Страница 10 из 19
На полках под столами стояли самые разные емкости, стаканы, изделия из глины и нержавеющей стали, и размерное разнообразие их было столь велико, что ум заходил за разум при виде такого количества сосудов, помещенных один в другой. Сковороды под соте, сковороды с утяжеленным дном, сковороды для жарки стояли одна в другой высоченными стопками, напоминающими Пизанскую башню, ручки их торчали во все стороны, как переломанные паучьи лапы.
Да как, черт побери, ей разобрать все это и уложиться вовремя?
Взывать к добросердечности Марселя не имело смысла, она была уверена, что ничего подобного у него и в помине нет. Он ясно дал понять, что на стороне врага. Она оставалась одна-одинешенька.
Без малейших преувеличений. Просить помощи ей было не у кого.
На какое-то мгновение Нине показалось, что волна паники сейчас снесет ее.
Нет, она все сможет. Ей нужно составить список, выбрать приоритеты, сделать бирочки, чтобы маркировать полки и ящики, чтобы у всего было свое место.
Когда Нина вернулась в зал, там не было ни одного человека. Марсель даже не посмотрел на нее. Из чистого озорства она спросила его:
– Маргерит – ваша единственная клиентка?
– Таких леди, как мадам дю Фурж, здесь мало. Она парижанка старой школы. Благородного происхождения. Изящная. Она приходит каждый день.
– Правда?
И опять Нина нахмурилась.
– Так было не всегда, – сказал Марсель, как отрезал.
– Извините, я не хотела…
– Нет. Именно что хотели. – В глазах Марселя неожиданно загорелись эмоции. – Когда-то это была одна из лучших кондитерских в Париже. – Он сделал уничижительное движение рукой в адрес крашеных светло-голубых панелей на стене под рейкой для защиты поверхности стен от спинок стульев. – Когда я был мальчишкой, мы жили в четырех улицах отсюда и приходили сюда каждую субботу по утрам. Они делали лучшие слоеные пирожные. Это было их фирменное изделие. Но хозяин оставил кондитерскую своим детям. Они не были шефами-кондитерами. Времена меняются. Мы перестали готовить выпечку здесь, на кухне. Теперь живем на одних поставках. А это совсем не то. А вскоре мы закроемся, и ваш мсье Финлей откроет здесь свое бистро…
Марсель закрыл глаза словно от боли.
– Я так думаю, если кондитерская не приносит доходов…
Нина слегка повела плечами, как бы выражая сочувствие.
Марсель посмотрел на нее недовольным взглядом.
– Если бы кондитерская работала по-настоящему, то могла бы и приносить. Вот уже пятнадцать лет, как это никого не волнует. – С неожиданной раздраженной гримасой он добавил: – Так с какой стати я буду волноваться?
С этими словами он понесся вытирать один из столиков, хотя за ним, кажется, давно никто не сидел.
Нина нахмурилась, глядя ему вслед. Зачем он тогда здесь работает? Прежде он явно заправлял тут всеми делами.
Она вздохнула, посмотрела на часы и решила вернуться сюда на следующий день. У нее есть еще несколько дней, чтобы все привести в порядок, и она надеялась, что настроение у Марселя улучшится, хотя особо на это и не рассчитывала.
Глава шестая
– Ну и что у Себастьяна за квартира? – спросила мать у Нины на ее четвертый день пребывания в Париже.
– Миленькая, – ответила Нина, оторвав глаза от экрана – она разговаривала с матерью по видеосвязи, – чтобы окинуть взглядом квартиру.
– «Миленькая» ни о чем мне не говорит, – посетовала мать, добродушно нахмурившись.
– О’кей, очень миленькая. Так сойдет? – Нина посмотрела на высокие балконные двери, на маркизетовые занавески, чуть колышущиеся на ветерке. За окнами был крохотный балкончик, выходивший на бульвар. На верхнем этаже угловая квартира давала две разные перспективы, виды в обе стороны были великолепные, даже видна Эйфелева башня. С этим видом она была слишком хорошо знакома. Уже один тот факт, что она находится здесь одна и имеет возможность созерцать это в реальности, приводил ее в замешательство. К этому добавлялось не дающее Нине покоя знание о том, что ей нужно черт знает сколько времени проводить на кухне кондитерской и приводить ее в порядок. Марсель категорически отказался ей помогать. Она каждый день говорила себе, что у нее впереди целых семь недель, чтобы познакомиться с городом, и спешить ей некуда.
– Я бы хотела представлять, где ты находишься, детка. – Горькая улыбка на лице матери заставила Нину почувствовать себя виноватой. А как иначе? Отточенная долгими годами опыта и воспитанием пятерых детей, эта улыбка стала не таким уж и тайным ее оружием. С телефоном в руке Нина вышла на балкон.
– Ах, какой вид! И день какой замечательный, солнечный. Почему ты сидишь дома?
– Разговариваю с мамой, – сказала Нина, снова наводя камеру на себя.
– Ну-ка, ступай на улицу. День просто великолепный.
– Я собиралась осмотреть город чуть позже. – Нине не хотелось признавать, что все ее осмотры до сего дня ограничивались стенами квартиры Себастьяна и посещениями кондитерской, где она была в роли уборщицы – скребла и чистила кухню, методически осуществляла реорганизацию ящиков и их содержимого.
– Ты только смотри там, поосторожнее. Я слышала, в Париже карманные воры просто ужас какие. Ты ремешок от сумочки вешай на шею и держи ее перед собой. Хотя я слышала, что они ремешки просто ножами перерезают.
– Ма, все будет в порядке.
Если ее мать таким образом побуждала ее к прогулкам, то вряд ли это могло принести желаемый результат.
– И смотри, обязательно…
– А вот это зона отдыха.
Она неторопливо сделала полный разворот с камерой.
– Ах, детка, замечательно. Миленько! Великолепно. Ты озорница.
Нина, вернувшись на экран, улыбнулась матери шаловливой улыбкой.
– Да, тут роскошь необыкновенная. Я думаю, что не видела диванов лучше этого. – Она погладила светло-серую бархатную обивку, похлопала по диванным подушкам цвета морской волны. – Я думаю, Себастьян привлекал какого-нибудь дизайнера интерьеров, цвета все такие успокаивающие, прохладные.
– Очень по-летнему, – сказала мать, которая была большой поклонницей цветового анализа и подбора цветовых сочетаний.
– Кухня?
Нина вздохнула, понимая, что мама не успокоится, пока не увидит всю квартиру. Она пересекла комнату и резко свернула в кухню-столовую.
– Боженьки ты мой, Нина! Какая красота!
Нина не могла не согласиться: большая комната без каких-либо перегородок с видом на Эйфелеву башню и в самом деле была замечательна. В этой обставленной по последнему писку моды кухне стояли отливающие глянцем шкафы без ручек и имелись все гаджеты, известные человечеству.
– Покажи мне кофемашину. Ой, Джон! Джон! Иди сюда скорей, посмотри.
Нина слышала, как ее родители восторгались по поводу встроенной кофемашины из нержавеющей стали, прикидывали, куда бы им поставить такую и сколько она может стоить.
Нина пошла дальше, показала матери широкий коридор с мягкой подсветкой в нишах и плиточным полом, ванную с огромной душевой кабиной и миленькой синеватой плиткой.
– Как все мило, дорогая. Так ты и домой не захочешь возвращаться.
– Не переживай, ма. Как только Себастьян снова обретет способность двигаться, он захочет вернуть себе эти покои.
– А как он поживает, красавец? Передай ему привет от меня. Обязательно. Нам его не хватает. Он ведь практически жил здесь. – Нина закрыла глаза, точно зная, что последует дальше. – А потом вдруг… не знаю, почему он перестал приходить. Жаль, что мы его так редко видим.
– Может, потому, что он уехал в университет, а потом окончил школу кейтеринга, – уже, наверно, в тысячный раз высказала предположение Нина.
– Ну, мог бы заглядывать на каникулах.
Подбородок Нины напрягся, и она с благодарностью подумала: хорошо, что камера все еще направлена на модерновую душевую.
– Ну вот, экскурсия закончилась, – сказала Нина. – Как там овечки – ягнятся…
– Ты не показала мне спальню. Ну-ка, давай.