Страница 2 из 49
Правда, к августу ход мыслей охотоведа изменился. Малоприятные хлопоты насчет венков и железной стелы со звездой обернулись знакомством. Очень близким с еще совсем не старой вдовой недавнего начальника. Перспектива переезда из подвала на Арочной в квартиру на Весенней захватила Василия Петровича. Так одурманила, что стыдно сказать. Потерял Додд номер два всякий интерес к козлиным подвигам во имя братской любви.
А Коля выжил. И, конечно же, имел повод гордиться. Прощаясь в утреннем тумане наступающей осени. Беспечно улыбаясь городской, как оказалось, очкастой ведьме. И уж тем более зимой. Имел право на чувство удовлетворения, глубокого и полного, когда в начале февраля явилась белоснежка. Валера в бабьем платке и мужицком тулупе. Прямо из леса. К нему на заимку. "Здесь жить".
Между прочим, нисколько не огорчился егерь Додд и когда выяснилось, что не одна. Валера Караваева притопала не просто так. С подарком. Беззаботно щурясь, перемигиваясь с апрельским дурковатым солнышком, егерь стоял. Огромный и веселый. Курил на крыльце райцентровского роддома и думал со свойственной ему легкостью:
— Была одна, а стало две.
А то, что с арифметикой он не в ладах, выяснилось буквально через пару часов. После посещения базара и коопторга молодая мать попросила молодого отца остановить телегу у вокзала. Спрыгнула на голубой ледок, стряхнула прошлогоднее сено с валенок и через площадь пошагала в зеленое здание дореволюционной постройки.
Кажется, она хотела купить в буфете пирогов. Была в ту пору знаменита. Славилась выпечкой эта железнодорожная точка на транссибирской магистрали. Дело хорошее. Жаль, что не стала. Постояла под высокими сводами зала ожидания, подышала запахом вечного движения, сбросила платок и простоволосая вышла на длинный перрон. Одной рукой ухватилась за поручень, а другую вложила в чью-то широкую лапу. Конопатую. Протянулась из тамбура отходящего поезда. Подхватила услужливо. Дверь захлопнулась, и память стерлась.
Вот так, а еще говорят, что сиротство не передается по наследству.
Только на этот раз без детдома обошлось. И вообще, как-то по-человечески, удачно получилось. А кислорылая девка-печаль если кого-то и посетила, то только лишь Василия Петровича Додда. Он, мужчина крупный, грубый, самоуверенный и не склонный к сантиментам, на пятом десятке приуныл. Есть от чего. Когда улыбка плутовки-племянницы, одна только улыбка Леры оказалась ему по сердцу. Во много раз дороже всех сразу подвигов. Грамот, дипломов, аттестатов, веснушек, родинок, угрей приемыша Сергея. Хороший парень, да чужой.
Ну, что же, и так бывает. Покуда примеряешься положенные восемь раз, другой чик, и отрезал. Ну, или, например, расписался, как Коля Додд, под заявлением в присутствии регистратора ЗАГСа. А чего там было думать, ехать надо было. Торопились, хотели засветло домой вернуться.
Впрочем, официальное состояние непрямого родства вовсе не мешало дяде Васе баловать дорогую племянницу. Потакать, одаривать, во много раз превосходя и щедростью, и широтой законного папашу. Да, возможности у него, прямо скажем, были другие. Разве можно сравнить председателя Областного общества охотников и рыбаков Василия Петровича Додда с директором цеха мелкого мехового опта при районном Управлении по делам инвалидов и ветеранов труда Николаем Петровичем Доддом?
Простой пример. Ну, сказал Николай Петрович своему одноглазому мастеру:
— Валюха моя, Никанор, вчера домой воротилась.
И что же? Одни лишь хлопоты этой самой Валюхе — раздеть, умыть, уложить.
Ту же практически фразу, тем же самым, можно считать, голосом произносит Василий Петрович:
— Валя-то наша, слава Богу, отучилась. Домой вернулась вчера, — и в необыкновенное волнение приходит не кто-нибудь, а сам Альберт Алексеевич Печенин, двуногий без малейших признаков утраты трудоспособности, председатель областного телерадиокомитета.
Это называется, не просто подвезло, а прямо-таки карта в руки. Думал всего-то левую лицензию на лося отхватить, а получается, можно даже по поводу нового ружьишка из спецпартии не просто заикнуться, а прямо так и спросить, Василий Петрович, списочек-то еще не закрыли?
Необыкновенно взволнованный Альберт Алексеевич приезжает из общества в телерадиокомитет, приглашает к себе зама по кадрам, предлагает ему «БТ». Поговорили о погоде, и через часок открывается во вверенном товарищу Печенину учреждении невиданная вакансия — редактора-стажера программ для учащейся молодежи и юношества. Такая симпатичная ставочка с окладом 90 рублей в месяц и бесплатным кипятком.
— Хорошо, хорошо, — говорит в телефонную трубку Василий Петрович.
— Как раз, тебе годок перекантоваться, — кричит из комнаты в кухню Николай Петрович, и вот вам итог, вместо того, чтобы лечь и умереть, надо вставать и идти.
С другой стороны, если все равно помирать, то лучше уж перед тем, как откинешься, порадоваться. Увидеть необыкновенное превращение выпуклых буркал в вогнутые зенки.
— Привет, Нюра.
Итак, пора. Пора вставать и ехать. Все.
Но, между прочим, не напрасно падала каша в пустоту. Пусть все еще штормит, но опасность кораблекрушения уже незначительна. Качка минимальна. Если слюну сглатывать, то она перестает прибывать.
Дверь молочного кафе открывается, и Валерия Николаевна Додд, Лера, голубком ныряет в рассеянный свет мая. Конечно, компания терпеливо ждущих на остановке не для нее. Девушка подходит к краю тротуара, девушка собирается вскинуть руку, но, похоже, сегодня она вполне способна без всяких усилий мысль передавать на расстояние.
Да, рука остается прижатой к телу, но чудо происходит. Предметы внезапно, вдруг меняют положение в пространстве. Какой-то бешеный жигуль, обойдя справа хлебный фургон, передним колесом буквально запрыгивает на бордюр и резко тормозит. Глохнет, замирает в каких-то миллиметрах от ног блистательной крали.
Руки
В областном центре есть, конечно, отчаянные молодые люди. Но не всякий из них решится средь бела дня так напугать женщин и голубей. Всю живность на главном проспекте города. Ну, если только Дима Швец-Царев. Сима. Лихой сынок первого секретаря городского комитета ведущей и направляющей общественной организации. Он же племянник генерала из областного управления серых погон и красных околышей.
Да, так и есть. Дверь видавшей виды, бывавшей в разных переделках, беленькой «копейки» отворяется, и чертик выскакивает. Очаровательная улыбка кренделем на его немыслимо порочной физиономии.
— Ну, что, — спрашивает Сима и кладет локоть на крышу, на рябую от неухоженности эмаль своей телеги, — попалась, козочка?
И смех его очень нехорош. Он явно знает больше, чем ему бы следовало. Еще досаднее, что не только он. Много образованных юношей в нашем городе. И ни один не может забыть, за что и как девятиклассницу Валеру Додд из парадно-показательной третьей школы перевели в седьмую обыкновенную.
Казалось бы, два года минуло. Иные из тех, что были без паспортов, уже и военными билетами обзавелись. Папы и мамы постарались. И все равно словосочетание "аморальное поведение" волнует кровь и будит воображение.
Вот, например, Дима Швец-Царев чуть было не переехал девушку омской резиной. Так ошалел, разволновался, завидев у края проезжей части длинноногую красулю. Педали перепутал.
С другой стороны, ну и что? Бывает, и капитаны школьной баскетбольной команды оступаются в период ранней пубертации. Но жизнь, успехи в учебе и работе, примерное поведение освобождают от груза прошлых грехов и ошибок. Безусловно. Вот только поведение не было примерным. К сожалению. Взять хотя бы вчерашнюю безобразную попойку в компании беспутного Симы и закадычных его дружков, братьев Ивановых.
А всему виной оптический обман. Полуденный солнечный зайчик на дверце почтового ящика. Ощущение чего-то яркого, белого внутри жестяной коробки. Не письмеца в конверте, так записки. Не важно, лишь бы почерк знакомый и милые, привычные слова. Увы, пустота, интерференция, дифракция и аберрация.