Астровитянка

– Да. – И девочка отвернулась к плите.

Патрик оторвался от вкусной форели и настороженно спросил, возвращаясь к профессиональным обязанностям:

– Никки, ты можешь рассказать, почему произошла авария?

– Я неважный летописец, – сказала Ники, не поворачиваясь, – пусть вам Робби расскажет…

– Кто это – Робби? Ещё один знакомый?

Баритон компьютера неожиданно наполнил рубку, заставив гостей вздрогнуть. Робби вступил в разговор очень официально:

– Докладываю резюме последнего полёта. Научный корабль МарсоИнститута «Стрейнджер» вылетел 15 февраля 42 года по маршруту Марс – Земля с двумя членами экипажа, Ливаном и Сюзан Гринвич. Пассажир – Ни коль Гринвич. В ходе полёта экипаж открыл второй, ранее неизвестный спутник астероида 4654 и решил пролететь возле редкой тройной планеты для сбора научных данных. Это противоречило запланированному маршруту, поэтому пилоты ничего не сообщили базе о предполагаемом маневре. Третьего марта, в момент сближения с главным телом астероида, на корабль было совершено внезапное нападение, в результате чего он столкнулся с планетоидом, рубка разрушилась, и экипаж погиб. Пассажир Никки Гринвич осталась жива.

Сразу три голоса слились в хоре:

– Что-что?!

– Какое нападение?!

– И ты мне ничего не сказал?!

Робби переждал шум и ответил сначала Никки:

– Извини, пожалуйста, но ты никогда не спрашивала прямо, а сам я счел эту информацию разрушительной для твоей психики в условиях подобной изоляции.

Бенина удивлённо подняла брови и машинально кивнула.

– На корабле есть множество доказательств нападения, – сказал Робби. – Практически вся электроника корабля в критический и точно рассчитанный момент времени была выведена из строя электромагнитным выстрелом. Боевые поля вызвали сверхсильные токи и массовые короткие замыкания в электрических цепях. Корабль оказался полностью парализован и разбился об астероид. Можете убедиться сами: начинка большинства микросхемных блоков расплавлена или повреждена. Я еле собрал из остатков слабенький SOS-передатчик.

– Кто… это сделал? – Никки опустилась на стул, и её синие глаза потемнели от давней боли.

– Не знаю… – ответил всезнающий Робби.

Бенина с тревогой смотрела на девочку. Лицо Никки побледнело и покрылось испариной. Бенина не знала, что в этот момент острая боль пронзила шею девочки, а её ноги стали неметь. Так всегда случалось, когда прошлое дотягивалось до Никки.

Робби уверял её, что это лишь фантомная боль. Робби – хороший друг, но он так и не понял своей электронной головой, что человек живет в мире иллюзий, которые реальнее реальности.

Любой ребёнок пребывает в непоколебимом и наивном убеждении, что родители всегда будут рядом с ним, ласковые и заботливые. Слишком ранняя потеря иллюзий может так ранить душу, что даже воспоминания будут причинять невыносимую боль – да-да, конечно, фантомную, но всё равно пронзительную, сбивающую с ног.

Через некоторое время девочка пришла в себя и даже подала гостям свежезаваренный чай. Кажется, он не привёл их в восторг, но это была последняя её заварка – сама девочка не пила чая уже года два.

Патрик встал из-за стола и отправился на осмотр корабля, обшаривая все углы своей коллекцией анализаторов. Никки всё ещё находилась в полушоковом состоянии от прилёта гостей и от драматического сообщения Робби, но по-прежнему старалась играть роль гостеприимной хозяйки – и где только научилась подобной светскости? Девочка показывала Бенине, как она тут хорошо устроилась, хвасталась оранжереей, розами и прудом с форелью. Бенина не подавала виду и даже вежливо восторгалась, но позже почти в истерике рассказывала лейтенанту Дику, с которым была на дружеской ноге:

– Десять лет без родителей и взрослых! Никакой медицинской помощи… О боги! Она молочные зубы дёргала себе сама!.. Волосы не стрижет, а пилит каким-то жутким резаком, непонятно, как голову себе не отрезала… Отслеживаются периоды серьёзного голодания… все руки в шрамах и мозолях! А эти живые цветы перед заклиненной дверью рубки! Провести всю жизнь возле могилы родителей… Ни школы, ни подруг… Я, взрослая, – с ума бы сошла! А она, поразительно, – весёлая, как жаворонок!

И вот вещи Никки упакованы в два больших кофра, и возле шлюза собралась группа людей: Патрик, Бенина, Никки, сам лейтенант. Дик, не усидевший в командирском кресле, и ещё один корабельный врач – глава крейсерного медотсека.

– Ты уверена, что твоих родителей нужно оставить на корабле? – осторожно спросил у девочки лейтенант в скафандре с откинутым шлемом. – Мы могли бы попробовать откопать рубку снаружи или вскрыть дверь изнутри…

– Что вы собираетесь делать со «Стрейнджером»? – в ответ спросила Никки.

– Ничего, – удивился лейтенант Дик. – Он полностью выведен из строя и давно списан. Все нужные данные с него мы сняли.

– Тогда он остается моим домом. С собственным семейным кладбищем… Родители тут были вдвоём так долго, что… не знаю, как вам это объяснить… – нахмурилась Никки. – У меня нет другого места, куда я могла бы их перевезти… а сюда я ещё вернусь.

Она замолчала, и Бенина стала облачать Никки в скафандр, принесённый с крейсера. Медик ничего не сказала насчёт изумрудного вечернего платья, хотя оно никак не подходило для скафандра, но попробовала снять с Никки чёрный рюкзачок, чтобы присоединить его к чемоданам.

– Нет! Нет! – вскрикнула громко Никки. – Нельзя!

Бенина отдёрнула руку от рюкзака.

– Почему? – озадаченно спросила она.

– Робби, объясни… – недовольно буркнула Никки, продолжая одеваться.

Робби из рюкзака произнёс длинную тираду, но не посвященные в таинства медицины поняли из неё только то, что при аварии у пассажирки Никки Гринвич был сломан третий шейный позвонок. С тех пор процессор Робби постоянно подсоединен к шейному импланту Никки, и его отключение вызовет паралич, немедленную остановку дыхания и необратимую смерть первой категории в течение шести минут…

Все слушали Робби в потрясённом молчании и полной неподвижности – за исключением Никки, деловито совмещающей скафандр, вечернее платье и рюкзак. Она уже застегнула шлем, и только тогда эмоциональная Бенина взялась за свой космический костюм, прерывисто не то вздохнув, не то всхлипнув.