Страница 5 из 49
— Ты чего, что-то не так?
— Нет, все замечательно, ты молодец, Алешенька.
Через неделю пришло время забирать Стасю. Сосед гнал от души. Словно предчувствуя, как будет еле-еле на первой скорости телепаться с порезанной девчонкой в люльке. Всю дорогу до Судженска газульку заворачивал. Хотел, наверное, Алешку в седле проверить. Не вышиб. А до больницы студент не доехал, лишь потому, что у лесоруба никаких проблем со зрением. Мог быть бы птицей.
— Эй, слышишь, — лихач крикнул, притормозив у станционной водокачки, — никак электричка стоит.
И не ошибся. Смешал чистые слезы прощанья с мелким потом ненужной суеты.
Алексей спрыгнул с жесткого седла, глянул на Леру, глянул на поезд и снова взобрался на высокий насест.
— Уеду следующей.
— Ты чё, — гаркнул грубиян-мотоциклист. Мужик от удивления даже повернул свой рыжий чуб к дурачку студенту, — следующая уже завтра. Теперь до Томска только проходящий полвторого ночи.
— Беги, — сказала Лерка, ладошкой тронув запястье милого, погладив, — все правильно, беги.
Леша сполз с сиденья, смешно попятился, остановился.
— Я напишу тебе… я напишу тебе, — пробормотал.
А Лера, что сделала она? Да по своему обыкновению в самый трогательный момент взяла и по-хулигански подмигнула. Обоими глазами сразу.
И ничего не рассказала Стасе. Ага, такая вот она непредсказуемая, то не остановишь, то слова клещами не вытащишь. Обиделась сестра. Надулась. И вся эта история, в которой ниточка с иголочкой никак не сходятся, стала ее просто раздражать. Как, собственно, сам по себе городской стиль жизни с его непредсказуемостью, необъяснимостью, изломанностью и вечным нездоровьем. Фу.
А еще злобой, да, именно, злобой. И в этом Стася убедилась окончательно через год, когда поступила. Легко одолев экзамены, прошла на библиотечный факультет Южносибирского института культуры. Стала студенткой и обрела возможность лицезреть не сына, а маму. Доцента Ермакову Галину Александровну. Лично. Иногда три, а иногда четыре раза в неделю.
Ну, а электропоезд уехал. И с его гудком окончилось лето. И все должно было закончиться, если следовать логике той жизни, которую Стася не хотела и не могла принять.
Действительно, двадцать шестого августа Валерка вернулась в большой город у реки. К себе. В привычную среду обитания, где представление о ней давно сложилось. Любительница приключений. Опасных и недозволенных игр. Бестия. Лиса. Только попалась. В капкан залезла и стала теперь общенародным достоянием.
Конечно, разве не этим объясняется настойчивость, с которой два брата Ивановых путались. Жлобы. Девчонку не туда заманивали. Валеру, чуть захмелевшую на дне рождения подруги Иры. Уже третьего сентября, как бы благородно провожая, пытались увести то за обкомовские гаражи, то в темные дворы у бани.
Но не вышло. Вообще не получилось. У старшего не выгорело, еще месяца два, наверное, с настойчивостью милиционера донимавшего Валеру ночными телефонными звонками. Да и младшему карта не легла. Ловкачу, сумевшему однажды подловить ее, подкараулить в том месте на Ленина, где часовая мастерская соседствует с женской консультацией. Зря только зубы, съеденные камнем, скалил. Эка, а ведь, между прочим, оба первые, пожалуй, в нашем городе обладатели настоящих ботинок «Саламандер» на каучуковом ходу.
Да, очень многих осенне-зимнею порой котичка длинноногая в сапожках красных "кинула и обломила". А ведь какие люди в финских курточках подкатывали, красавцы со складными зонтиками "Три слона". Но даже Гога Шитерович в настоящей непайковой синьке «Джордаш» остался с носом. И каждый неудачник горечь невезенья компенсировал бесстыдностью вранья. Глупого и наглого. Так что репутация Валерки хорошела день ото дня. Трепетала флагом, алела лозунгом. Пугала и манила одновременно.
Ну, да и фиг с ней, со славой и молвой. Не вечно же ходить в медалях местного значения. Вокруг огромный мир, и все пути открыты — выбирай любой. Эта простая окрыляющая мысль являлась Валерии Николаевне каждый раз, когда из трехглазого жестяного ящика с надписью "для писем и газет" она доставала конвертик. Прямоугольник, измазанный дегтем томского почтового штемпеля.
Мальчик Леша оказался верен данному слову. Он действительно ей писал.
Выходил из университетских ворот. По горбатой улице Ленина шел до книжного магазина. Там у стойки с художественными открытками стоял минут пять. Губы покусывал и улыбался. Ловил миг счастливого вдохновения и покупал. Нечто совершенно невообразимое, матовое или глянцевое.
"Влюбленные. Песчаник. Индия. VII–X вв." из коллекции Государственного Эрмитажа, "Питер Клас. Завтрак с ветчиной. 1647 г." из того же собрания.
Уже с карточкой в руке заворачивал на почту. И там настроение минуты фиксировал. Присев к низкому столику, словно стихи выводил на белом прямоугольничке карманного формата.
"Почему-то мне все время кажется, что ты можешь появиться совершенно внезапно, как только ты умеешь это делать, просто возникнешь вдруг прямо из снега на улице, или нет, в столовской очереди будешь долго стоять за спиной, улыбаться и строить рожицы, а потом возьмешь да и спросишь "молодой человек, вы последний?"
Конечно, подобное предчувствие не может не сбыться. Обязано. Особенно если рассказать о нем, довериться обратной стороне парадного портрета героя-космонавта номер три Андриана Николаева.
Валера подлетела откуда-то сбоку, обняла примерзшего к перрону Алексея и поцеловала. Без всякого озорства, просто и горячо в губы. Надо же, южносибирский автобус сломался, не доехав до автовокзала метров двести.
Таким образом, тысяча девятьсот семьдесят восьмой год закончился прекрасно, а семьдесят девятый начался и вовсе феерически. За одну Валеркину каникулярную неделю дети справились поистине с олимпийской программой в парном разряде. Сами от себя, по правде говоря, не ожидали. Должно быть, вдохновил красномордый массовик-затейник. Организатор народного досуга, развесивший между резными фасадами домов веселые полотнища с задорными призывами "Лыжня здоровья зовет", "На старты, томичи". Поразительно и то, что беззаветная самоотдача не помешала Алексею начать на ять. Первую длинную сессию открыть, как и положено ему, парой пятерок.
Увезенное Валерой в Южносибирск, как результат всех этих зимних чудес, ощущение простоты и очевидности перевернуло мир. Повлияло не только на скорость таяния снегов и сроки появления грачей и листьев. Замечательная вера в благорасположение светил и сфер день за днем превращала уверенность писателя в решимость читателя.
"Ты должна просто приехать летом и поступить в универ."
А кто сказал, что нет? Команда Центрального спортивного клуба армии — чемпион СССР по хоккею с шайбой, издательство «Планета»? Молчат, плечистые ребята. Ну, значит, одобряют.
В июне Леша снова встречал любимую у немытых оранжерейных стекол томского автовокзала. На сей раз обошлось без неожиданностей. Дверь «Икаруса» открылась, и птичка выпорхнула в назначенном месте, в назначенный час.
— Ну, что?
— Как видишь.
Ах, разве после такого кроткого взгляда может остаться хоть малейшее сомнение? Милый берет милую за руку и ведет в высшее учебное заведение. Восхищенная буйством растительности университетского сада веселая абитуриентка, склонная к баловству, пробует, конечно, затянуть студента в глухую чащу, где травка-муравка по пояс, но он не поддается. Твердой, решительной рукой направляет подругу к старорежимным колоннам высокого портика. Не ведая об ироническом настрое другой шалуньи — Судьбы, ведет прямо в приемную комиссию биологического факультета и там, присев на стол, с завидной легкостью диктует заявление на имя ректора. В уме, наверное, сочинял. Полгода.
Далее, следуя ехиднейшей логике взаимосвязи предметов и явлений, можно было бы предположить вопрос. Первый в билете на устном экзамене. "Тип круглые черви. Общая характеристика. Внешнее строение. Мускулатура, питание, дыхание, регенерация и размножение".
Отнюдь нет. В жизни, оказывается, есть место не только комедии положений и балагану. Перевернув полоску серенькую тонкой бумаги, Валера прочла "Ч.Дарвин о происхождении человека от животных. Ф.Энгельс о роли труда в превращении древних обезьян в человека".