Золото Флинта

Никто, кроме сотника, никак не отреагировал на появление Серёги: только сотник встал и указал на стул, стоявший прямо посередине кабинета, предложив жестом садиться. Ужин присел на край стула, чувствуя себя крайне неудобно, а тут к тому же сотник зашёл к нему за спину и встал позади стула, как конвоир в трибунале.

– Ну давай, рассказывай, как товарищей своих продал! – совершенно неожиданно, вскочив с места, диким голосом проорал Сазонов. До этого он сидел спокойно, пускал колечки дыма, выглядел вялым и апатичным, и вдруг такой резкий переход от безразличия к психопатии.

Крик зама заставил Серёгу инстинктивно откинуться на спинку стула, на что был и рассчитан эффект от гневной фразы Сазонова. На голову Ужина накинули чёрный полиэтиленовый мешок, свет померк. Он попробовал встать и одновременно стянуть с себя мешок – ему помешали, скрутили руки за спину, навалились все вчетвером и держали, пока он в безумном страхе расходовал мизерный запас кислорода, оставшегося в мешке.

Ужин открыл пошире рот и плотная ткань мешка налипла на губы, полностью перекрыв доступ воздуха в лёгкие: он уже терял сознание, зенки лезли на лоб, когда наступило облегчение. Но, странно, вроде ничего не изменилось: Серёга всё также не мог вздохнуть, а уже не задыхался. И двигаться он не мог и всё, и вся вокруг него замерло тоже. Время замедлило свой ход, почти остановилось.

– Не стоит удивляться, Сергей, – прозвучал в ушах Ужина бархатный вкрадчивый голос. – Перед смертью и не такие удивительные штуки могут случаться.

– Я что, уже умер? – не сказал, а подумал Серёга, потому что и язык перестал его слушаться, впрочем, как и всё остальное тело.

– Ещё немного и станет поздно. Никто не сможет тебя спасти, даже реанимация не поможет. Пока ты здесь, а не на небе или где-то ещё.

– Ты ангел?

– Хм. Немного не угадал. Но это не важно. Я тебе предлагаю помощь. Если хочешь, я вытащу тебя отсюда.

– Да? А ты не врёшь?

На одно мгновение страшное удушье вернулось, шестерёнки часов провернулись на сотую долю миллиметра, время дёрнулось вперёд и опять застыло.

– Ну как, почувствовал – вру я или нет? – с теплотой в голосе поинтересовался у Сергея его невидимый собеседник.

Ужину нестерпимо захотелось вздохнуть и выдохнуть, но у него ничего не получилось. Вместо вздоха он подумал:

– Я всё понял. Больше не надо.

– Хорошо, я больше не буду. Не бойся, я тебя вытащу, если ты дашь согласие на участие в квесте. Предупреждаю заранее: гарантий, что ты сможешь пройти квест до конца, нет. Ты можешь стать победителем и получить ещё один шанс на жизнь, а можешь окочуриться на первом же этапе. Или жизнь, или, в самом худшем разе, небольшая отсрочка. Что выбираешь?

– Я сыграю в твой квест. Кто бы ты ни был.

– Квест не мой. Меня попросили собрать игроков. А кто я – ты скоро узнаешь.

Часы снова затикали, чёрный полиэтилен зашуршал, пальцы удушья рванули к горлу, лёгкие сжались и всё кончилось. Серёга, став невесомым, взлетел и его приняла в себя радуга…

Глава 9

Вадим Львов, которого в богемных кругах столицы знали как поэта, выступающего под псевдонимом Мертвяков, получив огромный импульс, вошедший в него со смертью его родителей, которых он собственноручно забил молотком до смерти, летел ракетой по ночному городу, мокнущему под противным мелким дождём. Летел мимо оранжевых и жёлтых огней и его расстёгнутое клетчатое пальто хлопало на промозглом ветру, как крылья. Он точно знал, что свободен, и если бы он мог теперь, поменяв внешность, уехать отсюда навсегда, перевоплотиться лицом, как он изменился духом, тогда бы он чувствовал себя счастливым и в полной безопасности.

Разыскивать его, как вероятного убийцу, станут лишь завтра, если повезёт, то послезавтра. Совсем небольшая фора по времени, но она всё же позволяет уйти от возможных преследователей в фуражках очень далеко. Он выбрал автобусный междугородный маршрут на юг. Денег на билет у него хватило. Наскрёб по карманам с трудом требуемую сумму: в порыве агрессии он забыл устроить дома обыск и взять себе то, что по праву сильного теперь принадлежало ему. Возвращаться было глупо и неосмотрительно, приходилось надеяться на свою счастливую звезду.

Думая о себе, в восторге от содеянного им, Вадим, переходя дорогу к автовокзалу, чуть не попал под колёса грузовика. Вот тебе и счастливая звезда. Надо быть осторожнее, даже если ты считаешь себя не таким, как все, а всемогущим и зрячим, обладающим виденьем ста пророков. Он едва увернулся от несущейся на него громады, отпрыгнул назад, а вильнувшая в бок фура, окатив его водой из лужи, протяжно недовольно загудела. Вадима затрясло, но не от страха, а от злобы: вслед уезжающему грузовику он выкрикнул: «Сдохни, сука!» – и гордо показал средний палец.

Купив билет, Львов прошёл от кассы прямо к стоянке автобусов. Посадка на его маршрут уже началась. Он зашёл в салон первым и никого из попутных пассажиров в приглушённом тёплом свете салона Вадим не обнаружил. Довольно уютно и пусто; мотор успокаивающе урчит; темноту оконных стекол орошает дождь, капли косо стекают, блестя изумрудами, мигая топазами, оставляя след пунктирных синих линий.

Забившись в угол, на крайнее к окну кресло, Вадим устроился поудобнее и через минуту уже заснул сном невинного младенчика. Он проспал тот момент, когда тронулся с места автобус. Мягко переваливаясь на рессорах, машина выплыла с территории вокзала и пошла по шоссе, набирая скорость. Автобус должен был, миновав кольцевую, пойти прямо, но он почему-то изменил маршрут – залез на эстакаду, поехал по окружной, потом съехал и долго, осторожно, на малой скорости кружил по улицам плохо освещённого пригорода, пока не прокрался к чёрным железным высоким воротам и, зашипев, не остановился.

Львов встрепенулся, из приятного тёплого дремотного омута его выдернул наверх, к грубой реальности толчок при остановке. Продрав глаза, он, протерев их кулаками, посмотрел в окно. Сбоку, вплотную к проезжей части, прижимались высокие старые тополя с уродливыми, опухшими от серых тёмных наростов толстыми стволами. Впереди горбатой клюшкой стоял фонарный столб. Лампа, защищённая каким-то старомодным жестяным блином, слегка покачивалась на цепи под изменчивыми дуновениями ветра. Наверняка, цепочка депрессивно поскрипывала, ныла, у Вадима в мозгу уже начали складываться строки стиха, когда он задался нормальным, в такой ситуации, вопросом: «Что, собственно, автобус здесь остановился?», – этот первый вопрос, пробудив его окончательно, начисто вымел из помыслов все позывы к стихосложению. За первым вопросом в его натруженном эмоциями мозгу зажегся и запульсировал алым второй: «Где все?». Львов-Мертвяков проявил вполне резонный интерес – в салоне автобуса, кроме него, никого не было.

Встревожившись, Вадим встал с места и двинул вперёд. В этот самый момент автобус тронулся с места. Ворота перед его плоской мордой распахнулись, и он въехал… Автобус въехал на кладбище. За окнами замелькали покосившиеся кресты, из мрака, освещённые фарами выплывали старые надгробья и гордо высовывались из кустов прямо под жёлтые лучи памятники с уставшими, слепыми и мокрыми от дождя (Вадиму казалось от слёз), безразличными ко всему мирскому лицами.

– Эй! – позвал Вадим водителя. – Ты куда меня привёз?

Автобус, осторожно притормозив, остановился у центрального круга, от которого, как лучи от солнышка, расходились дорожки. Устало зашипев дверь впереди салона, рядом с местом водителя, открылась. Подойдя ближе, Львов как раз успел заметить, что место водилы пусто. Кто же вёл всё это время автобус??? Как следует испугаться непонятному факту Вадиму не позволил вошедший в салон высокий, под два метра ростом, человек в рыбацкой штормовке. Откинув капюшон, он открыл шишковатую, обритую наголо, обтянутую желтоватой кожей голову. Отряхнув плащ от воды, и вытерев лицо большой широкой лопатой ладони, он сверкнул темными паучьими буркалами на застывшего в двух метров от него поэта Львова.