Страница 29 из 68
— Уходят! Уходят! — радостные детские крики раздались с крыш домов. В следующий миг они были подхвачены всеми жителями Лютеции.
Когда до совершенно незащищенного города оставалось несколько миль, войско Аттилы по непонятным причинам повернуло на юг. В виду горожан тысячи и тысячи воинов описывали круг, и ни один отряд не отделился от полумиллионной армии. Целый день шли мимо Лютеции представители самых воинственных народов: гунны, аланы, остготы, гепиды, тюринги…
Аврелиан (Орлеан) войско гуннов не могло пройти мимо. Город стоял на реке Луаре, и в самом городе находились мосты, по которым Аттила намеревался одолеть водную преграду. За Луарой располагалось владения самого опасного врага гуннов — вестготов; Аттила предпочитал начинать день с самых важных дел, а войну — с самого сильного противника, и потому все огромное войско встало перед Аврелианом.
Лет десять назад Флавий Аэций разрешил некоторому количеству аланов поселиться на правах федератов в Аврелиане и его окрестностях. Переселенцы были хорошими воинами, но с армией Аттилы не решались сражаться и они. Кроме того, с гуннами шло множество их соотечественников; и аланы Аттилы немедленно вступили в переговоры с аланами на стенах Аврелиана. Самоотверженно дрались только римляне, но меткие гуннские стрелы ежечасно уменьшали число храбрецов.
Аланы прятались за стенами и из-за укрытий обсуждали со штурмующими город соотечественниками условия мира. Король аланов Сангибан не пытался хоть что-то предпринять для защиты Аврелиана и воинов своих не тревожил приказаниями. Казалось, еще немного, и римляне получат удар в спину, а в гостеприимно распахнутые врата ворвется беспощадная орда Аттилы.
В это время в городе епископом был Анниан — человек замечательного ума и великой святости. Несчастные горожане бросились к своему духовному отцу в последней надежде обрести спасение. Епископ посоветовал окружившей его толпе:
— Упадите ниц, с молитвой и слезами просите Господа о помощи, которую Он всегда оказывает нуждающимся.
Спустя некоторое время епископ послал на стены узнать, не подходит ли помощь? Собственно, епископ надеялся не только на чудо; накануне Анниан посетил Арль и встречался там с Аэцием. Епископ видел огромное войско, готовое к битве с гуннами, и теперь он имел надежду, что войско римлян и вестготов придет на помощь осажденному городу.
Как ни всматривались жители Аврелиана вдаль, никого, кроме врагов, на горизонте не увидели. С опущенными лицами они вернулись к духовному отцу.
— Остерегайтесь предаваться унынию, — посоветовал епископ. — Молитесь с верою; Господь вас сегодня спасет!
Святой отец знал, о чем говорил, и был уверен, что помощь поспеет вовремя. Но пока что гунны собирали могучие тараны и готовились испытать прочность стен Аврелиана. Если сегодня не появится подмога, то завтра для горожан едва ли наступит. Все они, повинуясь епископу, молились с верою и со слезами.
— Посмотрите снова! Не изменилось ли что за пределами городскими? — попросил епископ.
Одного взгляда на вернувшихся посланников было достаточно, чтобы понять: ничего хорошего и обнадеживающего за стенами не произошло. И снова епископ убеждает горожан:
— Если вы будете молиться с верой, то Господь быстро придет к вам на помощь.
Христиане на этот раз с плачем и громкими стенаниями молили Господа о милосердии. Раздались первые удары стенобитной машины, когда в очередной раз закончили молитву. В третий раз старец посылает на стены. И увидели горожане, что вдали поднимается от земли облако пыли.
— Это помощь Господня! — возрадовался святой отец.
Стенобитные машины нанесли еще несколько ударов в дрожащие стены, готовые вот-вот рухнуть. К счастью, больше сотрясений не последовало. Гунны оставили тараны и поспешно отступили от стен Аврелиана. К городу приблизилось соединенное войско, ведомое вестготом Теодорихом и Флавием Аэцием.
Оплошность прорицателя
Едва Аттила увидел подходящие войска противника, он мгновенно оценил свою будущность при возможном столкновении. Малое пространство между городом, рекой и лесом совершенно не подходило для действий конницы. А потому, нисколько не беспокоясь о собственном самолюбии, не обращая внимания на ворчание воинов, желавших добычи, Аттила приказал немедля отступать.
Путь войска гуннов лежал на восток; вестготы, франки, римляне уже подумали, что враг бежит без сражения. Надежды эти теплились в течение целой недели: союзникам не слишком хотелось меряться силами с противником, не знавшим поражений, и гунны отступали мирно, не пытаясь нападать на авангард римлян и вестготов, плетущийся в их хвосте. (Все время в небольшом отдалении Аэций шел следом за войском гуннов.) Аттила остановился спустя семь дней, как только вступил на поле, более всего подходящее для битвы. То была огромнейшая равнина к юго-западу от города Труа. Именовалась она Каталаунскими полями.
Гунны с подвластными им народами заняли правую сторону равнины; римляне и вестготы к вечеру того же дня начали ставить лагерь на левой ее стороне. Между двумя армиями находился холм. Оба военачальника его заметили и оценили, прежде чем на землю окончательно спустилась тьма. Верный союзник Аттилы — король гепидов Ардарих — напросился поставить на возвышенности свои войска. (Бедняга представить не мог, что будет стоить его войску воплощение, казалось бы, несложного замысла.)
Аттила решил, что не следует откладывать эту затею до утра, тем более нашелся добровольный исполнитель и нет нужды привлекать гуннов для нелюбимых ими ночных дел. Едва стемнело, как двадцать тысяч воинственных гепидов, стараясь по возможности не шуметь, двинулись в направлении холма.
Злосчастную возвышенность не мог оставить без внимания и опытный Аэций. От его войска отделились отряды франков, прекрасно знавшие здешние места, и принялись исполнять приказ, который и им не представлялся сложным. На вершине холма гепиды и франки встретились.
Луна не видела столь жестокой битвы за все время своей власти на небе. Ночное светило предпочло закрыться от безумствующих на холме людей черной тучей. Во мраке франки убивали франков, гепиды совершали не менее жестокие ошибки. Ардарих приказал трубить сигнал отхода, чтобы уберечь остатки своего войска, покинули холм и франки, не пожелавшие проводить остаток ночи на мертвых телах. Ничейная возвышенность покрылась трупами, пропиталась кровью, но так и осталась ничейной.
На месте ночного боя осталось пятнадцать тысяч мертвых тел, долго еще израненные воины ползли к своим лагерям. Ардарих не сдержал слез при виде картины, открывшейся с первыми лучами восходящего солнца.
Ранним утром у шатра Аттилы разложили свои принадлежности гадатели. Несколько овец, не имеющих внешних изъянов, было зарезано на камне, напоминающем мельничное колесо. Главный прорицатель сидел перед жертвенником, сложивши руки на груди. Наконец, ему понесли внутренности животных. С невозмутимым видом он осматривал печень, легкие; разглядывал жилки на костях, тщательно очищенных от мяса.
Свои выводы прорицатель был обязан изложить только Аттиле, и никому иному. Однако в войске имелись люди, которые пытались читать по лицу гадателей. В один миг им показалось, что прорицатель обрадовался некоему рисунку на овечьей печени.
— Небо обещает нам победу! — воскликнул один из наблюдателей за прорицателем.
И тотчас же войско принялось радоваться, словно эту победу уже одержало. Под крики гуннов главный гадатель отправился в шатер Аттилы:
— Напрасно ли радуются воины? — пытливым взглядом Аттила изучал лицо вошедшего. Не нашедши на нем ни следа радости, военачальник произнес: — Интересно, что дало повод им для восторга? Ты обманул моих воинов, колдун?
— Гунны не смогут разбить и уничтожить врага в битве, которой жаждешь ты. — Прорицатель рассказал Аттиле только то, что видел. Обмануть предводителя гуннов было почти невозможно, пытаться это сделать — крайне опасно. Ложь Аттила ненавидел более, чем врагов.