Страница 2 из 10
– Это – Зорька значит. А ты ? – женщина нагнулась, взяла кошку на руки, начала её гладить. – Вот приснится же такое! Где хозяйка ваша, звери? – обратилась она к кошке. Та лишь заурчала, устраиваясь у Натальи на руках.
Солнце почти опустилось за кромку леса, удлинились тени, стал опускаться туман.
Наталье стало очень и очень не по себе.
– Санечка! – позвала она в пустоту. – Саня!
Лес стоял недвижим, опустилась прохлада и потянуло сыростью. Корова издала протяжное: "Мууу", напоминая, что её нужно подоить.
– Да где ж твоя хозяйка неразумная шастает, а? – Наталье стало жаль бедное животное и она вошла в дом, в поисках ведра, полотенца, скамеечки и воды для обмывания вымени.
В сарайке стояли свечки и лежали спички. Зорька послушно стояла, не мешая себя доить. Наталья вспомнила, как баба Фрося учила её доить их корову, Марту.
Сначала, с непривычки, было тяжело – руки устали, пальцы начало сводить, но Наталья справилась. Унесла молоко в дом, вернулась, чтоб налить корове воды и кинуть свежего сена.
Когда женщина подходила к дому, увидела в окнах свет. В доме, на широкой лавке, за столом сидел Санька, макал горбушку хлеба в миску с молоком и с хлюпом втягивал в себя.
– Санька! Ты откуда взялся? – Наталье враз стало так спокойно, так уютно. – Ты, кстати, не знаешь, где хозяйка ходит? Уже почти ночь!
Санька не отрывался от своего занятия, молоко текло по худеньким кистям, до локтей.
– Тёть Наташ, да как вы не поймёте, что это – ваш дом?! Вы вон, давеча, на комаров жаловались, – так нет их больше. Дом хотели? Получите! Корову хотели? Есть! – Санька облизывал свои руки. – Вон и Мурка голодная есть!
Словно в подтверждение, в ногах опять заласкалась кошка, мяукая от голода, выпрашивая молока. Наталья опустила на неё потрясённый взгляд и, не шевелясь, долго на неё смотрела.
– Саня, – позвала она тихонько.
– А? – мальчишка с самым серьезным видом наливал себе в миску ещё молока. – Чего?
– Сань, отведи меня завтра на станцию пожалуйста. – Наталья говорила почти шёпотом, боясь, что если Саня сейчас откажет или скажет очередную шутку про "её" дом, она не сдержится и наорёт на пацана.
– Ладно, – легко согласился он. – Надо, значит – надо. Я тогда сегодня у вас переночую, хорошо? Зорьку уже запускать будем, легче будет. Мальчишка встал, вымыл руки под умывальником, налил в блюдце молока и дал кошке.
– Тёть Наташ, вы молоко-то хоть в банку слейте, да в погреб спустим, а утром с собой возьмёте.
Наталья, как сомнамбула, взяла с окошка банку, слила молоко и Санька умчал в сени, там слез в погреб.
– Я спать на печку залезу, мешать не буду, – откуда-то издалека она слышала его голосок.
– А дома тебя не потеряют? – спросила его.
– Да нее! Я ж тут везде свой! Сама, тем временем, оглядела единственную кровать: "Будет ли уместно, если я в неё лягу спать?" Кровать была не застелена, новое бельё лежало тут же, стопкой.
Опять снилась баба Фрося:
– Ты, миленькая, когда другой раз придёшь, посуды принеси какой да тюли новые повесь, а то эти совсем старые.
– Бабуль, а зачем мне приходить сюда? Завтра уеду и поминай, как звали.
– А ты, миленькая, подумай хорошо, – такой подарок тебе достался: дом в тиши лесной. Сначала мне, теперь тебе.
– А от кого?
– Да поди знай! Барин богатый этой землёй владел, у него такой, как мы, Видящий вроде егеря был. Он на охоте того барина спас, когда на него кабан-подранок кинулся, так барин одарить хотел, а егерь-то и сказал: "А отдай, ты мне, батюшка, тот кусок земли, где с кабанчиком мы встретились." Так что земля по праву Видящим принадлежит, за жизнь спасённую дадена, жизнью другой оплачена – земля жертву кровью кабанчика взяла, теперь нам, ведуньям и служит. Так что, прежде чем отказаться, подумай, дитятко: дом твой, кусок земли твой, он и исцелит и излечит раны душевные и раны телесные. Дочки твои – не наши они, а вот Миланья – такая как мы – Видящая. После тебя ей всё перейдёт, если захочешь оставить, что ты сохранишь да приумножишь, а нет – так сама и останешься хозяйкой дома в лесу.
Ранним утром Санька разбудил её, едва только сошёл ночной туман. Подоив Зорьку, Наталья погладила коровку по круглым бокам:
– Ну что, родимая, недолго ходить осталось? С месяц, наверное, да?
Корова ответила протяжным "Мууу". Мурка выпросила в миску парного молока. Наталья налила побольше, до прихода хозяйки. Санька уже вывел корову с сарайки, увести пастись в лес. Наталья прибрала посуду, вытерла со стола крошки и, выйдя из сеней, тихонько прикрыла за собой дверь. Выйдя за плетень, несколько раз обернулась на избушку – такой она ей показалась родной и уютной. Поймала себя на мысли, что и правда отдохнула от города, от людей, от суматохи. А вот и Санька!
– Ну что, идём? – маленький сорванец был сегодня серьёзен. С его плеча съехала потрёпанная рубашечка и Наталья увидела старый некрасивый шрам.
– Санечка, что это, миленький? – ужаснулась она.
Саня быстро поправил рубашечку:
– Ой, тёть Наташ, да зажило уже! Пошлите, торопиться надо!
Дойдя до окраины леса, Санька худенькой рукой показал направление:
– С километр прямо пройдете, там и станция будет.
– А ты, что ль, не пойдёшь меня провожать? – Наталья вдруг поняла, что такое короткое время мальчонка стал ей дорог. Этакий маленький взрослый, строгий и серьёзный помощник.
– Не могу я, тёть Наташ. Я отсюда посмотрю, пока видно будет. А вы в какой день вернуться-то хотите?
– Как понять: в какой?
– Ну сегодня или когда ушли? – мальчишка смотрел на неё своими хитрыми глазами из-под выжженной солнцем челки.
– Да сегодня, – Наталья усмехнулась, – разве что-то можно изменить?
– Ну а если можно было бы? Вы б что выбрали? – не унимался мальчишка.
– Санечка, к чему эти разговоры? Вот сейчас и поеду!
Наталья повернулась к мальчонке, порывисто обняла его:
– Береги себя, Санька!
И пошла по тропинке, что вывела её к станции. Она несколько раз оборачивалась и махала Саньке, что стоял, улыбаясь, у крайних деревьев и махал ей в ответ.
На секунду будто взгляд расфокусировался, как пленку сморгнула, повернулась – Саньки нет уже.
***
Утренняя электричка была полна народу, смешанным запахом духов, перегара, пота, невыполосканным ароматом порошка и табачного дыма.
Открыв своими ключами дверь, она тихонько переступила порог, аккуратно поставив рюкзак, чтоб не разлить банку с Зорькиным молоком. Наталья услышала нервный голос мужа (он же должен быть на работе), плачущую младшую дочь и Свету, говорящую по телефону с какой-то больницей. Наталья вошла в зал:
– Что здесь происходит?
– Мама! – Иришка первой бросилась матери на шею и залилась горючими слезами.– Мамочка! Ты где была?!
Светка с телефоном в руках так и осела молча на ручку кресла, а муж взъерошил волосы:
– Ну знаешь! Это безответственно! Думаешь только о себе! – начал кричать он. – Неужели нельзя было позвонить? Предупредить! Мы все больницы… все морги… а она!!!
– А что я? Ты был бы рад найти меня в больнице? Или лучше в морге? – спокойно спросила Наталья. – Связи в лесу не было. А потом телефон разрядился. Заблудилась я. В лесном домике ночевала, мальчишка меня вывел.
– Какой домик, какой мальчишка, ты себя слышишь? – муж не унимался. – Нашла себе кого-то? Так и скажи! А то придумала: поход! Сиди дома и пеки пироги! Нечего замужней бабе шастать где попало!
Муж ушел, хлопнув дверью.
– Да, мам, ты того, этого, как-то пятую точку свою прижми, – начала Светка, – мне свекрови с её болезнями хватает, теперь этот твой закидон…
– Знаешь, доча, езжай-ка ты домой, к своей любимой, вечно болящей свекрови, к своему развеселому мужу, которому его маменька не нужна, скинул все заботы на тебя-дурочку. Езжай. Они без тебя не смогут, а я вот без твоих нотаций как-нибудь да проживу.
Светка молча положила телефон в сумку, перекинула ремень через плечо и, обогнув мать со всхлипывающей Ирой на шее, вышла в прихожую. Скоро раздался звук захлопываемой двери.