Код бессознательного

КОНСТРУКТОР (ШИЗОИДНЫЙ РАДИКАЛ)

Якову Михайловичу повезло несколько меньше, чем герою нашей предыдущей истории. Он родился в не очень обеспеченной семье. Отец Яши работал в полторы смены водителем скорой помощи, а мать была учителем русского языка и частенько занималась репетиторством. Жили они в скромной однокомнатной квартирке на окраине и, поскольку родители всегда были чем-то заняты, маленький Яша не был избалован их вниманием.

Но ему это было не очень-то и нужно. В отличие от Вити, мальчика из прошлого рассказа, у маленького Яши были больше развиты корковые области левого полушария. Конечно, Яша тоже расстраивался, когда мама уходила из комнаты, но фрустрации не захлёстывали его столь сильно, как Витю и через какое-то время пребывания в одиночестве Яша с интересом переключался на другую деятельность. Если для Вити уход мамы на кухню был концом света и его мозг продолжал нагнетать доминанту тревоги, то та же доминанта в мозгу Яши быстро угасала и для Яши отсутствие мамы было просто поводом заняться чем-то другим.

Именно эта особенность мозга Яши предопределила в нём развитие шизоидного радикала. Более развитые корковые структуры левого полушария, которому впоследствии, когда Яша вырастет, суждено стать языковым, оказали влияние на его дальнейшую судьбу.

Когда мальчик подрос и стал школьником он с удовольствием подолгу оставался один и занимался языками, точными науками, клеил модели кораблей и самолётов, самостоятельно изучал программирование. Физика и математика давались ему легко и счастливым родителям Яши, начиная уже с четвёртого класса, не надо было стоять над ним, чтобы контролировать как Яша делает уроки. Домашнее задание он всегда выполнял сам и был вполне прилежным учеником.

Дефолт-система мозга, ответственная в том числе за нашу социальность, «подтягивает» из коры правого полушария (которое у Яши было менее развито) данные о чувствах и эмоциях других людей, проделывая работу по реконструкции их образов. Поэтому, когда Яша вырос, дела с этой самой реконструкцией у него обстояли не очень. Яков Михайлович плохо идентифицировал чувства, эмоции и настроение окружающих, чем, порою, сильно расстраивал своих подруг, требовавших от него чуткости и понимания.

Но на формирование личности Якова Михайловича оказал влияние ещё один психофизиологический фактор, а именно – высокий болевой порог. С самого детства Яша не боялся уколов, анализов и прочих медицинских манипуляций. Частые ушибы и ссадины его мало тревожили.

Да, Яша чувствовал боль менее остро, чем другие дети. Именно поэтому его интеллект выбирал отчаянные поведенческие стратегии, при которых вероятность совершения жизненных открытий была выше, однако вероятность получения травм и ушибов была также высока. По этой причине он охотно участвовал в активных играх и любил травмоопасные виды спорта. Его любимым зимним развлечением было катание на лыжах с горы, причём забирался он как можно выше и непременно прыгал с установленного по середине спуска самодельного трамплина. Когда Яше было двенадцать лет, он умудрился сломать за зиму четыре пары лыж, после чего отец купил ему алюминиевые санки, которые, впрочем, он также сломал.

Проявление инстинкта самосохранения у разных людей можно было наблюдать во время первой волны коронавируса в 2020 году. Когда одни люди изолировались в своих квартирах, заказывали продукты с доставкой на дом и испытывали тревогу за свою жизнь, другие, наоборот, разгуливали по улицам, ездили на общественном транспорте и не видели для себя никакой реальной угрозы. Просто одни не привыкли придавать опасностям должное внимание, а другие излишне тревожились и осторожничали.

Вот именно это отсутствие тревоги в момент принятия решений, помноженное на любопытство ко всему новому и непонятному стало основой подхода интеллекта Яши к выбору его поведенческих стратегий. Дремлющий инстинкт самосохранения, плюс аналитический склад ума сделали из Якова Михайловича отважного исследователя окружающего мира. Там, где другим детям надо было десять раз подумать делать либо не делать, Яша быстро оценивал обстановку и, если риски были для него приемлемы, делал. Именно эти специфические особенности его психофизиологии сделали из Якова Михайловича конструктора с выраженным шизоидным радикалом.

Если конструктор не сильно преуспел и живёт скромно, то его жилище, скорее всего, будет выглядеть весьма аскетично. Ему не нужны лишние вещи и непродуманные детали интерьера. Если же дела обстоят иначе и он финансово благополучен, то всё равно в его доме не будет ничего лишнего. Скорее, он отдаст предпочтение серым, бледным оттенкам. Выбор дизайна – хай тек либо минимализм.

Жилое и рабочее пространство конструктора чётко структурировано и каждый предмет в нём имеет своё назначение. И, если вы увидите на стене дома конструктора какую-то картину, то поверьте, это будет не просто картина, купленная в Икеа по случаю. С этой картиной у него будет связана сложнейшая интеллектуальная модель и масса последующих рассуждений о том, что на этой картине изображено, как это связано с чем-то ещё и какое влияние это что-то оказало на развитие ещё чего-то.

Жилище конструктора может вам показаться скучным и убогим, но он об этом будет совершенно иного мнения. Интеллект конструктора постоянно занят просчётом взаимосвязей вещей и явлений. Каждая деталь, которую вы увидите в его доме, является результатом большой просчётной конструкции и, зачастую, просто невозможно понять, как он громоздит в своей голове такое огромное количество сложных взаимосвязей.

Отличным примером конструктора-шизоида является образ сумасшедшего математика Джона Нэша из фильма «Игры разума». В состоянии ремиссии он исписывал толстенные тетради своими гениальными математическими расчётами. В нездоровом состоянии Джон обклеивал стены своего сарая тысячами газетных вырезок, каждая из которых, по его мнению, была связана с другими. И вся эта совокупность содержала множество кодированных посланий, смысл которых мог понять только он один.1

Ещё один пример невероятной конструкторской шизоидности – выдающийся физик Лев Ландау. Однажды жена Льва Давидовича уехала на дачу и оставила его в квартире одного. Ей очень не хотелось этого делать, но Лев Давидович уверял её, что будет просто работать и с ним ничего не может случиться. Вернувшись через два дня в город, жена нашла Льва Давидовича лежащим на полу его кабинета без сил – он и вправду всё это время работал, просто забыл о том, что человеку иногда надо есть. Попробуйте оценить реальную мощь мотивации этого уникального конструктора-шизоида, если страсть к теоретической физике напрочь заглушила в нём чувство голода!

Рисунок речи шизоида – монотонный, порою занудный, безэмоциональный, чётко последовательный (из одного всегда проистекает другое, а за другим следует третье). Он говорит не с вами, а с самим собой и может даже на вас не смотреть. Часто он говорит с бумажкой, рисуя во время своего монолога какие-то схемы, ожидая, что вы поймёте цепочку его гениальных рассуждений.

Все конструкторы прекрасно простраивают формально-логические связи между неживыми объектами и хорошо справляются с рассказом историй, в которых нету людей. Математическая теорема, либо устройство трактора для конструктора будет увлекательной историей, которую он с удовольствием будет для вас вещать столько времени, сколько вы выдержите.

Прерывание логической последовательности в рассуждениях конструктора может спровоцировать у него приступ паники. Самое страшное для конструктора, когда у него что-то не склеивается в его строго последовательной схеме и он не знает за что хвататься, чтобы обосновать самому себе причины выпадения из его сложной интеллектуальной модели какого-то её элемента.

Шизоид не интересуется личностью оппонента, он её не реконструирует и не понимает чувств собеседника. Реконструкция реальности для шизоида идёт двумя параллельными процессами. Люди и отношения в этой реальности существуют как бы отдельно, а его мыслительные концепты отдельно.

1

 Однако, не стоит думать, что слово шизоид равно понятию шизофреник. Просто пример Джона Нэша ярко иллюстрирует образ конструктора, и, несмотря на свою болезнь, Джон всё-таки стал лауреатом Нобелевской премии.