Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 8



– Ты от этих пришла? Уговаривать меня?

– Разве я похожа на их посланницу?

И тут белая фигура приблизилась к окопчику Медведева настолько, что он смог её рассмотреть во всех подробностях. Перед ним, в нескольких сантиметрах от земли висела молодая женщина, одетая в нечто отдалённо напоминающее монашескую рясу и полностью скрывающий волосы белый платок. На фоне белых одеяний выделялось дающее свет, лучезарное, красивое лицо, хранящее на себе печать смирения и покоя.

Не набожный, но верующий Медведев, подумал то, что и любой другой на его месте бы подумал. Сначала он засомневался в своём психическом здоровье, – что не мудрено, – а потом вообразил, что к нему пришла божья матерь, чтобы утешить и, возможно, спасти.

– Нет. Вы пришли ко меня, то есть, за мной?

– Я знаю, что тебя ждёт. Самоубийство – это грех. Но тебе Евгений не удастся навеки погубить свою бессмертную душу. Ты замешкаешься и не успеешь убить себя. Тебя захватят живого в плен. Умрёшь ты под пытками – на камеру тебя оскопят и отрежут голову. Ты же знаешь, как это бывает, сам не без греха. Твои палачи не поленятся, найдут адрес твоей матери и вышлют ей диск с последними минутами её сына.

– Что? Нет! Я застрелюсь сейчас же.

– Не глупи, Евгений, судьбы не изменишь. Я пришла, чтобы тебе помочь.

– Помочь?

– Я перенесу тебя в другое место, подальше отсюда. Понимаешь? Тебе остаётся дать согласие, и всё кончится хорошо.

– Какие могут быть сомнения? Я хочу убраться отсюда, да.

– Выбор за тобой, Женя. Можешь принять мученическую смерть или принять участие в игре. Вас будет тринадцать, а получит то, чего хочет, всего один. Согласен?

– ДА! ДА ДА ДА!

Земля из-под ног Медведева ушла, он на миг повис в пустоте, затем его ударило кромешной тьмой, чтобы в следующую секунду ослепить нестерпимо ярким белым светом…

Глава 6

Профессиональный квартирный вор, Пётр Куницын, давно наколол этот двухэтажный уродливый особняк, третий год зреющий бетонной поганкой в коттеджном посёлке, в тридцати километрах от столицы. По полученной им наводке от горничной Стеши, горячей кобылки 25 лет, любящей лихих людей, знающих толк в акробатических сексуальных пируэтах на кровати, вор знал, что хозяев этой ночью в доме быть не должно, а значит, путь к заветному орешку потайного сейфа открыт. Поговорка: «Хоть мал, да удал», – как нельзя лучше подходила Куницыну, он умел угодить женщине, охочей до ласк, раззадорить, вскружить голову, а потом, использовав, беспардонно обмануть и бросить. Маленький рост не мешал, а помогал ему по жизни в любых делах и начинаниях.

Куницын всего один раз отбывал наказание в колонии общего режима, но к двадцати семи годам превратился в умудрённого опытом домушника, действовавшего всегда в одиночку. Попадаться он не собирался, хватило того первого раза, когда его схватили из-за предательства подельника. Срок пошёл на пользу его профессиональным навыкам, но повторять изученное однажды он не желал не под каким соусом. Не нравилось ему сидеть в четырёх стенах и ходить по свистку на лесосеку.

Сигнализацию Стеша обещала отключить или на крайний случай испортить перед уходом – тогда Пётр спокойно мог работать. В дом он проник через воздуховод. Снял внешнюю решётку и пролез по узкому квадратному лазу и, выдавив вторую решётку, вывалился в кухню. Кто другой бы не смог повторить его подвиг, а Куницын, – ростом метр пятьдесят восемь и весом всего пятьдесят пять кило, – пользуясь тренированной гибкостью тела, прополз змеёй и глазом не моргнул. В доме пахло плохо: чем-то терпким до тошноты, отчего свербело в носу и першило в горле. То ли хозяева увлекались индийскими благовониями, аромата которых Куницын терпеть не мог, то ли они травили тараканов.

Второй, менее приятный сюрприз ждал вора наверху. Здесь пахло не так остро той отравой, что он почуял внизу. Оказавшись на втором этаже, он прошёл в кабинет. Там за рабочем столом хозяина дома, вплотную к стенке, стоял шкаф, отодвинув который, он занялся сейфом. Портфель с инструментами от поставил на край стола и, беря оттуда разные нужные в его ремесле штучки, принялся вскрывать орешек. На третьем заходе он зацепился одеждой за портфель, и, когда он поворачивался, портфель полетел на пол. Сам-то портфель он успел подхватить на лету, а вот его железное содержимое загрохотало на паркет. И тут ещё и ваза, задетая локтем, грохнулась, окатив его осколками. В ночной тишине звуки падения прозвучали грохотом проснувшегося вулкана. Хорошо, что…



За стенкой раздались голоса. – «Твою бабушку! Стеша что-то напутала, хозяева дома!» -Осмотревшись, вор понял, что прятаться ему негде. На окнах решётки, мебели, кроме стола и шкафа, нет, а за висящими на стенах картинами не спрячешься. Пётр хоть и маленький, но не плоский. Он на цыпочках подбежал к двери и затаился, прислушиваясь. Шум нарастал. Затопали ноги, громче зазвучали звуки человеческой, смятой преградой стен речи. Открылась дверь, хозяин выбежал в коридор. Вот сейчас он должен войти в кабинет. Вор напрягся, сжав в кулаке гаечный ключ. Но нет, вместо этого хозяин забегал взад-вперёд по коридору, что-то нервное покрикивая, и на его крики выбежала жена. Вместе хозяева заохали, заахали и убежали.

Куницын ничего не понимал. Что вообще в этом доме происходило-то? Он прислушивался, стоя у двери, до тех пор, пока ему не показалось, что с улицы до него донёсся звук мотора машины, выезжающей из гаража, тогда Пётр, предчувствую нечто нехорошее, распахнул дверь и выскочил в коридор. Дом горел! Так вот какой он запах почуял внизу – вонь начинающегося пожара. Горел коридор, лестница, ведущая на первый этаж, точнее – в разверзшийся ад жидкого огня, полыхала. Тлели стены и лисьи языки пламени лизали вход в спальню хозяев. Хозяин с хозяйкой, оценив ситуацию правильно, убрались из дома вовремя, успели спасти себя, бросив добро. И как тихо полз огонь: он подкрадывался, жался к полу, лишь бы не встревожить и не поднять на ноги тех, кто ему был по вкусу. Вот вор и опоздал. На первый этаж ходу нет, вперёд тоже, остаётся отступать назад. А что там позади? Дверь! Да! Наверное, дверь ведёт на лестницу и на чердак. Уже вбежав внутрь, вор понял, что очутился в ловушке. Дверь вела не на лестницу, а в кладовую. Полки, шкафчики, какие-то вещи, бельё, строительные материалы, оставшиеся после ремонта.

Пётр заметался, как загнанный зверь, в поисках выхода. Закуток, где Куницын прятался, наполнялся едким дымом и тем самым, принятым им за вонь индийских благовоний, запахом. Он перевернул всё вверх дном, кинулся назад к двери, но за ней его встретила стена гудящего роем пчёл убийц огня. Вот теперь пожар заговорил во весь голос. Он словно чувствовал присутствие человека и требовал жертвы. Через шипение и треск к ушам вора пробился другой голос, обнадёживающий:

– Не суетись ты, всё равно тебе отсюда не выбраться.

– Кто это говорит? Каха кха кха…– задыхаясь, и продолжая носиться по углам кладовки, спросил Куницын.

– Тебе не всё равно? Я тебе жизнь предлагаю.

– Я никого ни о чём не просил.

– Как знаешь. Так мне уйти?

– Постой. Кто ты? Ты – это я? Соломинка?

– Не будь дураком. Я не плод твоего убого воображения и не следствия действия дыма. Могу забрать тебя с собой.

– Куда? Зачем тебе это надо? Что я буду должен? АКХА БХАА КХХА, – в конце воришка надсадно закашлялся.

– Слишком много вопросов. Гори-гори ясно, чтобы не погасло… Нет, ты не сгоришь, задохнёшься раньше, как кот в горящем доме или крыса. НУ? Что выбираешь – жизнь или смерть?

– Жизнь!!!

– Я тебе дам шанс на случай: придёт хорошая взятка выиграешь, а нет – сдохнешь.

– Я АКХА КХА КХА, не понимаю, КХА КХАРРР.

– Сыграешь в мою игру, обойдёшь других игроков, пойдёшь гулять, а нет, то… сам понимаешь.

– Я согласен.

Обессилев от борьбы, отравленный токсичным дымом, Куницын сел на груду вещей. У него резало глаза, кружилась голова и накатывала слабость. Он решил довериться судьбе. Была не была. Не привык он никому вслепую доверять (тюрьма научила), но в такой ситуации, делать нечего, согласился. Если и обманет его, так обманет только собственный глюк. Перед смертью не обидно. Не успели все эти мудрые мысли пронестись у него в голове смерчем, как пространство перед ним разломилось по линии двери, выпустив начинку мягкого дёгтя, накрывшего Куницына волной стылого тёмного медового забвения…