Страница 1 из 6

Это было недавно, это было давно

Логинов Рэм

Рэм Логинов

Это было недавно, это было давно. Воспоминания и размышления

Жили мы или нет ?

Родине и человечеству безразлично.

Наши достижения – факт нашего существования в истории.

История помнит только творцов, героев и мерзавцев.

Мой отец Яков Логинов после окончания Гражданской войны остался на военной службе в городе Новониколаевске. Здесь он влюбился в девушку еврейку Рахиль и женился на ней, вопреки мнению своего окружения, которое считало, что военный комиссар, коммунист не должен вступать в брак с женщиной из непролетарских слоев населения, а его брак является уступкой мещанству.

Однако отец, будучи интернационалистом, считал, что женитьба на еврейской девушке является не мещанством, а реализацией политики партии по единению всех наций в борьбе за построение социалистического общества. Да и вообще, о какой идеологии может идти речь, когда к тебе пришла любовь! Таким образом я сын Якова и Рахили родился в условиях идеологической борьбы в лагере моего отца и это обстоятельство не могло не повлиять на мое будущее.

И тот факт, что я стал идеологическим бойцом партии, было предопределено условиями моего рождения. Однако моя мама Рахиль и бабушка Роза Соломоновна в тот час не думали об идеологии. Они думали о главном событии в жизни еврейского мужчины, о его посвящении в евреи, то есть о моем обрезании. Втайне от отца, они понесли меня к раввину, чтобы совершить торжественный акт моего обрезания. Но случилось так, что главный специалист по обрезанию, моэль, находился в отъезде, и акт моего обрезания не состоялся. Таким образом я на всю жизнь остался необрезанным полуевреем, о чем никогда не сожалел. А сейчас расскажу о своем детстве.

Детство

Есть дети послушные, ласковые и есть такие, с которыми родителям очень сложно. Я относился к последним. Почему? Трудно объяснить. Семья интеллигентная, родители воспитанные, ласковые, терпеливые. А я, их противоположность. Может быть, наследственность подвела? Отец, как-то сказал, что своим поведением я очень похож на его старшего брата Василия. Видел я этого Василия, когда он приезжал к нам в гости. Пьяница и грубиян. Неужели я буду таким же, когда вырасту? Не дай Бог, как говорит моя бабушка.

Рычагов воспитания на меня действовало много. С трех лет на мое воспитание подналег детский сад. Утром каждого дня кто-то из моих родителей привозил меня в эту обитель добра и вежливости и оставлял на попечение воспитательниц, которые, не жалея сил трудились над моим характером и образованием. Их было несколько. Мы звали их тётями. Тётя Шура, тётя Ирина, тётя Матильда и так далее. Заведовала садиком тётя Фима, о которой говорили, что она была героем Гражданской войны и смелой пулеметчицей. Замыкала строй моих благодетельниц тётя Фрося, которая не давала обитателям детского сада умереть от голода.

Все тёти были незамужними женщинами. У них не было собственных детей и с позиций сегодняшнего дня можно сказать, что они едва ли владели знаниями детской психологии, ибо знания их ограничивались в лучшем случае, дипломом об окончании реального училища. Поэтому едва ли они знали, как с детьми нужно обращаться. Они были слишком интеллигентными. В то время как в отношении к некоторым из нас и, в частности, ко мне нужно было применять «кнут», то есть беспощадную строгость, а я слышал интеллигентский лепет вроде: «Так, дети, делать нельзя, это нехорошо…» – и прочее и прочее в таком же духе. Такое отношение к нашим шалостям вело к тому, что дети, которых нужно было пороть, злоупотребляли мягкостью воспитателей и продолжали безобразничать. Был, например, в нашей группе такой хулиган – Васька Голиков. Он, несмотря на замечания тёти Шуры, продолжал носить в садик рогатку и во время прогулок палил из неё по собакам, кошкам и воробьям. Кончилось тем, что он попал девочке в глаз и едва не сделал её инвалидом. Был страшный скандал, и тётя Фима при всех пообещала уволить тётю Шуру с работы.

Во времена, о которых я рассказываю, в распоряжении воспитателей не было кинофильмов, телевидения, компьютеров и других технических средств с помощью, которых нынешнее поколение воспитателей влияет на сознание детей. Поэтому, в наше время основным средством такого влияния были книги и слово воспитателя. Нам читали большое количество сказок и детских книжек, появившихся тогда детских писателей: Маршака, Чуковского и других. Тот факт, например, что я до сих пор знаю наизусть фрагменты сказок Пушкина: о царе Салтане, о мертвой царевне и семи богатырях, о золотом петушке и другие – это заслуга детского сада.

В детском саду уделяли большое внимание прогулкам на свежем воздухе. Особенно нам нравились они летом, когда детский сад выезжал в летние лагеря. Это было настоящее приволье для наших детских, законсервированных в городе душ. Создание коллекций насекомых, гербариев, походы по грибы и за ягодами, обогащали наше знание о природе, формировали здоровое отношение к ней. Именно в этот период у нас сложилось особенно теплое отношение к тёте Матильде. Это была, в отличие от других сухих и педантичных воспитателей, обаятельная, жизнерадостная женщина. На мой взгляд очень, красивая блондинка с голубыми лучистыми глазами. Она была неразлучна с гитарой и постоянно напевала нам песни о жизни, которую мы совсем не знали. И хотя, с того времени прошло девяносто лет, некоторые из них отпечатались навсегда в моей памяти. Вот и сейчас перед мною возникает картина одного солнечного дня: зеленая поляна, покрытая полевыми цветами, Матильда Яковлевна, сидящая на траве с венком на голове и с гитарой в руках, и мы дети, сидящие вокруг неё, как цыплята около наседки, и её песня:

Практиковался в детском саду и послеобеденный «мертвый» час. И хотя спать не хотелось, приходилось раздеваться и лезть под одеяло. В это время, когда наши тёти уходили на обед и отдых, мы совершали действия, не предусмотренные распорядком дня, то есть хулиганили.

Однажды мой приятель Фридка Курсевич предложил мне не раздеваться и не ложиться в постель, а воспользоваться отсутствием тёток и совершить выход на волю, то есть за пределы территории детского сада. Решили – сделали. Мы вышли во двор, а затем и на улицу, что нам запрещалось. Фридка мне говорит: «Слушай, пойдем бить стекла в церкви, папа мне говорил, что все попы жулики и враги советской власти». «Пошли», – ответил я, ибо мне было все равно, так как слова: церковь, попы, жулики и враги советской власти были для меня пустым звуком. Подошли к церкви, которая была в двухстах метрах от детского садика. Фридка начал собирать камни для рогатки, которую он вытащил из кармана, а я последовал его примеру, набив камнями карманы своих штанов. Фридка выстрелил из рогатки по одному из окон церкви, но не попал, а я свой камень даже не добросил. В это время старушка, которая молилась на паперти, увидев, чем мы занимаемся, заверещала пронзительным голосом: «Нехристи, фулиганы, ироды!!» Услышав её вопли, из дверей церкви выскочил молодой монах, схватил нас за уши и спросил: «Кто вы, христопродавцы, сознавайтесь или уши оторву!» «Мы из садика», – пропищал Фридка. Так, держа нас за уши, монах притащил нас в садик, прямо в кабинет, где восседала тётя Фима – пулеметчица. После того как монах, ругаясь, покинул её покои, она строго спросила нас, кто позволил нам покинуть территорию детского сада и нарушить распорядок дня. Фридка ответил: «Мы не хотим спать, пусть спят малыши, вот мы и вышли погулять».