Цирк чудес

Он кладет руку ей на плечо.

– Извини.

– Не за что, – говорит она, и он привлекает ее к себе так неожиданно, что она едва не спотыкается. Это так же утешительно, как в детстве, когда они спали, прижавшись друг к другу, словно котята. Теперь у них были собственные матрасы, но иногда она просыпалась ночью и поддавалась искушению прикоснуться к его щеке.

– Старые качели еще там, – говорит он и указывает на дуб немного в стороне от берега. Даже в темноте она видит измочаленную веревку, свисающую с толстой ветки.

– Знаю.

Чарли бежит туда и хватает веревку.

– Я первый, – заявляет он.

Это была их любимая детская игра, но с годами они позабыли о ней.

– Я Стелла Певчая Птичка! – кричит он, но выглядит нелепо, когда с радостным гиканьем раскачивается на канате. Он слишком вырос.

– Моя очередь, – говорит Нелл. Она берет у него канат и улетает гораздо дальше него, взад и вперед, ветер треплет щеки и волосы. Ее сердце прерывисто стучит в груди. Ее наполняет знакомое ощущение, непреодолимое желание стать кем-то еще.

– Я живая! – кричит она. – Живая!

– Не надо так высоко, – предостерегает он, но ей все равно. Она живет ради этой порции страха, которая ударяет в голову не хуже стопки джина. Она представляет, что Ленни видит ее и дивится тому, как она может раскачиваться гораздо дальше и сильнее, чем он.

Она берет Чарли под локоть, когда они направляются домой, а он продолжает болтать об Америке.

– Если мы будем работать каждый вечер, то достаточно сэкономим за пять лет, а потом – только подумай! – мы собираемся на палубе и перед нами вырастают берега Америки…

Ей хочется закупорить этот момент в склянке, как будто он уже миновал. Остались только они вдвоем, смеющиеся и пинающие камешки на тропинке.

Скоро у него будут жена и ребенок, думает она. Скоро все подберут себе пару.

Селяне гурьбой выходят с постоялого двора. Кто-то стоит на стуле и поет балладу.

– Давай присоединимся к ним, – просит Чарли. – Там Мэри.

– Давайте! – кричит Ленни и манит их к себе. – Пиггот говорит, завтра у нас будут танцы.

Нелл останавливается как вкопанная. Он прикасается к руке, за которую недавно хватался Ленни. Потом замечает мужчину, сгорбившегося перед дубом с афишей циркового представления, и узнает его по рахитично вывернутым ступням.

– Что там делает отец? – спрашивает она.

– Смотрит на афишу.

Отец наклонился вперед и гладит рекламную афишу, как комнатную собачку.

– Цирк закончился, дубина, – говорит она и пробует оттащить его в сторону. Она понимает, что он пьян и у него больше нет коробки с безделушками.

– Не трогай меня! – рычит он и выворачивается.

– Он не всерьез, – слишком быстро говорит Чарли.

Но она понимает, что все серьезно.

Ее отец не сводит глаз с ярких картинок. Карлица в коляске. Крокодил в банке. Силач и человек-бабочка, одинаковые тройняшки и Стелла Певчая Птичка.

– У меня был лобстер с тремя клешнями, – бормочет он.

– Пошли, па, – говорит Чарли и протягивает руку.

Отец замахивается на него, потом опускает голову и бежит к цирковому шатру, шатаясь на ходу. Фонари свисают с деревьев, как мертвые кроты с ограды.

– Пусть идет, – говорит Чарли. – Он дурак.

– «Балаган Чудес Джаспера Джупитера», – читает она. Чарли кладет руку ей на плечо и уводит прочь.

Джаспер

Джаспер кормит волка кусочками красного мяса через прутья клетки. Зверь хватает их затупленными желтыми зубами из серебряных щипцов. У ног волка свернулся заяц, чешущий свое ухо. Это его любимые животные; время от времени, как сейчас, он велит работнику принести их клетку в его собственный фургон.

Он перенял хитроумную уловку, которую впервые увидел в исполнении уличного торговца. Самое лучшее, что она не требовала никаких трюков. Он сводил в одной клетке хищника и добычу, пока они находились в младенческом возрасте, едва оторвавшись от материнских сосцов. Его до сих пор изумляет, что таким образом можно подавить врожденные инстинкты и наклонности. Сова лишь иногда показывает свой нрав и съедает мышь. Волк и заяц становятся такими же близкими, как представители одного вида.

Он смотрит на своего брата, сгорбившегося на бархатном стуле. Они всегда были очень разными, но тем не менее сейчас они вместе. Они практически неразлучны.

– Кто волк, а кто заяц? – спрашивает он с лающим смехом.

– Ты о чем?

– О нас с тобой.

– Можешь быть волком. Ты старше.

– Так и думал, что ты это скажешь. – Джаспер скрючивает пальцы, словно когти, и добродушно смеется. – Помнишь, как мы нашли мешок с овечьей шерстью и смастерили себе усы? Пожалуй, мне было лет десять.

Эта тема нравится Джасперу, и он продолжает перебирать детские воспоминания. О том, как он получил микроскоп, а Тоби – фотографический аппарат. О том, как они впервые увидели леопарда. О том, как отец взял их на представление Том-Тама под названием «Мальчик-с-пальчик» в театре «Лицеум».

Он до сих пор ярко помнит эту сцену в жарком и влажном зале, обитом бархатом. Завсегдатаи перешептывались между собой, а отец указывал им на Чарльза Диккенса, художника Ландсира[3] и актера Макриди[4], сидевших в первых рядах. Занавес разошелся в стороны, свечи были погашены. Сердце Джаспера бешено стучало в груди. Они смотрели, как восьмилетний карлик Чарльз Страттон катается на миниатюрной лошади, как его запекают в пироге и как он прорывается на свободу через запеченную корку с помощью маленького тесака. Но взгляд Джаспера лишь изредка останавливался на сцене. Он наблюдал за толпой зрителей – и что он видел? Ярость, страх, восторг. Весь зал взревел от смеха, когда малыш заявил: «Хотя я крошка, я могучий герой!» Каково это было – безраздельно владеть вниманием тысячи людей?

Потом, в Ламбете, они видели, как пятьдесят лошадей устремились друг за другом на арене амфитеатра Эстли[5]. Топот копыт был похож на грохот ружейных выстрелов. Когда зверинец Уомбелла зимовал в городе во время ярмарки Св. Варфоломея, они бродили между клеток со львами, оцелотами, кенгуру и носорогами. Они стояли на берегу Темзы, когда синьор Дюваль пересек реку по натянутому канату. В ушах Джаспера трещали фейерверки, его мозг пузырился новыми возможностями. В школе он продавал крапленые карты, хлопушки и волшебные шляпы собственного изготовления и не жалел времени на зарисовку механизмов и сложных финтифлюшек. Его кошелек распухал от денег. Мир был сдобной булочкой с присыпкой из сахарной пудры, только и ждал, когда его купят. Он говорил, что однажды заведет собственную труппу и устроит лучшее представление во всей стране. Тоби серьезно относился к его словам и выражал желание стать совладельцем. Он предложил название: «Великое шоу Тоби и Джаспера Браунов», – но Джаспер недовольно поморщился. Браун? Им нужно придумать новое семейное имя: Зевс, Ахиллес или даже Юпитер. Братья Джупитер.

Отец благосклонно улыбался, прислушиваясь к их мечтаниям. Он пребывал в убеждении, что цирк был мальчишеской прихотью, которую Джаспер обязательно перерастет. По его словам, Джасперу были нужны усидчивость и целеустремленность. Его собственное положение в мире торговли было неустойчивым, и он не хотел, чтобы его ребенок страдал от таких же ограничений. Когда несколько его судов потонуло у побережья Сиама и они были вынуждены переехать в менее просторный дом в Клапэме, он наскреб и занял денег, чтобы купить Джасперу офицерское назначение в далеко не самом популярном провинциальном полку. Джасперу было двадцать лет: более чем достаточно, чтобы отказаться от глупых мечтаний о дрессированных тюленях и танцующих лошадях.

Разочарование Джаспера рассеялось уже через несколько дней. К своему удивлению, он обнаружил, что в армии полно трюков и актеров, даже на злосчастных равнинах Крыма. Он устремлялся в атаку по склону холма в мундире с потрепанными эполетами и блестящими знаками различия, и Дэш бежал рядом с ним. Парады, звуки сигнальных горнов, военные оркестры, взрывы снарядов как смертоносные фейерверки, ощущение принадлежности – это был цирк в чистом виде. Цирк был театральным подобием жизни и человеческого желания. Когда наступила цветущая весна, дамы наблюдали за сражениями с вершин холмов, как могли бы наблюдать за представлением, прижав к глазам театральные бинокли. Однажды утром, в тревожные дни перед штурмом Севастополя, он слышал, как одна женщина невозмутимо сказала: «Они так летали по небу, когда падали мортирные снаряды, что были похожи на умирающих птиц». Туристические пароходы совершали круизы в местных водах ради наблюдения за морскими боями, и зрители аплодировали, когда падавшие снаряды поднимали фонтаны брызг. Говорили, что во время атаки на Эльму стайка русских дам в панике бежала на колясках с места сражения, оставив лорнеты, разделанных цыплят, бутылки шампанского и зонтики от солнца. Убийство было представлением, и иногда, закалывая штыком очередного русского казака, Джаспер ожидал, что убитый вскочит на ноги и поклонится публике под гром аплодисментов.

3

Эдвин Генри Ландсир (1802–1873) – английский художник и скульптор эпохи романтизма.

4

Уильям Чарльз Макриди (1793–1873) – английский писатель и популярный актер, исполнявший классические и бытовые роли.

5

Лондонский амфитеатр Эстли был открыт Филипом Эстли в 1773 году как концертный зал и считается первой цирковой ареной в Англии.