Чужая вина

Я радуюсь, папа, что всё же сумела разглядеть её через столько лет и неожиданно для себя смогла стать счастливой. Уже без тебя. Твоя любимая дочь. Вот об этом-то ты всегда знал».

И, точно вдогонку, Ася записала ещё одну мысль, прозвучавшую в голове, как контрольный выстрел: «Я никогда не смогу подойти к тебе, взрослому отцу, будучи сама взрослой, как сейчас. Мы больше не сможем встретиться. Никогда».

Глава 6. Операция дочери

«Совершенно белые стены, такая же белоснежная простыня, а под ней – лицо дочери, без единой кровинки, неподвижное, – шепчет про себя Ася, раскачиваясь на стуле с закрытыми глазами. Чуть не падает с него и продолжает внутреннюю речь: – Самое страшное уже позади, операция закончилась, дочь сейчас привезут…»

Открывается дверь, и очень громкий голос санитарки отвечает кому-то невидимому в коридоре: «Сейчас эту отвезу и за другой уже ехать-то пора…»

Ася резко встала со стула и протянула руки, готовясь сама переложить обездвиженное тело дочери на кровать.

– Погоди сама-то свою девку тягать, она, чай, уж не ребёнок у тебя. Я её сейчас разбужу, сама перелезет.

Ася так и застыла с протянутыми руками, наклонившись вперёд. В голове стремительно проносились фразы внутреннего монолога: «О чём она говорит? Аллочка никогда больше двадцати килограммов-то и не весила, ребёнку больше и не надо, а то – ожирение… Почему санитарка не разрешает мне переложить дочь?»

– Эй, проснись, надо на кровать перелезть. Давай открывай глаза и переходи. Вот так, сама, сама. Ногу эту береги, теперь ещё одну перекидывай. Вот так, правильно, теперь ложись, – санитарка привычно командовала пациенткой, которая еще частично находилась под действием наркоза.

Девушка переместилась с каталки на кровать и тут же заснула. Санитарка ушла, закрыв за собой дверь. В коридоре ещё долго слышался лязг пустой железной каталки.

Ася села на стул возле кровати и закрыла глаза. Ей казалось, что она сидит у кровати девятилетней дочери в детском отделении и ждёт, когда та очнется от наркоза. Ася изо всех сил сдерживается, чтобы не накричать на другую мамашу, которая никак не может угомонить своего двухлетнего ребёнка. Он кричит так, что лопаются перепонки в ушах, и мать, как ни старается, не может услышать дыхание своей дочери. Женщине никак не уловить в размытой картинке прошлого, что её дочь жива и просто глубоко спит после операции по удалению грыжи.

«Какая я бестолковая! Зачем глаза-то закрыла, я же так ничего не увижу?! Как я за дочкиным дыханием прослежу?» – испуганно подумала женщина и тут же открыла глаза, с удивлением обнаружив повзрослевшую Аллу и постепенно понимая, что её дочь уже на десять лет старше, чем она представляла в своих фантазиях.

«Что за наваждение со мной было? Зачем я вернулась в то время, когда Аллочке удаляли грыжу? Тогда она лежала в палате очень бледная и такая беззащитная в своей неподвижности. Это было так непохоже на неё, она никогда и минуты спокойно не просидит, а тут – словно и неживая», – Ася продолжала растворяться в своих мыслях, но, немного погодя, взяла себя за руку и больно ущипнула за большой палец.

«Опять я это с собой проделываю! Продолжаются игры в мать-мазохистку. Мне нужно сейчас же успокоиться! Всё хорошо. Дочь жива и скоро поправится. Она даже сама, под руководством санитарки, перелезла на кровать. С чего вдруг я решила, что операция прошла нехорошо? Я же врача не видела! Только санитарку. Нет, ко мне же ещё анестезиолог подходил… Вот. Он бы сказал, если что-то пошло не так, а он молча взял деньги и пообещал, что хирург подойдёт сразу же, как только освободится…»

– Только вот когда это случится? – Ася и не заметила, как произнесла последние мысли вслух.

Видимо, услышав шум, проснулась соседка по палате и, думая, что Ася обращается к ней, ответила:

– Он, должно быть, скоро придёт, не переживайте так, а то на вас лица нет. Вы белее, чем доченька, – отозвалась женщина с перевязанной рукой, лежавшая на соседней койке.

Ася сделала над собой усилие и переключила внимание на соседку по палате, которая на вопрос, что с ней приключилось, тут же воодушевлённо начала рассказывать свою историю:

– В сентябре я была в отпуске. В деревне, у мамочки. Там работы-то много, вот я руку и повредила. Даже не поняла как. Мамуля не признаёт стиральную машинку, которая автомат. Полощет всё по старинке, вот я бельё-то с ней и выкручивала… А ещё в этот день огород с утра копала и овощи на переработку готовила… Мамочка у меня, знаете, какие салаты на зиму готовит, ум отъешь! Накануне ещё и баню побелила, а то совсем банька неухоженной стояла.

– А почему только сейчас оперируете руку? Осень уж давно закончилась, – поинтересовалась Ася.

– Так пока я до больницы дошла, пока диагноз поставили, вот время-то и убежало. Вроде бы левая рука – не так опасно, я уж приноровилась всё правой делать.

– Мама, мама! Ты где? – громко позвала очнувшаяся после наркоза Алла.

Ася в этот момент зашла за холодильник, чтобы никто не увидел, как она снимает тёплые лосины – в палате было очень жарко. Она подскочила на месте, услышав голос дочери, и чуть не упала, запутавшись в не до конца снятых лосинах.

– Доченька, сейчас, сейчас я подойду, – отозвалась мать.

– Что, проснулась, спящая красавица? – Ася подошла к кровати, держа в руках чёрные лосины, которые положила на соседнюю пустую кровать. Там же лежала и одежда дочери, не уместившаяся в маленькую больничную тумбочку.

– Мама, а ты завтра ко мне с утра придёшь?

– Аллочка, мне же на работу надо, отпуск закончился…

– Мам, а ты больничный возьми, по уходу за ребёнком, – предложила дочь.

– Я к тебе вечером приду, сразу после работы. Больница, слава богу, близко от дома, – ответила Ася.

– Мам, а ты мне конфетки мои любимые принесёшь?

– Дочь, ну конечно, принесу. Две упаковки куплю, если хочешь.

– Мам, а я сейчас хочу, – жалобно попросила Алла, словно ей действительно было не больше девяти лет.

– Дочь, у меня скоро созвон по скайпу с твоей бабушкой, и вообще… – но девушка не дала матери закончить и стала очень настойчиво её уговаривать:

– Мамочка, ну пожалуйста, купи сегодня, мне так хочется.

– Ладно, сегодня принесу. Тогда мне нужно идти прямо сейчас, – со вздохом произнесла Ася. – Дочь, а как же ты тут без меня будешь? Вдруг в туалет захочешь или ещё чего понадобится? – спросила мать.

– Ой, не переживайте так, я за ней присмотрю, я ж ходячая. Операция у меня только завтра будет, – тут же отозвалась соседка по палате.

Ася собралась надеть свои лосины и опять зашла за холодильник.

– Мама, ты, после переговоров с бабушкой, захвати мне из её квартиры коробку со старинными открытками. Помнишь, которые ещё мой дед коллекционировал?

– Дочь, ну зачем они тебе нужны-то сейчас? И бабушка была бы против…

– Ничего не против, бабушка мне сама рассказывала, что дед для внуков собирал, значит, для меня, я же единственная.

– У бабушки нужно спросить, вдруг она…

– Ничего не надо, ты же сама говорила, что она только через полгода вернётся из Питера, не раньше, – перебила мать Алла и улыбнулась, тем самым подавив сопротивление Аси в зародыше.

«И зачем я только согласилась принести эти открытки? Ладно – конфеты, ещё понятно. Когда Аллочка расстроена, она всегда ест много сладкого, с детства сладкоежка. Но вот открытки с какой целью ей так срочно понадобились? Неужели только для того, чтобы какому-то Вадиму показать? Что за блажь?» – Ася шла по улице и злилась на дочь, при этом прекрасно понимая, что всё равно выполнит любую её просьбу, пока она лежит в больнице.

«Только бы прижились эти спицы в ноге. Я в интернете читала, что бывает и отторжение. Надо ещё раз встретиться с хирургом, пусть мне подробно расскажет все стадии выздоровления. У врачей прям какое-то общее кредо – взял деньги и молча ушёл. Ох, а мне ещё с матерью сегодня созваниваться и снова врать ей что-нибудь про Аллочку. Нет у меня сил на это», – женщина вздохнула и посмотрела на дисплей телефона, с испугом обнаружив там пять пропущенных вызовов с незнакомого номера.