Адгезийская комедия

− Ну а здесь по-другому. Везде, Мальва, свои порядки. Тут наверное больше криминала.

− Мама! Тамбуры же. Лестничная площадка маленькая, а дальше коридор, он как бы личный…

− Ну значит и у нас скоро на каждом этаже повесят, − отозвалась безразлично мама.

Окна моей комнаты, да и другой, бабушкиной (комнаты рядом, через стену и выходят на одну сторону), буквально таранили коряги, которые мама почему-то назвала ветками:

− Смотри, какие кудрявые ветки!

Я ошарашено молчала. Я не ожидала такого вида из окна, точнее его отсутствия. Мы не раз и не два бывали в бабушкиной квартире, пока жили жильцы, но я не подходила к окнам. И тут оказалось, что липы-то со времён моего детства вымахали прямо с дом. Еле-еле и всего минут на десять солнце осветило мою комнату и ушло выше. А в бабушкину комнату солнце попало максимум на минуту, это даже маму удивило.

− Мы теперь как принцессы в замке, а вокруг вырос тёмный лес.

Приятно чувствовать себя принцессой в заточении, да и многие люди живут в тени всю жизнь. Но мне стало не по себе от того, что солнце навсегда осталось за моей спиной на шоссе и бульваре, а тут – кратковременный утренний гость, вроде как для галочки отметиться светом. Я захотела тут же покинуть бабушкину квартиру и больше не появляться.

− Лес во дворе, мам. Это что-то странное… Почему не вырубят-то? Неужели никому не мешает? Неужели только к нам в окно тыкаются эти ужасные ветки.

− Я тебе сразу сказала, как вещи таскали.

− Да то сосны у подъезда, а липы ж с другой стороны. Мама! Ты не находишь, что это какие-то крючковатые пальцы?

− Вот липы зацветут, будешь прямо из окна собирать цветки и пить липовый чай. – Мама растянулась на диване. Ей явно нравилось в квартире: − Пусто, тихо…

У бабушки в комнатах всегда было тихо, я запомнила необыкновенную тишину. В Москве я постоянно слышала крики, разнообразный шум, чихания и кашляния соседей снизу, а тут – бешеный контраст, непроницаемая тишина. Комнаты показалась мне склепом. Тишина намекала на вечность и совсем не радовала. Прихожая, коридор и кухня – звуков навалом − соседи за стенкой, а в комнатах – другой мир. Даже окна… Когда жила у бабушки, в окно я видела только небо. В квартире высокие широкие подоконники, иногда я забиралась на них и представляла себя кактусом в горшке или цветком с зубчатыми листьями. Бабушка обрывала его листки для настойки, поэтому в горшках продолжали бушевать карликовые пальмы-мутанты. В детстве с подоконника я видела верхушки лип, я обожала ещё за это бабушкино лето – липовый тяжёлый аромат окутывал сладостью, я ложилась на паркет, вдыхала дурман-траву, как в сказках про Иванушку. Я смотрела с подоконника вниз, и тогда видела людей, копошащихся на газоне, они обрывали цветки с липы, подпрыгивая. Я негодовала – это же наши липы, но бабушка успокаивала: пусть люди собирают, липы общие, они же за окном. А по ночам казалось, что липы со мной разговаривали… Я стала изучать косяки окон, что-то зацепило глаз. Ну конечно – детские рисунки. У нас были жильцы с детьми. Детские каракули. Странные человечки, точнее человечек в плаще или пальто и пауки, странные пауки, похожие на человечков, пауки с человечьими головами… Я попыталась рассмотреть через листья, что там за окном дальше, почему солнце не видать. Раньше-то далеко вглубь стояли чужие дома-башни, не наши корпуса и по другой улице. Теперь за теми домами высился недостроенный серый человейник, два крана замерли, как гигантские богомолы − вот почему солнце-то оставило нашу квартиру, оно зашло за новостройку. Я выдохнула: так испугаться, а нашлось простое объяснение. Я подумала, что, вот, я недовольна ветками, а что же внизу? Я распахнула окно и присела на подоконник как в детстве. И, поверите?, мне даже померещилось, что горшки с цветами тут же стоят – детская память, флэшбэки, сыграли шутку. Так-так: первые этажи видят стволы осин, и лип, и гигантских клёнов. Травки на земле не было и здесь. Голая земля вместо газона. И наверняка с собачьими сюрпризами. Словно читая мои мысли, прямо под окнами между стволов прогуливалось двое собачников.

В Москве-то мы живём на последнем этаже, в окне панорама − детские сады жёлтыми пятнами напоминают гигантскую латинскую букву, дальний дом микрорайона подмигивает окнами в темноте, ну а если посмотреть вниз – люди-барсуки ходят по двору, машины-квадраты тетриса освещают светом фар собачников и прочих припозднившихся алконавтов. Всё – как на ладони, всё сверху, много воздуха и неба, и даже салют на 9 мая вспыхивает на далёком бесконечном небе… Вид из окна, это же целая поэма. В любом доме разница между обитателями первого-второго этажа и последнего – огромна. На первом этаже ты можешь утопать в кустах, разбивать клумбы, любоваться цветами под окном. А может ветки дерева или сирени тыкаются в окна?.. Но видеть перед собой стволы и голую землю и заглядывающих в твои окна собачников… Такое себе удовольствие…

Собачники одновременно запрокинули головы, я почему-то вспомнила нас с Сеней, когда мы натолкнулись на коляску с одиноким малышом и увидели алконавта в окне. Мужчины, такие приличные в спортивном стиле, смотрели на меня в упор, но я не отстранилась, сидела, как сидела: ничего ж такого. Эти двое одновременно опустили головы, ушли с земли, собаки стали лаять и натягивать поводки, но за листвой я не разобрала, что за собаки и на кого они ополчились. Одна в рыжину, покрупнее, а другая чёрная и не маленькая. И мужики тоже – один, тот что с рыжей собакой, в рыжих шортах и жёлтой футболке, а тот, что с чёрным псом, тот во всём чёрно-фиолетовом. Господи, подумала я, несчастные люди первого этажа, а ведь были же, были раньше цветы.

− Мам! А помнишь: тут же росли мальвы? Ты это помнишь? – мне реально было не по себе.

− Да брось ты, Мальв, переживать. Наверное, старое поколение отошло, те, кто цветами занимался. А моим ровесникам не до цветов.

− А тётя Света в нашем дворе? (Тётя Света впахивала по весне, разбивая новые и новые клумбы у подъездов, и почему-то уверяла, что это ей как отдых.)

− Мальва! У неё ребёнок больной, они всё время на улице, вот и нашла занятие.

− Всё равно без цветов некрасиво. У нас даже в карантин, даже рядом с бассейном клумбу не запускают. (У нас рядом с бассейном шикарная клумба, с разными цветами, с каменными горками, а по камню ползёт какой-то махровый плющ, вроде как листы седые).

− Тут я достала из ящиков. – Мама приподнялась с дивана – он пошатнулся, мама чуть не упала. − То ли я такая жирная, то ли диван на один угол совсем неустойчивый. Что там пишут?

Я покопалась в пачке рекламных бумажек, за пандемию их накопилось с гулькин нос.

− Мама! Там написано, что идут работы по благоустройству. Ты их видишь, эти работы?

− Сегодня выходной. Наверное, начнутся. Да и не растут под деревьями цветы.

− А трава? Просто надо насыпать хорошей земли, − настаивала я.

− Смешно, что мы с тобой об этом говорим, мы ни разу не ботаники и не агрономы.

− Да ну мам. Ты не замечаешь, как тихо?

− Прекрасно. – И мама осторожно легла на диван. – Тут всегда было тихо. Тут всегда настоящая нирвана.

А мне, вот, совсем не казалось это прекрасным. Иногда, когда грустно, что-нибудь плохое случилось, слышишь звуки двора, знаешь: ты не один в этом мире. Иногда даже затворнику хочется побыть не одному. И тут до меня наконец-то дошло: я поняла, что буду просто одна-одна. Ладно, успокоила я себя, я ж буду занята, целыми днями, неделями. И у меня ж есть радио. Всё норм. Буду слушать по совету историка новостные станции. Он сказал, прощаясь с нами (с теми кто огэ по обществу выбрал и «ходил» к нему на дополнительные), он сказал: слушайте новости и сможете ответить на многие вопросы без всяких учебников.

Я еле удержалась, чтобы не напомнить маме, как она сама говорила, что папа еле ноги унёс из этой идиллии…

− Ты такая маленькая девочка, возвращалась отсюда спокойная, довольная, повзрослевшая. Идилия, здесь идиллия, − бормотала мама.

− Согласна. Но как-то, мам, совсем тут всё по-другому стало.