Адгезийская комедия

Вы спросите: а как же Сеня? А Сеня просто перестал со мной общаться в лагере. Первого сентября в бассейне как ни в чём не бывало снова подошёл. Я ему:

− Заговорил? А в лагере даже в столовке за другой стол отсаживался как будто я лишайная какая (у нас в бассейне случалось, что лишаём заражались).

А он мне:

− Я не хотел тебя компрометировать своим присутствием, у тебя же любовь.

− Да ладно, − говорю. – И что теперь не здороваться?

А он ничего не ответил, и стал спрашивать об одной моей училке, которая дура, будет ли она в этом году или её уволили.

На зимних каникулах, вот сейчас, когда и не думали о пандемии, а вирус был только в Китае, мы с Кириллом встретились на сборах в Пензе. Но там всего две недели. И мы жили в разных корпусах. Я была завёрнута на тренях, готовилась всё-таки мастера взять после предновогодней неудачи с двумя десятыми. Он ни разу не зашёл к нам в комнату, а я так ждала. Я его в бассейне видела всего два раза, и то издали. В Пензе бассик огромный олимпийский. Киря как-то интереса ко мне не проявлял вообще, хотя я ему все фотки лайкала, каждый день ленту прокручивала-просматривала.

После Пензы он меня с праздниками-то по-прежнему поздравлял, но разве это нормально, что он в Пензе меня в офлайне игнорил? Я от обиды не отвечала на поздравления, только лайкну его сообщение и всё. И реально стала страдать до сумасшествия, стала мучиться до трясучки. И поделиться же не с кем! С Сеней же не могу поговорить на эту тему. А с девчонками из группы опасно: расскажешь одной − все узнают. А в классе тем более, так − поболтать могу, но никаких особенно личных разговоров – я в школе в основном-то молчу, отдыхаю от бассейна. Не с кем поделиться − вот это самое ужасное. Я ору с людей, которые ноют в личку, а некоторые и на всеобщее обозрение посты выкладывают, я просто в шоке. Люди даже не парятся, что их начнут обсуждать, им по фиг, они выплеснули негатив и живут себе, комменты поддержки лайкают, хейтеров трут и банят. Я с такими вообще не то, что не дружу, я таких людей обхожу стороной, на таких дунешь или пихнёшь, а они напишут, что их убить хотели.

В марте, когда перевели на дистанционку, звонит наш тренер маме и говорит, что срочно надо сдать деньги на хороший лагерь. И это первый раз было, что срочно. Мама расстроилась, порощалась с тренером и мне говорит:

− Хорошо, что у меня как раз сегодня расчёт за заказ.

И тут я впервые написала Кириллу. Не знаю зачем. Кирилл! У нас такой-то и такой-то лагерь в Анапе с десятого августа. Ваш бассейн случайно не едет? А он ответил моментально: да, мы тоже в него едим, сегодня сказали деньги сдать. И дальше пишет: ты как, Мальвин? А я пишу в ответ: да норм я, просто экзамены эти, огэ, а так готовлюсь к городским и к России, хочу там на длинной воде мастера штурмовать. А он пишет: да сейчас всё отменят, ничего не будет, и экзаменов тоже, знакомые из органов сказали, что Москву закроют, надо из неё валить на волю.

Так и получилось. Всё закрыли. Потом и огэ отменили, это повезло без вопросов, я бы и не сдала ничего. Я жила одним: что в Анапу поедем десятого августа. Больше вообще ни о чём думать не могла. Раз тридцать я хотела написать Кире в личку о своей любви. Но не решилась ни разу, всегда стирала написанное.

Бассейн меня успокаивает, и спишь после него хорошо, только если не после сорев. После сорев я вообще две ночи спать не могу. А так представьте: с пяти лет в басике, с семи каждый день практически в воде. И тут – русалка на суше, без воды. Я реально стала задыхаться. Русалка на суше реально сошла с ума. Не приведи господь русалкам влюбиться.

Глава пятая. Бабушкина квартира

Я заканчивала третий класс, когда бабушка умерла. И вроде бы накануне разговаривали (я почти каждый день после трени бабушке звонила, разляжешься в кресле и болтаешь с бабушкой), и всё было хорошо, и вдруг – вот вам. Ей должно было семьдесят исполниться, мы обсуждали с ней по телефону её дэ-рэ, где заказать столик: у нас в Москве или у неё в Веретенце. Соседка Зина нам позвонила в тот страшный день. Бабушка упала, когда выходила из подъезда − что-то вроде спазма, её увезли в больницу, и всё. На маме просто не было лица – конец весны для неё самое горячее время, а тут – похороны и ещё много разных сопутствующих дел. В итоге – мама бросила заказы, отменила примерки, выслушала нытьё, клянченье, ругань и угрозы заказчиц и клятвенно пообещала, что всё успеет. Я предупредила тренера и пропустила бассейн и офп, но у меня и ухо сильно тогда разболелось, в этом случае не плавать – всегда к лучшему. Мы с мамой переехали в Веретенец на четыре дня. Я просто кайфовала на малой родине, достала все свои вещи из шкафа, играла, рисовала, вспоминала, даже танцевала, ставя себе диски в старенькую магнитолу, и даже «плавала» на паркете, перебирая ногами-хвостом. У меня не было ощущения, что бабушки нет. То есть я всё понимала: люди смертны и так далее. Но я всё равно радовалась, так мне хорошо было в квартире, я вспоминала, сколько всего интересного происходило здесь, на этом полу, составленном из мелких досочек узором «ёлочка»!

А мама три дня всё бегала по делам. Бабушку похоронили рядом с дедушкой, которого я видела только на фотографии. В столовой завода устроили поминки. Бабушка работала в лаборатории завода, когда перестала ездить в экспедиции, и хоть и была специалистом по грунту испытывала руды и консультировала насчёт сплавов. В зависимости от земной породы утверждался разный сплав бура: где суглинок, там металл подешевле, а где приходилось бить камень, гранит, кварц и ещё много разных примесей, там сплав делался дорогой.

Все расстраивались на поминках, все спрашивали: как теперь быть без бабушки, никто не ожидал, что она умрёт, она консультировала до последнего дня. Хорошо, говорили коллеги, что есть научные работы и статьи, жаль, что Галина Арсентьевна не любила записывать, все выводы и формулы надиктовывала подчинённым, из-за этого и докторскую диссертацию не защитила. Мы с мамой чувствовали себя чужими, особенно мама. Я-то хоть немного была в курсе бабушкиной работы. Мы вернулись в бабушкину квартиры опустошённые, разбитые, так ещё мама из вежливости пригласила на следующий день бабушкиных коллег, чтобы они забрали разные научные книги. Ни мама, ни я не хотели никого видеть, но как отказать-то, когда они сами стали спрашивать о книгах и научном архиве, который бабушка хранила дома.

Ночь омрачилась для меня кошмаром. Снова за окном тот человек из детства, всё так же в рубашке с оборками. Теперь я поклясться могла, что это был человек. Он сказал:

− Привет! Я твой.

И мне показалось, что я стою на кухне, и он за окном, и вроде зима, а он как Снежная королева, а вокруг снежки, то есть летают такие крупные комки снега, парят! Он сказал, шлёпая толстыми губами:

− Никого не зови сюда! – И приложил волосатый палец-сосиску к шамкающим губам. И так, знаете, как наяву − вот этим кошмары плохи, и какое-то жуткое состояние, страшно очень: и что сущность за окном, и что высоко… Но самое ужасное – не это видение, а что очнулась я от голоса мамы:

− Мальва! Мальвочка! Ты что?

И я помню, что я так на маму стала раздражаться, но молчу, и стою почему-то на кухне с тапками в руках, со старыми тапочками-зверушками, которые я носила у бабушки до школы и которые мне стали безнадёжно малы − откуда тапки взялись той ночью, мы с мамой так и не въехали. Я помню сквозь сон, что прям бесилась, меня раздражали мамины причитания. Я пошла и легла в кровать, которая, кстати, тоже мне стала коротка − ноги у меня свисали. Утром мне мама рассказала, как она спала в бабушкиной комнате и вдруг услышала скрип оконной рамы из кухни. А там я как лунатик. Ни разу больше со мной не случилось что-либо подобное. Но времени не было всё это обсуждать, обмусоливать, переживать, маме с утра пораньше уже писали нетерпеливые бабушкины коллеги. Мы с мамой оставили ключи соседке Зине, не завтракая погнали в Москву. Началась почти обычная жизнь. Почти – потому что самый конец учебного года. Мама неделю почти не спала – столько навалилось работы, а я плохо закончила третий класс, с тройками, наша училка, которая ничему не учила, просто сто раз успела повозмущаться, что я все итоговые контрошки и тесты пропустила. А что эти контрошки-то – вопрос жизни и смерти, что ли? Ещё накануне, когда ничего не предвещало никаких спазмов (ну на давление бабушка жаловалась всегда), мне бабушка, в ответ на моё нытьё по поводу школы, посоветовала не заморачиваться насчёт контрольных и тестов по окружай-миру: