Тафгай 2

Глава 22

В четверг 21 октября накануне игры с ленинградским СКА из Госкомспорта в команду пришло пренеприятнейшее известие. Прямо в конце тренировки на льду дворца спорта прибежал запыхавшийся начальник команды Иосиф Львович Шапиро и стал что-то нашёптывать Севе Боброву. Михалыч от принесённой весточки, даже свисток изо рта выронил. Затем он взял микрофон, через который иногда давал советы по той или иной игровой ситуации на льду, и спокойным голосом произнёс:

— Товарищи хоккеисты, сейчас после тренировки состоится собрание команды. Кстати, тренировка окончена.

— Михалыч, можно я ещё по воротам побросаю? — Спросил, подъехав я к бортику, так как всевозможные собрания с детства не переваривал.

— Нельзя, — пробурчал Бобров. — Это тебя непосредственно касается.

«Что ж я сделал-то? — ломал я голову, топая, как и вся команда в раздевалку. — Бандиты, которым я настучал в «кочан» пожаловались? Маловероятно. Может мне звание какое полагается, ну там мастер спорта междуогороднего класса? Или тренерша фигуристок пожаловалась, что у нас с Женей отношения из дружеских и платонических плавно переросли в любовные со всеми вытекающими из этого последствиями? Так ей уже девятнадцать лет, не маленькая, а наоборот вполне самостоятельная. В общем, сейчас итак объявят, чего голову ломать понапрасну».

Всеволод Михалыч дождался, когда последний игрок покинет душевую и пристально посмотрел на наши раскрасневшиеся лица, после беготни по ледяному полю.

— Завтра с Ленинградом по требованию Госкомспорта хоккеист Тафгаев играть не будет, — тяжело вздохнув, сказал он.

Потом Бобров выждал паузу, пока остальные хоккеисты выплеснут эмоции, потребовав справедливости от чиновников, которым, честно говоря, на простых хоккеистов всегда было с большой колокольни начхать. Меня хоть в команде не все с восторгом принимали, но за пользу, что я приносил коллективу — ценили все.

— Вот, — Сева Бобров показал в руке конверт. — Здесь сообщается, что за драку учинённую Иваном Тафгаевым и Валерием Васильевым в матче 16 октября оба дисквалифицируются на одну игру. А в целях осуждения хулиганства на льду нам рекомендуется провести командное комсомольское собрание. Лёша Мишин, — главный тренер посмотрел на капитана и комсорга команды. — Ты должен будешь протокол собрания отпечатать и отослать в Госкомспорт. Предлагаю всё это сделать по-быстрому, не откладывая в долгий ящик. Нужно ещё над составом подумать для завтрашней игры.

— Так это, — встал с деревянной лавки наполовину переодетый Мишин, — сначала должен кто-то высказаться, осудить Ивана, что неправильно он ударил динамовского защитника. Кто это готов сделать?

Хоккеисты дружно притихли. Во-первых, такое высказывание попахивало паранойей, во-вторых, сегодня меня осудят за то, что я защищал своих партнёров, а завтра на льду никто за тебя уже не заступится.

— Мы сейчас все в одной лодке, — высказался молчун Вова Астафьев, которому я недавно помог разобраться с бандитами. — Если мы сейчас Ивана осудим, то далеко не уплывём. Они там, чиновники эти сидят бумажки со стола на стол перекладывают. Что они могут знать о хоккее? Чё они лезут со своими рекомендациями.

— Что ж ты Вова предлагаешь, не реагировать? — Спросил Мишин.

— Ничего не предлагаю, — отвернулся от собрания Астафьев.

— А давайте им дулю нарисуем и отправим вместо протокола, — засмеялся Коля Свистухин.

— Ладно, пусть Иван сам скажет, что осознал, что амбала Валеру Васильева бить не будет, — улыбнулся Толя Фролов. — Тафгай давай уже скажи что-нибудь. Плохо конечно, что тебя отстранили, но с Ленинградом мы итак должны справиться.

Я встал с лавки, голова непривычно медленно соображала, так как иначе как сюром ситуацию назвать было нельзя, тяжело вздохнул и ответил:

— Я понимаю так, в Госкомспорте заинтересовались моей дракой на льду после статьи Анатолия Тарасова в «Советском спорте». И сейчас мы эту статью должны осудить и потребовать публичного извинения от Тарасова за нарушение профессиональной этики.

— Ты, Иван, вообще соображаешь, что говоришь? — Удивился Лёша Мишин.

— Отлично соображаю, мы такими статейками роем яму нашему Советскому хоккею, — я махнул рукой так, как будто в ней был булатный клинок. — Не сегодня, завтра нас ждут встречи с канадскими профессионалами. Что мы будем делать, когда заокеанские бандиты начнут калечить наших лидеров? К примеру, какой-нибудь условный Рик Лей изобьёт Валерия Харламова, а остальная команда даже толком и не заступится, подотрётся статейкой этой тарасовской в одном месте. Советский хоккей должен быть с кулаками, чтобы пресекать гряз и грубость.

— Всеволод Михалыч, так что ответить в Госкомспорт? — Растерялся капитан команды Мишин. — Фигу что ли рисовать?

— Иосиф Львович, — Сева обратился к сидящему тихо в углу Шапиро, начальнику нашей боевой команды. — Ты давай сам что-нибудь ответь спортивным чиновникам, а нам этой ерундой заниматься некогда. Поведение обсудили, Тафгаев осознал, постановили сделать ему строгое предупреждение. И всё, все свободны.

Спустя минут пятнадцать, когда я переоделся и собрал хоккейную амуницию в баул, в раздевалку вновь заглянул наш прославленный главный тренер.

— Зайдите в тренерскую оба, — кивнул он мне и Боре Александрову.

Мы с «Малышом» переглянулись, почти синхронно пожали плечами и двинули на ещё один разговор, но Бобров нас надолго не задержал. Попросил впредь не размахивать кулаками направо и налево, как меня, так и юниора Александрова. После чего Михалыч склонился над своими шашечками, размышляя, кем заменить меня в игре против СКА.

На обед в «Зелёный город» вместе со всей командой я и мой юный друг не поехали, решив восполнить потраченный калории здесь же в городе. На Верхне-Волжской набережной, которую ещё при Николае Первом стали застраивать основательными каменными зданиями, в советский период добавили очень симпатичное из стекла и бетона кафе «Чайку». Вот туда мы и решили заехать. Судя по контингенту, сейчас в дневное время здесь тусовались исключительно студенты, а вечером же эту точку общепита могла посещать и другая, более серьёзная публика.

— Замечательные цены, — улыбнулся я, рассматривая меню. — Курица жареная с маринованными фруктами — 1 рубль 58 копеек. Бульон с яйцом — 38 копеек. Блинчики с творогом соус шоколадный — 43 копейки. Коммунизм! Что Боря заказывать будешь?

— Тоже что и вы, только ещё мороженное за 51 копейку, — добавил Александров.