Глэрд

Дополнительно, раз пошла такая пьянка, Линий прихватил немного золота из хранилища для последующего обмытия всей бандой его успеха. Даже сверхдорогой ром спер у престарелого дяди, это для Юны и него лично. Алкоголь обладал уникальными возможностями по пробуждению инстинктов размножения у всех разумных, лишая остатков ума и оставляя лишь сжигающую все страсть, как и поднимая члены даже у мертвецов. А я его за обычную местную бормотуху принял. И план коварный. Утром не отвертелась бы от венца златовласка.

Практически все реквизированные для собственных нужд молодым Кречетом вещи хранились небрежно, они для рода особой ценности не представляли, были большей частью взяты трофеями в многочисленных стычках с гоблами давным-давно. А болтов понаделали столько за лет сорок, что не знали куда их складировать. Это было одним из видов тренировки.

Кинжал, украшенный драгоценными камнями и металлами, оказался подарком отца на совершеннолетие.

В общем, действительно, все сам сделал Линий. Он мне помог в черчении схем проходов в хранилище и арсенал, планировки дома и подворья, когда и как туда лучше забираться, рассказал о сигнализации и охране, дополнительные сведенья получил о создании големов птиц, но самое главное, как их уничтожать.

Если бы этот идиот смог добыть ключ управления «боевым беспилотником», что он хотел проделать изначально, а не слабеньким разведчиком, то вряд ли мне удалось так легко пережить встречу с птицей. Те могли плеваться огненными шарами и ядом, бомбардировать сверху противников перьями, становившимися прочнее и острее стальных, при этом каждое несло еще и мощное заклятье, клювом спокойно пробивали лучшие доспехи, когтями их раздирали. Некоторые повергали противников криком в ужас — похоже на инфразвук, поражали молниями и ледяными копьями, взрывали землю под ногами. В общем, много свойств у пичуг имелось, всех не перечесть. Не зря я на них внимание обратил.

Познавательная беседа получилась. Очень.

Но самое главное, что неучтенное оружие и артефакты образовались. Иначе бы пришлось все оставлять с глубокими ранами на сердце. Да и фактически восполнил мне сегодняшние траты имбецил. Ему даже вино решил не оставлять. С такими-то свойствами. Много возможностей подарил Кречет.

Спасибо, друг!

Поэтому часы допроса пролетели мгновенно.

Но пора и честь знать.

Дел громадье.

Карандаш, сломав пополам, заточил над платком. Оборвал по сгибам лист бумаги из планшета. Делал все, чтобы затруднить возможное опознание предметов, купленных мною у Охрима.

Освободил пленнику руки, затем протянул бумагу, не выпуская из рук кинжала. Мелькнувшая было надежда во взгляде пленника напоролась на острейшую сталь и мои равнодушные глаза, затем он посмотрел на заостренный кол, щепки, с одной из которых успел познакомиться. И судорожно сглотнул.

— Ты меня ведь не убьешь? Обещаю, я никогда, слышишь, больше к тебе не подойду! Я все забуду! Забери все! Но только не убивай! Особенно так… — просил и обещал, готовый расплакаться Кречет.

Он сейчас сам верил, что больше не будет поступать дурно, что он изменится и никогда… никогда не станет замышлять чье-то убийство. А всех, кого они принесли в жертву ранее — это всего лишь рабы и не люди, последними могли быть только выходцы из Народа. Да и неважно, собственно, это все. Мне не нужны оправдания для своих действий, мол, они плохие поэтому и убил — ради добра… Я не девочка и не трансвестит, и за все свое отвечу на Страшном Суде. Сам. Главное, эта сука хотела меня убить и готовилась основательно. Чего достаточно. И неважно какими она руководствовалась мотивами.

— Пиши, — проигнорировал вопрос.

— Что писать? Что? Я напишу, напишу…

— Юна, я тебя люблю больше жизни! И мне больно смотреть на то, как рядом с тобой вьется он. Меня сжигает изнутри, и я так больше не могу! Прости, если можешь…

Для смелости разрешил Линию приложиться к его же фляге.

Да, грамотность визави поражала. Не зря Охрим говорил про ее отсутствие у большинства. Минут пятнадцать тот потратил на простенький текст, у меня меньше ушло на проверку по азбуке. На возможные ошибки плевать. Так даже трогательнее должно было получиться. В целом все по тексту.

А теперь финальный аккорд неразделенных чувств и завершение земного пути страдальца. Петля толстой веревки нежно легла на шею кречета. Надавил дополнительно на спину коленом. Минута, и товарищ обмяк, хотя до последнего не мог поверить в вытянутый билет на экспресс в царство Мары. Практически не сопротивлялся. То, что он обгадился изначально просто отлично. Последний штрих, хотя далеко не все висельники опорожняли желудок таким способом, но чаще да, чем нет.

Приколол подарком его отца послание миру к деревянному столбу.

Затем немалых усилий стоило поднять киллера на необходимую высоту, ровно такую, чтобы ноги висели ниже старого, разваливающегося бочонка, поставленного на попа, а теперь лежащего так, будто с него шагнули, и он откатился в сторону. Закрепить ее.

И с этой задачей справился.

Убрал все следы своего присутствия.

Изначально хотел сделать закладку с арбалетом, плащом и болтами, но подумав, понял — здесь просто негде. Точнее, я пока не знал места. Во дворе… Не вариант, учитывая, что самоубийцу найдут, а щенок им стал, когда решил просто и без затей заминусовать меня. Дверцу в желобе запечатают наглухо. В итоге для того, чтобы добраться до тайника пришлось бы изобретать способ проникновения через четырехметровую стену с крышей поверху. И если бы не возможные сигнальные чары, то это не представляло труда, но ими тоже должны были опутать заброшенный дом.

Вещи я рассортировал и переложил, арбалет и болты, завернутые в плащ, обладающий свойствами к мимикрии, оказались в рюкзаке гоблов. Сложил туда костюмы, сверху бросил анорак и мокасины. Опять сапоги и котомку через плечо, амулет незаметности на шею. Зеркальце в руки.

Осмотрел через него проулок. Никого.

Но все равно выбирался осторожно. Затем, так же долго выжидал, а после деактивировал свой волшебный девайс, проведя в определенной последовательности по поверхности красного камня.

Мысли, если убрать браваду, невеселые. Проблема заключалась в самом важном — в моем теле. В старом бы уже к завтрашнему дню половина Черноягодья горела, вторая воевала между собой. Третья затаилась, и боялась бы в итоге смотреть в мою сторону косо.