Глэрд

Недавно ставший совершеннолетним шалопай был старым знакомцем Глэрда, постоянно пытался его унизить на глазах сопливых девчонок, красуясь своей силой, ловкостью, дерзостью, дорогой одеждой и прочими атрибутами сытой и безбедной жизни. В последний раз он едва не лишился ушей от верного засапожника найденыша, а после папаша провел с сыном воспитательную беседу — результатом стал игнор со стороны мажора аристо, а калека в очередной раз избил пасынка, пытаясь заставить сдать оружие. В последнем не преуспел. В целом же, одноногий остался доволен. «Так этих пернатых выкидышей мроков! Но пожалуются еще раз — убью!», — приговаривал он, проходясь плетью по спине воспитанника. Какие-то старые счеты имелись между этими семействами.

Освободил врага от оружия, сдернул с него же широкий пояс, и связал руки, выворачивая их за спиной. Потом, матерясь про себя, смог оттащить тяжелое, пусть и не огромное тело, а Кречеты практически все были среднего роста, сухие и жилистые, и сбросить в желоб, затем очередь пришла и моих вещей. После немалого труда стоило оттащить наблюдателя во флигель. А там переместиться в нужный тихий и укромный закуток.

Замел следы.

Отлично!

Вновь осмотрелся — вроде бы никого.

Пока мой визави пребывал в беспамятстве, я очень надеялся, что не переборщил с силой удара. Нашел все нужное для экспресс-допроса здесь же в подвале, включая длинный обрывок толстой грубой веревки. Легко поймал наглую жирную крысу, посадил ее в старое рассохшееся деревянное ведро, закрыв сверху какой-то доской. Та недовольно пищала, но вскоре затихла. Пожалел, что не налил в свою флягу воды у Охрима. Или не захватил местный нашатырь от Амелии.

Взялся за разбор трофеев. Под широкой полой плаща находился арбалет, в который я влюбился сразу. Компоновка булл-пап. Длиной около полуметра, максимум семьдесят сантиметров, со скелетным прикладом и пистолетной рукоятью, со странно изогнутыми плечами и блочной системой крепления тетивы. Взводился он легко при помощи хитрого механизма, по принципу действия схожий с передергиванием затвора у древнего автомата. Имелась и прицельная планка.

Тул с двумя десятками болтов. Наконечники интересные, из темного металла, не дающего бликов, трехгранные, длинные. Древко толстое, короткое. Стабилизаторы явно из полимера, а не перьевые.

Кинжал, не родовой, то есть не взрослый, а изогнутый на манер ятагана. Декоративный. Рукоять неудобная, украшена золотом и драгоценными камнями, абсолютно без меры. Очень и очень приметная вещь. Особенно, если учесть ее навершие в виде головы кречета. Обычный нож, лезвие с рисунком, напоминающим булат.

Больше оружия у недоассасина не имелось. Два флакона с какой-то алхимической жидкостью, запечатанные сургучом. Двадцать пять золотых восемь серебряных и сорок медных монет. Еще один амулет на шее — толстая золотая цепь с фигуркой тотема. И обычный местный браслет из прямоугольных кусков янтаря.

В поясной сумке трубка, кисет, огниво. Это помимо кошеля. А в заплечной нашелся бурдюк литра на полтора, наполненный местным крепчайшим ромом, но каким-то ароматным. Кусок сыра с хлебом.

Вновь оценил, чего мне не хватает для работы — тонких и прочных веревок, носимых с собой постоянно.

Пока рассматривал трофеи, подопечный пришел в себя. И сразу уставился с ненавистью. Голову, кстати, я ему не разбил. Вообще, он выглядел запыленным и целым. Шишка — ерунда.

— А, грязный аристо! — просипел со злобой тот, — И что ты будешь делать?

Промолчал, достал толстую палку и на глазах у пленника продолжил ее заострять, примерился к его заднице, легко потыкал в ягодицу, хмыкнул, и продолжил работу, затем достал из ведра крысу за шкирку, осмотрел придирчиво, она запищала противно, а парень начал бледнеть.

— Я не боюсь смерти! — с пафосом заявил он в вязкой тишине, а затем принялся перечислять, кары, ждущие меня. Несколько раз мелькнуло принесение в жертву на алтаре рода, чтобы в итоге мне выпал счастливый билет пополнить ряды големов и прислуживать почтенному семейству вечность. По всему выходило, что чудовище из меня должно получиться на загляденье.

Только ни черта пленник не угадал, потому что он дернул за усы даже не тигра, а того, кто являлся монстром при жизни. С оговоркой, когда требовалось.

Заткнул говоруну рот куском своей рубахи или дерюги, один черт выбрасывать. Так, наверное, и давно нестиранные носки не благоухали. И только затем начал рассказывать о перспективах уже для него, но начал с вопросов:

— А кто тебе сказал, что я тебя буду убивать? Тем более, вот так? Сразу? Нет, Линий, ты легко не отделаешься, в царство же Мары не попадешь, с предками не встретишься, а за стол Кроноса мужеложцев и ублюдков с порванными задницами не пускают… — затем медленно, монотонно с усталостью в голосе принялся доносить какое будущее ждет деятеля.

Упомянул в красках и крысу, которая будет прогрызать себе путь наружу, через его кишечник, когда я закреплю ведро с ней на его животе, при этом в желудке окажется введенный через естественное отверстие заостренный и иззубренный кол, чтобы его так просто спасатели не вытащили.

Для закрепления материала и осознания пациентом серьезности намерений использовал щепку. Тоненькую и острую, которую загнал в болевую точку. Отмечая, что с такой жизнью нужно таскать с собой пару-тройку довольно больших булавок, какие имелись в швейном наборе от гоблов.

В очередной раз примерившись колом к заднице со словами «вот теперь сойдет», а Кречет, растеряв воинственность и кураж, шумно обделался. Дошел пациент, поэтому я спросил:

— Готов говорить? — тот невнятно мыча закивал быстро-быстро, освободил ему рот, — Кто тебя послал?

— Никто, никто меня не посылал! Я сам…

«Саменок», мать его!

Многозначительно поднял кол.

— Я все расскажу, но я сам…

Допрос продлился почти два с половиной часа, я устал писать, хотя упоминал только ключевые моменты, имена, пароли, явки, чертил схемы и не раз, и не два добрым словом вспомнил нейро, а тех кто меня его лишил крыл матом. С чипом не требовалось заниматься ерундой, тратить на подобное время, а еще пришло понимание, что почти разучился владеть карандашом. Точнее, в этом теле и не умел, отчего буквы выходили совсем корявыми.

Одно тянуло за собой другое, третье, четвертое… Учитывая, что Глэрд ничего толком не знал о тайной жизни Черноягодья, хотелось бы не одни сутки проговорить. Но… Время. Итак, чувствовал, как оно утекало сквозь пальцы. В принципе, не первый и не последний язык. Новые вводные говорили об этом прямо.