Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 21



– Возвращайтесь в палату, – ровным тоном говорит Снежане. Но она не сразу слушается, потому что волнуется обо мне безумно. Провожает долгим взглядом, пока меня ведут в приемный покой. И только скрывшись за поворотом, я перестаю чувствовать ее присутствие.

– Ой, опять, – вскрикиваю, за живот хватаюсь.

И вновь Береснева смотрит на циферблат, хмыкает многозначительно, но не говорит ничего мне.

– Я же не рожаю еще? Рано ведь? – с надеждой уточняю, а сама корчусь от спазма.

– Почему рано? Хороший срок для появления двойни на свет, – добивает меня врач. Мне и так страшно, а она масла в огонь подливает. – За мной, – на ходу зовет акушерку, не оставляя мне ни единого шанса на отступление.

– У меня же еще пессарий… – жалобно хнычу. – Вещи там, сумка, – взмахиваю рукой в неопределенном направлении, но тут же ладонь на живот возвращаю. Тянет, как магнитом. К моим рыжикам.

– Сейчас посмотрим, не беспокойся, – бубнит себе под нос врач. – Как малыши расположены? – уточняет у акушерки, а меня на кушетку усаживает полубоком.

– Последнее УЗИ показало тазовое предлежание, – заглянув в мою обменку, сообщает та.

– Хм, кесарить в таком случае придется, – вздыхает Береснева. – Впрочем. Давай на осмотр, – кивает на кресло.

С трудом забираюсь в него, мысленно ругая всех и себя заодно. А когда очередной приступ меня скручивает, то и отцу детей достается моего гнева. Интересно, где незнакомец сейчас? С женой, наверное. И все у него прекрасно. В отличие от меня…

– Какие же умнички малыши, – послушав и ощупав живот, по-доброму произносит Береснева. Какой-то аппарат прикладывает, но я зажмуриваюсь. И только каждое слово ее ловлю, потому что это касается моих рыжиков. – Развернулись и легли правильно. Решили поберечь мамочку, чтобы мы ее не резали, – ощущение, будто с детьми разговаривает, а не со мной. – Отлично.

Тихо перебрасывается парой фраз с акушеркой, проводит еще какие-то манипуляции. Но все так бережно, аккуратно, что я чувствую себя если не комфортно, потому что в таком положении это невозможно, то хотя бы нормально и не гадко. Выдыхаю, пользуясь небольшой передышкой между схватками.

– Естественные роды все-таки, – удовлетворенно подытоживает Береснева. – Судя по раскрытию, стремительные, – чеканит неожиданно строго. – Готовьте все срочно. Переводим в родильный бокс. Сейчас же, – приказывает акушерке.

Испугаться не успеваю, потому что дальше все происходит молниеносно и будто в сумрачной дымке. От боли, застилающей разум, я практически не ориентируюсь во времени и пространстве.

Позволяю медикам поступать со мной, как с куклой тряпичной. Послушно выполняю их приказы, а голос Бересневой для меня и вовсе служит маяком, словно я – корабль, терпящий крушение.

Схватки становятся чаще, разрывают меня изнутри. Заставляют кричать и плакать, едва не терять сознание. Собираю жалкие ошметки сил, чтобы сосредоточиться на рекомендациях. Дышу так, как диктует акушерка. Напрягаюсь и расслабляюсь по ее указке.

А еще… молюсь… Чтобы все с рыжиками было хорошо. И мысленно прошу у них прощения за то, что отдать их собиралась чужим людям.

– Слушай нас, не отвлекайся, – непривычно грозно возвращает меня в болезненную реальность Алевтина Павловна. – Давай!

Приказ тужиться тонет в моем очередном диком вопле. Я стараюсь. Очень. Превозмогая адскую боль, делаю все правильно!

И в качестве награды слышу тонкий детский плач. Но расслабляться рано. Еще минут десять мучений, которые кажутся мне вечностью, – и раздается еще один голосок.

– Вот и умничка, – хвалит меня Береснева. – Шустрая какая оказалась. Хорошо, что в больнице была. Из дома не довезли бы – в дороге бы родила, – смеется и лба моего касается, смахивая испарину.

Сделав лихорадочный вдох, закашливаюсь и обессиленно по сторонам озираюсь. Жду, когда мне рыжиков покажут.

– Отказники, – грубо, пренебрежительно звучит откуда-то сбоку, и я вздрагиваю. – Взвешиваем, одеваем и в кувезы.

Устремляю полный паники взгляд на Бересневу, которая тоже слышит каждое слово. Забыв о болях, о слабости, о полуобморочном состоянии после родов, я набираю полные легкие воздуха и выпаливаю грозно:

– Отдайте. Моих. Детей! Немедленно!

Ожидаю, что Алевтина Павловна в ответ наорет на меня, разозлится, но она… улыбается.

– Вот и правильно, – кивает одобрительно, а потом жестом акушерку подзывает.

Нахмурившись, кручу головой, пытаясь распознать, что происходит вокруг. Зрение немного плывет от стресса и слез.



Но вдруг… Что-то тепленькое ложится мне на грудь, попискивает. И я замираю, боясь пошевелиться. Рядышком устраивается еще один сверток.

Опускаю взгляд и издаю надрывный стон, когда вижу на себе двух младенцев. Они такие крохотные, что теряются в пеленках. Глазки жмурят, мяукают возмущенно, но стоит им уткнуться носиками и губками в меня, как тут же умолкают. Только сопят смешно и мило.

– Рыжики, – приподняв голову, роняю слезы на их сморщенные щечки, касаюсь губами лобиков, обращаю внимание на отдающий желтизной пушок. Целую детей по очереди, стараясь никого из них не обделить вниманием и… любовью.

Да! Я люблю их. С самого первого дня.

– Анечка и Артем, – шепчу имена, которые давно им придумала. Но запрещала себе произносить вслух. Носила в сердце. И не зря.

Никому не отдам!

– Злата, а теперь передай их нам, – будто сквозь толщу воды, пробивается просьба Бересневой. – Все равно нужно их в кувезы поместить, понаблюдать. И тебя в норму привести…

– Нет! – прижимаю свертки крепче к груди. – Не отдам! Мои! – фыркаю зло, готова кусаться и царапаться, как кошка за своих котят.

– Твои, хорошая моя, твои, – уговаривает по-матерински. – Пока ты собственноручно не подпишешь отказ, никто не посмеет даже покушаться на них.

– Точно? – свожу брови и внимательно смотрю на врача. – Поклянитесь, что не заберете их и не продадите тем "доцентам", – рявкаю.

– Внуками клянусь, – незамедлительно отзывается, и я ей верю. – Давай сюда, – позволяю взять у меня двойняшек. Только чмокаю их напоследок. – Вот так. Умница.

– Они красивые, – провожаю взглядом свертки.

Рыжики вдали от меня пищать начинают, и я вместе с ними срываюсь в плач.

– Конечно, красивые, – разговаривает со мной доктор, как с ребенком. – Ну все. Все позади, – по влажным, слипшимся волосам гладит. – Теперь ты – мамочка. Поздравляю.

Ощущение, что с души срывается камень, ухает вниз. И впервые за девять месяцев мне становится так легко. Будто я наконец-то нашла свой путь, единственный и правильный. Хотя я наоборот должна переживать, как справлюсь одна с двумя детьми. Но сейчас мне плевать на трудности. Я будто в эйфории.

Я – мамочка двух очаровательных рыжиков…

Прикрываю глаза и беззвучно реву. От счастья.

Мамочка…

Глава 10

Марк

Подскакиваю на кровати в холодном поту, всматриваюсь в ночной полумрак, дышу судорожно, как сердечник, пробежавший марафон. А все потому, что в ушах до сих пор звенит детский плач. Какого черта?

Хотя ясно, какого… Кошусь на вторую половину постели, различаю в темноте идеальную фигурку Иры. Жена мирно спит, будто это не нам врач приговор вынес на днях. Будто ее наша проблема не касается. Тем временем я извожу себя, глаз сомкнуть не могу дольше, чем на пару минут.

Так еще и галлюцинации добавились. Нервно встряхиваю головой, выбрасывая отголоски чужого тонкого писка, которые упорно в мозг пробиваются. С ума схожу…

Встаю, чтобы спальню покинуть. Давит здесь все, раздражает.

Казалось бы, какой процент вероятности, что мы с супругой не подходим друг другу? По статистике, ничтожно мал. В нашем случае – почти все сто.

«Бред», – выдыхаю обреченно и прячусь в кабинете.

Открываю ноутбук, едва не оторвав крышку к чертям, яростно бью по кнопкам. И поисковик мне сразу предлагает роковую фразу. Диагноз, который я искал, наверное, раз сто за минувшие сутки. Как мазохист.