Страница 11 из 49
Собственно, рассказ об этом чудовищном злоупотреблении общественным доверием, неприкрытом самодурстве, самоуправстве, невиданном, но регулярном и принес Толян на встречу с куратором в горсад. Без применения спецсредств и спецмероприятий, как чижик, поклевав в буфете бублик, узнал всю правду и оперу пересказал. Смог восстановить доверие к себе, которое чуть было не утратил после невнятных объяснений. Недостойных добровольного помощника органов. Ах, домашнее недоразумение, пустяки, не опоздание, а чешуя, ошибка измерения времени и пространства…
— Так, так, — сошлись над переносицей две чайные гусеницы бровей, посовещались и на исходные позиции вернулись — значит, находились в нетрезвом состоянии?
— Да, — подтвердил Кузнец. — Вне всякого сомнения.
Красота, а еще говорят чудес не бывает. Между тем, все это время невысокий Толя поспевал. Шагал геройски с рослым лейтенантом в ногу. Словно не по зеленой аллейке городского сада, а по брусчатке к посту номер один.
— Отлично, отлично, — сказал сам себе товарищ Макунько и без команды выполнил кру-гом. Мгновенно развернулся. Всю красоту парадно-показательную смазал. Смахнул. Заставил Толю, как час тому назад на шумном пешеходном переходе, позорно дергаться, воздух ловить руками и прыгать зайчиком. Но, слава Богу, не упал. Просто не слишком плавно развернулся и увидел под синей кепкой-восьмиклинкой шею. Крепкую и цилиндрическую, как поршень на стенде в лаборатории гидравлических установок.
Конечно, Виктор Михайлович — гвоздь, не человек, но и ему, оказывается, эмоции теплокровных не чужды. Шутка ли, просматривалось безответственное, если не преступное вообще, пособничество подонкам и негодяям. Причем не только со стороны отдельных отщепенцев, целые группы и коллективы молодых людей не понимали серьезности поставленной задачи.
Ведь сколько уже раз он об этом показательном рейде слышал. Скольких людей расспрашивал о нем. Каких только подробностей не сообщали, а вот о главном, центральном, никто и не заикнулся. Ну, что же, на том, как говорится, и попались. Теперь не важно даже, имел ли место умысел или всех сбило с толку неправильно понимаемое чувство локтя. Скрываемое говорило само за себя. Расслабились, приняли белой, пивной пеной занюхнули, а вот стеклопосуду сдать забыли.
— Хорошо, — сказал товарищ Макунько и выполнил раз-два на месте стой. Толян, вновь выбившись из ритма, пытался было неуклюжесть компенсировать жалким равняйсь налево, но сделал все равно топ-топ. Два лишних шага. Когда Кузнец остановился и развернулся, лейтенант уже полностью владел собой.
— Неплохо, Анатолий, — резюмировал Виктор Михайлович, и рыжие иголки его усов опали слово разрядившись, — ваши сведения в общем и целом совпадают с моими, но есть и заслуживающие внимание различия. Их изучением мы и займемся.
Мама! Сладкое чувство сопричастности, да еще с устатка, чуть не лишило Толю разума. Бедному и впрямь почудилось, что вслед за этим невероятным «мы» должно последовать немедленное приглашение в суровый зеленый дом на площади Советов. Предложение в темной секретной келье за шторой, решеткой и специальной мелкой сеткой-радиоэкраном побыть немного в почетной роли Ватсона. Петьки и Анки.
Но нет. Уполномоченный в гражданском пыльнике с кокеткой не сомневался, что с этим делом он справится самостоятельно.
— Сейчас в институт? — осведомился он дежурно с обычной деловитостью.
— Но я не тороплюсь… — все еще не хотел, не мог с надеждою расстаться диск-жокей, любимец молодежи, красавец с волосами.
— Никаких проблем с зачетами, экзаменами? — был внимателен, но холоден, как маленькие звезды на погонах, товарищ Макунько.
— Вроде бы никаких.
— Ну, что ж, тогда счастливо.
На прощанье предстояло снова пожать руку. Боевая, походной ржавчиной тронутая кисть сверкала белым острием.
И этот тест на мужество прошел Кузнец. Последний тайм гляделок свел в ничью. Ладонь хоть и была помята, но форму сохранила. Короче, сдюжил. Сбацает еще однажды сонату номер восемь до-минор.
Впрочем не сегодня, и не завтра. Толя уже второй год не прикасался к клавишам и струнам. Его любили и без этого. Такое время — электрических моторчиков. Аппаратуры звуковоспроизводящей, а не звукоизвлекающей.
Собственно о ней и задумался Анатолий после того, как рабоче-крестьянская восьмиклинка его недавнего собеседника помелькала и рассосалась в зеленой ряби молодых листочков. Свернув на короткую просеку, Толя скоро оказался на главной аллее городского сада. Быстро оставив позади себя еще невспаханные клумбы, миновав полукруглый портик парадного входа, он сразу же нырнул в бензиновую радугу асфальтовых испарений. Лавируя между катками и самосвалами, перебежал улицу писателя-трудармейца Островского и дунул в институт. Кузницу сибирских инженерных кадров.
Что и говорить, ясности никакой не было. То ли проявят снисхождение и в Москву пошлют, то ли со всей суровостью отнимут призовую «Илеть» и крест поставят. В архив уйдет название красивое, как правильный ответ экзаменационной задачки, — "33 и 1/3". Время покажет.
В одном не приходилось сомневаться — линия поведения выбрана правильная и, может быть, единственно верная. Линия на доверие. Всего лишь неделю тому назад Родина приняла в лоно своего сына. Впустила в райвоенкомат, а затем выпустила. И что же? Тут же, не мелочась, выдала щедрый аванс.
Обратился президент дискоклуба за разрешением вывезти из запечатанной каморки клубную технику и без долгой волокиты получил его. Андрей Евстафьевич Светопуло, студент-заочник института культуры, режиссер институтского СТЭМа, просил, умолял хотя бы на время защиты диплома выдать ему какие-то папки, сценарии, эскизы реквизита. Нет, нельзя, сами понимаете, вещдоки. А Анатолий Кузнецов дежурное заявление в комиссию написал, и все. Дня через два его останавливает в коридоре главного корпуса председатель и тихо шепчет.
"Ты давай, там барахло свое утаскивай. Но только быстро. Быстро и молниеносно, чтоб ни одна собака не увидела".
Бу-зде. Вопросов нет. И, действительно, все ясно. Как только Толик с улицы Сибиряков-Гвардейцев нырнул в арку ворот между третьим и четвертым корпусами, так сразу и увидел. Тупорылый институтский ПАЗик, прижавшийся квадратным задом к крылечку запасного входа. Отлично, значит, уже разгружают.
На самом деле уже разгрузили. В салоне автобуса оставалась лишь только одна колонка. Высокоточный акустический прибор, на котором, покуривая «Беломорину» и коротенькими ножками болтая, сидел-посиживал тезка президента клуба "33 и 1/3" звукооператор Толя Громов. Пошляк, обжора, воришка и обманщик, застуканный на месте преступления, немедленно спрыгнул с деликатной конструкции, схватил ее двумя руками и с абсолютно невозмутимой рожей попер на выход.
— Все тип-топ, босс, — прохрюкал он, ловко огибая Кузнеца, нечаянно оказавшегося свидетелем беспримерно свинского обращения с общественным имуществом. И этим совершенно взбешенного.
— Чистяк, все полностью затарили, — уже через плечо бросил жиртрест, скрываясь в дверном проеме запасного входа.
"Вот пес", — сердито думал Толя, шагая вслед за мерзавцем по коридору. Изобретая наказания одно страшнее другого. Да, вплоть до исключения из коллектива накануне незабываемой поездки в столицу летних Олимпийский игр — город Москву.
Но задор административный в решительные оргмеры не отлился. Полет президентских, грозных мыслей оборвала тень. Абсолютно неожиданный профиль, мелькнувший в полумраке холла поточных аудиторий. Зух, Ленчик, преградил дорогу. Болтался, словно нитка, привязанная к потолочной балке. Впереди, прямо по ходу.
И он не думал убегать, прятаться, тем более уж умирать от стыда. Оскорбивший вчера вечером, напакостивший сегодня утром, старинный друг, товарищ мог сигануть в дверь с буквой «М» или, попятившись, урыть в тьму лестничной клетки. Но он не делал этого. Как раз наоборот, завидев Кузнецова, остановился, развернулся и, чмокая губами третий номер, дергая бровью, принялся ждать. Он явно был рад незапланированному рандеву. Паскудная ухмылка молнией прыгала на его похмельной роже.