся амфетаминов скалолазы. «Тууунь», – прозвучал сигнал готовности установки к работе. Эпель машинально поднял сложенные щепоткой пальцы в желании перекреститься, но вспомнив, что он никогда не был религиозен, опустил руку. По клавиатуре пульта управления, защёлкав кнопками, забегали длинные гибкие, как лапки у паука, пальцы Тулякова. Код набран, а никакого гула, дробной барабанной дрожи, никто не ощутил. Все ждали «Ух» эффекта, а на выходе ничего не происходило. Напряжение росло, рвало постромки, стремясь покинуть орбиту планеты Рассудок; люди стояли, затаив дыхание. И уже когда разочарование начинало закипать в их животах, выбрасывая пузырьки подступавшей апатии, слабости в их буркалах, жахнуло свистом так, что уши заложило. И прошло-то всего лишь мгновение после запуска установки Борей. Стены не тряслись, пол и потолок не ходили ходуном, лишь появился, возник, вылупился из пустоты, кристаллизовался из воздуха звук, наточенной под нож, ушной пробкой разящий глухотой барабанные перепонки.

На экранах монитора медуза заворочалась, встрепенулась и завертелась юлой, вспыхивая разноцветными фонариками скоплений люминесцентных клеток, словно новогодняя ёлка. Секунда и все мониторы погасли, изображение заглушил свист, обеднив его краски до всего лишь одной – угольно-чёрной. Циклопа окутали сумерки, подтекающие сиреневым туманом тьмы. Лёгкая дымка, появившиеся незнамо откуда, густела со скоростью идущего на таран локомотива на магнитной подушке. Вскоре здание объекта 1771/Х скрылось из посторонних любопытных взглядов, обросло сиреневой невесомой шубой и выстрелило, выпустив через око линзы струю чистой небесно-голубой энергии, сплетённой из пучков разной амплитуды и чистоты колебаний, между которыми гнездились призраки биотрансмутации первородных элементов. Послание отправили по адресу. Теперь оставалось надеется, что оно дойдёт до адресата, а не, потерявшись в пространстве, долбанёт обратной связью по нелепым, возомнивших себя богами, голым, мнящих себя разумными приматам. Надеяться пришлось недолго: всего через четыре секунды сообщение ударило точно по назначенной цели полигона, оправдав математику расчётов Тулякова.

На расстоянии пяти километров от квадрата загона полигона дежурили военные корабли – фрегат «Путинъ» и три ракетных катера. Они-то и стали свидетелями последствий удара, предназначенного трансформировать вещества, а по итогу пробившего дыру в пространстве.

Место, где с неба упала в море капля голубого огня, окутала сизая мгла. Она клубилась от центра, припадая алчными губами к границе периметра, стекая по невидимой преграде струями оливковой тьмы. Над эпицентром сгустились пепельно-серые тучи, выпустив наружу облепившее их бока хризантемами жёлтое содержимое раздутого ядовитой влагой брюха. От воды столбами вдарил пар, а небеса разверзлись малиновым ливнем.

Грубо изнасилованная природа бушевала несколько секунд. Основательно проблевавшись, вывернувшись наизнанку, она показала военным морякам то, что она вытянула из кишечника тела соседней с нашей вселенной. В прореху, прогрызенную залпом богомерзкой медузы, прежде чем её заживило, затянуло, как рану на боку у живучего солдата первогодка, успело всосать что-то огромное, геометрически правильное, приближающееся своими размерами к авианосцу. Химическая гроза прошла, остаточные продукты завершившегося успешно, но вообще не штатно и не так, как ожидали от реакции трансмутации, эксперимента оседали едкой пылью в бурлившее кислотными осадками резко потеплевшее море. В засечной мжичке четко вырисовывались рубленые грани коричневого силуэта вытащенного из иной реальности объекта. С плоским дном, как у баржи, он оставался неподвижен, никак не реагируя на лёгкое волнение бурлящего моря. Низкая посадка иновселенской баржи обеспечивала видимую устойчивость невообразимым переплетениям прямых углов палубных надстроек. Многогранник баржи вписывался в окружность, а его верхняя формация выглядела настолько необычно, что не укладывалась и надолго не задерживалась ни в одной нормальной голове, увенчанной службистской фуражкой-каской-пилоткой.

Стоило развеяться химическому туману и успокоиться морю, сглотнувшему все до единой капли мучнистого горячего дождя, моряки, сделав замеры показателей среды в квадратном столбе полигона, дождавшись прилетевшую с материка группу поддержки вертолётов, сделали полный вперёд. Вертолётчики, совершив несколько облётов вокруг баржи, не обнаружили никаких признаков жизни на палубе. Зато они сумели зафиксировать несколько овальных отверстий, из которых поднимались сизые змейки дымков. Баржа остывала или, наоборот, готовилась взорваться? На этот вопрос ответили термодатчики, температура корпуса стремительно понижалась, убегая от первоначальных 90 градусов по Цельсию к температуре окружающей баржу, взбаламученной химическими реакциями морской воды. Убедившись в отсутствии прямых угроз, на баржу отправили досмотровую команду.

Палуба баржи блестела цветом иных миров. На первый взгляд коричневая поверхность, словно облитая подгоревшим сахарным сиропом, когда на неё ступили моряки откликнулась на их появление лиловым сиянием, уходившим в корону чёрной ауры. Свечение ластилось к барже, как кот к ногам хозяина, не поднимаясь выше метра над уровнем палубы. Моряки, одетые в защитные костюмы ОЗК, шли по этому свечению, словно плыли в ведьминых болотных огнях.

Проникнуть внутрь баржи досмотровым морякам не составило труда. Те чёрные дыры, которые засекли с вертолётов, вели извилистыми, будто проеденными червями древоточцами великанами проходами на нижние палубы. Передвигаясь внутри баржи, бойцы не использовали фонари: стены излучали ту же непонятную смесь спектров нездешнего света, что и на палубе. Электронные приборы ориентации не работали, все киберпомощники людей вышли из строя. Моряки двигались наугад, совершенно потеряв чувство времени. Они не знали, сколько прошло часов или дней после их входа внутрь баржи, они перестали понимать, где находятся, в головы набивалась всякая бесформенная чертовщина мыслей. В извилистом лабиринте идентичных ходов, где на совершенно гладких стенах не было ни малейших ниш, зазубрин, сколов, трещин, а тем более дверей, отказывали органы чувств, люди чувствовали себя брошенными детьми, заблудившимися в бесконечных подземных пещерах. Кричи не кричи – бесполезно, всё равно никто на помощь не придёт.

Командир группы упорно шёл вперёд, таща за собой остальных, не отзываясь на обращения подчинённых, никого не слушая и не уговаривая. Он один из всех не потерял надежды или делал вид, что его такими штучками, как бесконечный разматывающийся под ногами клубок коридоров, не возьмёшь. Так долго продолжаться не могло, прошло бы ещё каких-нибудь пять-десять минут и нарыв зреющего бунта лопнул бы кровавым насилием и гноем паники и убийств. Командира бы смели и растерзали, выместив на нём всю накопившуюся в сердцах моряков злобу. Баржа не лучшим образом действовала на психику людей, искажая её эхом пустоты и предвестием приближающийся к ним бездны.

Повернув в очередной стотысячный, миллионный раз, командир вышел на простор пузыря внутреннего помещения. Коридор резко обрывался, заканчиваясь полой сферой. Сзади командира подпирали моряки, они, как автомобили на скользкой дороге, врезались один другому в бампер, продвигая многоножку образовавшегося затора вперёд. Командира так затолкали, что он еда сумел остановиться на крае пузыря, а иначе бы он скатился колобком вниз.