Резервная копия

  Древние люди боялись смерти и воображали себе посмертное существование, как они говорили, загробный мир, в который сами же начинали верить. Насколько я мог понять, это было своеобразным лекарством против страха смерти. Иные из этих представлений показались мне довольно остроумными и нетривиальными, а другие - поразительно похожими на наш мир. Думаю, окажись кто-то из смертных предков в нашем времени, он вообразил бы, что попал в рай. Вот только мне наш мир раем совсем не кажется; впрочем, чудаков, вроде меня, не так уж и много.

  Со временем мне стало казаться, что я, если и не научился думать, как далёкие предки, то, по крайней мере, стал немного понимать мир, в котором они жили. Для меня их повседневная жизнь с извечным страхом смерти перестала казаться экзотикой, сказкой. И уж, конечно, я начисто излечился от высокомерия по отношению к ним, которым так грешат многие обладатели совершенных тел и секрета бессмертия.

  Я много задавался вопросом, для чего нашим предкам было нужно бессмертие, почему они о нём так мечтали? Неужели, только из страха смерти и от боли из-за потери близких? И пришёл к выводу, что для наиболее выдающихся из них бессмертие или, по крайней мере, очень долгая жизнь, давали ключ к полной самореализации. Для учёных это было познание мира или его частей, создание всеобъемлющих теорий. Для творцов - возможность довести своё мастерство до совершенства, чтобы создавать новые великие симфонии, картины, романы. А для всех остальных - реализовать то, о чём мечтали, но на что не хватило времени или средств, или чего-то иного.

  Какими наивными кажутся теперь их мечты! Никто не знает, почему так происходит, но только наш вечно обновляющийся мозг лет через сто как будто выдыхается. Наступает творческая и научная импотенция. Человек по инерции продолжает заниматься наукой или искусством, но как бы по привычке, без вдохновения, скатываясь к самоповторам. Особенно это касается искусства. Возможность обессмертить себя в своих творениях, работа наперегонки со смертью наделяла художников прошлого таким чувством жизни, которые давно утратили даже лучшие из наших мастеров. Как будто вечная жизнь творцов как вампир высосала жизнь из их творений, которые стали такими совершенными по форме, но пустыми внутри... Забавно, что в старину писатели любили сюжет, в котором творение высасывает жизнь из творца или модели. В жизни же всё оказалось наоборот.

  После увиденного смертельного прыжка я, чтобы привести в порядок мысли и нервы, вновь направился к могиле последнего смертного - это давно стало для меня чем-то вроде ритуала. Подозреваю, что древние люди с теми же целями шли в свои святилища или на могилы близких. Правда, в отличие от них, мне некому было вознести молитвы и не у кого попросить совета.

  Надгробие было сделано из какого-то очень прочного камня, но и он не избежал действия времени. Какое изображение украшало его ранее, можно было только догадываться, а имя и даты с неправдоподобно малым промежутком, не дотягивающим даже до сотни лет, читались с трудом. Я читал в старинных книгах, что когда-то было принято украшать могилы цветами, и хотел как-то раз последовать примеру древних людей - даже нарвал букет, но в последний момент устыдился своего порыва и выбросил заготовленные цветы. Однако в этот день я пожалел о том, что старинный обычай больше не поддерживается - какая-то непонятная душевная потребность подталкивала меня сделать хоть что-то. Поддавшись ей, я постоял некоторое время, положив руку на камень, вершина которого как раз находилась примерно на уровне моего плеча. Его слегка шероховатая поверхность отчего-то показалась мне очень холодной, почти ледяной - невольно вспомнилось вычитанное в старых книгах и часто повторяющееся определение "хладный труп". Представив себе, что именно такой хладный труп, которому никогда не воскреснуть, лежит под камнем, я резко отдёрнул руку.

  Собственно, этот поход на кладбище понадобился мне для того, чтобы окончательно решиться, встать вровень с древними, сделать то, на что никто не отваживался уже тысячу лет. Я задумал, ни много, ни мало, отключить свою резервную копию, избавиться от неё, чтобы испытать настоящий страх смерти, а, вместе с ним, истинное чувство жизни. Мысль о том, что я могу стать первым за тысячу лет по-настоящему умершим, прекратить своё существование, лечь рядом с древним учёным этим самым "хладным трупом", преследовала меня уже довольно давно. Сначала это казалось странной фантазией, которую я старался гнать от себя. Потом я понемногу свыкся с ней как с недостижимой мечтой. И, наконец, она сделалась идеей-фикс, не дающей покоя ни днём, ни ночью.

  Зрелище сегодняшнего бессмысленного прыжка, похоже, стало последней каплей, последним пёрышком, перевесившим чашу весов. Я решился. План был продуман уже давно, так что дело оставалось только за тем, чтобы дать себе команду на его воплощение. Во время кладбищенского визита эта последняя решимость, наконец, пришла.

  Хранилище, в котором находятся резервные электронные копии всех живущих на Земле, постоянно, в режиме реального времени, пополняющиеся новой информацией, - самое надёжное здание на планете. Упрятанное в скальный грунт, сделанное из сверхпрочных сплавов, оно защищено от любых природных катаклизмов, как земных, так и космических. Насколько я понимаю, даже если Земля погибла бы, оно, скорее всего, уцелело бы и смогло отправиться в свободный полёт. Даже если бы вследствие внезапной катастрофы на Земле не осталось бы ни одного живого существа, регенерация из резервных копий пошла бы через определённое время автоматически, без участия человека.

  Хранилище оказалось надёжно защищенным ото всего, кроме злонамеренного, несанкционированного проникновения одного из тех, чья постоянно обновляющаяся резервная копия находилась в нём. Это и не удивительно: за много столетий никому, за исключением тех, кто, время от времени, проверял работу автоматики, и в голову не могло прийти пробраться сюда.

  Тем не менее, я принял меры предосторожности на тот случай, если здесь работает какая-нибудь допотопная автоматическая система охраны и идентификации. Ради этого пришлось убить одного из техников, контролирующих работу автоматов, чтобы на время завладеть его одеждой, идентификационными документами и оборудованием.

  Убийство, конечно, давно перестало считаться серьёзным преступлением, но и к одобряемым поступкам его никак не отнесёшь. Одно дело - в шутку убить друга или соперника в пылу игры, а совсем другое - незнакомого человека. Просто хулиганство какое-то! Я, конечно, действовал максимально аккуратно и безболезненно, тихонько подошёл сзади и ударил по затылку тяжёлым камнем, но, как мне показалось, техник в последний момент что-то почувствовал и удивился. А когда воскреснет, то, конечно, спасибо не скажет. Может, ещё и нажалуется.

  Да я, признаться, и сам никогда не любил убивать, даже в юности. Теперь же, учитывая то, зачем я шёл, и моё изменившееся отношение к смерти, и вовсе испытывал какое-то странное чувство, будто делаю что-то очень нехорошее и гадкое. А уж когда раздевал труп, чтобы облачиться в его одежду, меня чуть не стошнило. Всё думаю, что же испытывали настоящие убийцы в прошлые времена, когда отнимали жизнь, которую уже не вернуть? Признаюсь, описания этого в древних книгах всегда казались мне какими-то надуманными. Хотя, если вспомнить, что и кое-кто из авторов проделывал что-то подобное...