Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 14

Илиана усмехнулась… Было, было в этих подленьких, угоднических ужимках, в этих фальшивых гримасах притворной доброты перед состоятельными клиентами что-то гораздо более отталкивающее и гадкое, чем непосредственно в этой противозаконной, рыночной сделке, да и в самих охотниках за живым, несовершеннолетним товаром.

Она помнит, как Арон взял её лицо в свои большие, тёплые ладони и заглянул тёмными, блестящими, словно до блеска отполированными глазами прямо, как ей показалось, в её начинающую испуганно выглядывать из-за тёмного угла душу. Она могла бы стоять так, запрокинув голову и чувствуя, как живительные биотоки бьются у неё в висках под его мягкими пальцами, как приятное, благотворное тепло разливается по всему её маленькому телу, очень долго. Но Арон улыбнулся, поцеловал её в лоб и сказал на ухо:

– Ты – чудо… Ты пока не в состоянии понять то, насколько ты восхитительна… Мы поедем в Америку и я подарю тебе целый мир… Живой, настоящий мир, гораздо более прекрасный, чем этот… Твой собственный… Затем он сказал что-то на незнакомом тогда Лене языке и добавил:

– Да, и звать тебя будут по-другому, моя прелесть… Мне кажется, тебе подойдёт имя Илиана… Ты согласна? Она помнит, что закрыв глаза, медленно кивнула, желая только одного, чтобы он снова взял её лицо в свои ладони, и она могла бы плыть в его руках так долго, долго, покачиваясь, замирая от восторга, умирая и возрождаясь, снова и снова ощущая его тепло, вдыхая этот чудесный запах, несравнимый ни с одним из известных ей ароматов.

После этого, воспоминания о погибших родителях становились всё реже и уже не приносили ей такой острой, непереносимой боли, как раньше. И в ту ночь, после того, как произошло их знакомство, Лена Дёмина, ставшая через короткое время Илианой Голдман, воспитанницей, а впоследствии женой Арона Голдмана, уснула впервые за последнее время мгновенно. Сон её был глубоким и спокойным. Она надолго избавилась от мучавшего её ночного кошмара, в котором за секунду до страшной аварии она неизменно видела человека в тонких очках с золочёной оправой, внушающего ей необъяснимый ужас. Он приветливо махал ей, оцепеневшей от этого кошмара рукой, обтянутой чёрной, лайковой перчаткой…

С тех пор, как Арон забрал её из детского дома, у неё действительно было всё, о чём только может мечтать девочка, девушка или женщина. Всё и всегда. Ей даже не приходилось просить. Да она никогда бы и не стала этого делать. Самое главное – присутствие Арона рядом с ней. Это было основополагающим. Всё остальное являлось второстепенным. По крайней мере, именно так было до сих пор…





Илиана спала с ним в одной постели, начиная с того самого дня, когда впервые переступила порог его дома. Арон держал её за руку и она больше никогда не чувствовала себя одинокой, несчастной или беззащитной. С ним ей было спокойно и хорошо. И так же тепло и уютно, как её ладошке в большой и сильной руке в тот день, когда они вместе вошли в его дом. А вечером точно так же, держась за руки, поднялись по лестнице в спальню.

Она никогда не считала это чем-то противоестественным, даже когда узнала, что в других семьях такое не принято. И не только не поощряется, но даже считается противозаконным. Но для неё это не имело ровным счётом никакого значения. Ни тогда, ни сейчас. Поскольку она отдала себя ему однажды и навсегда. Вручила душу и саму свою жизнь – не задумываясь, не оглядываясь и ни о чём не жалея. И приняла его тоже всего сразу: безоговорочно и безусловно. С радостной благодарностью и неоглядной любовью. И в психологическом смысле это произошло раньше и было не менее пронзительнее, чем их физическая близость, которой она долгое время не придавала особого значения. А просто очень хотела, чтобы он был доволен ею. Мечтала нравиться ему. И ради этого сделала бы что угодно. Она была в буквальном смысле одержима им. Арон был для неё всем: лучшим другом, мудрым отцом, нежным любовником. Более того, он был всемогущим богом. И остаётся им до сих пор. К тому же Илиана оказалась искренней и горячей его поклонницей. Как часто, собственно, и происходит у беззаветно любящих людей. А также весьма талантливой сподвижницей и партнёршей. Причём с самого детства. Ей ничего не нужно было объяснять, её не надо было уговаривать или тем более заставлять. Она всё схватывала на лету, чувствовала малейшие изменения его настроения, знала значение каждого мимолётного взгляда, читала по губам, понимала язык его сердца. Никогда не задавала неудобных или лишних вопросов. Не интересовалась, почему они живут именно так. И именно здесь. Зачем проводят ритуалы. Для чего сам Арон и другие люди совершают все эти странные действия. С какой целью поднимают на шестах обнажённых жертв. Её ни в малейшей степени не смущали обилие крови и криков, оргазмических стонов и оргий, свидетельницей которых она не только была бесчисленное количество раз, но и с самых ранних лет участвовала в них. Её не интересовало, откуда берутся и куда деваются те запуганные и измученные дети, подростки и беременные женщины, которых столько раз она вела за собой по кругу. И почему, чем больше они напуганы, тем лучше. Но ни тогда, когда она впервые сама пошла по кругу с факелом в руке, ведя за собой с десяток затравленно озирающихся детей, ни позже, когда пела странным, гортанным голосом тихую песнь у статуи Велиала, где на алтаре находился Сосуд, которым всегда был молодой, белый мужчина, ни в образе Богини-Матери, у неё никогда не возникало даже мысли о том, что это может быть чем-то жестоким, омерзительным или недостойным. У неё будто оказалась встроенная, активированная и безотказно все эти годы работающая функция под названием «Арон ошибаться не может».

Так было до тех пор, пока она не увидела взгляд своего мужа на маленькую рыжеволосую девочку, звонким голосом рассказывающую с экрана о новом электронном приложении Вики-лайк. Илиана даже не сразу поняла, что эта малышка, которой было лет восемь или девять, и есть та самая Вики, ведущая собственного популярного блога в Сети. Девочка была действительно чудо, как хороша. Ярко-рыжие, длинные волосы были собраны в свободный хвост и выбивались по обеим сторонам её белокожего, хорошенького личика, непослушными, тугими кольцами. Ясно-зелёный, смеющийся взгляд переливался золотистыми искорками, а милая, детская улыбка лукаво пряталась: то сливаясь с ямочками на щеках, то вновь проступая и вспыхивая новой порцией крохотных звёздочек в её акварельных глазах.

Илиана застыла на месте. Этот взгляд она знала очень хорошо. И узнала бы его среди тысячи других. Так смотрел на неё Арон… В тот самый первый день, когда она его увидела, и потом, много позже, в течение ещё долгих лет… Так он не смотрел больше ни на кого. Даже в те моменты, когда лицо его искажалось от страсти, а тело продолжало двигаться и вибрировать в унисон с остальными участниками их ритуалов. И когда смотрел на обнажённых, юных девственниц, танцующих перед ним у него не было этого взгляда. И в том момент, когда он с ласковой полуулыбкой наблюдал за длинной вереницей детей, подростков, совсем молоденьких девушек и юношей, она ни разу не заметила у него этого взгляда… Ни на кого за все эти сорок лет Арон не смотрел так, как на неё… И вот теперь на малышку Вики… Илиана абсолютно точно знала, что означает этот взгляд, по меньшей мере, для неё… Она больше не единственная. И уже не на первом месте. Она в один миг сошла с пьедестала, если вообще там когда-то была. Теперь она сомневалась уже во всём. Это было совершенно новое, незнакомое ей чувство, очень напоминающее растерянность и страх. То, что она так часто наблюдала у других. Илиана встала и подошла к большому, от пола до потолка, витражному окну. Сквозь него была виден её сад с изумрудной травой, диковинными птицами и прохладной лазурью, кристально чистого пруда с яркими, разноцветными рыбами в нём. Её идеальный сад, как часть её идеального мира, который однажды Арон обещал подарить ей. И сдержал своё слово. Но теперь этот мир рушился прямо у неё на глазах, и она ничего не могла с этим сделать. Хотя бы потому что совсем не умела без него жить. Но роль второго плана или королевы в изгнании была точно не для неё. Ей было это известно также хорошо, как и то, что смириться с этим она не сможет никогда.