Его любимая зараза

О том, что сделала Лесинья Сомелье, знали уже если не все, то многие.

Несмотря на ужас произошедшее и массовое бегство, слухи распространялись неприлично быстро.

Но Князю до них не было никакого дела. Войдя в собственный храм, украшенный по случаю черными розами, перевитыми серебристыми лентами, он бережно уложил мертвую девушку на стоящий посреди огромного помещения алтарь. Заботливо расправил складки на сорочке, поправил спутанные волосы… и что есть силы впился пальцами в каменный край источника его же силы.

С губ его сорвался болезненный смешок.

Что толку было теперь уповать на молитвы и подношения? Даже если весь мир разом падет на колени и поделится с ним магией, это не поможет воскресить ту, которую он любил до безумия.

Любил… но уберечь не смог.

Самоуверенный идиот!

Не выдержав, Князь опустился на пол, прислоняясь спиной к алтарю, прикрывая лицо тыльной стороной ладони. Боль выжигала веки, но слез не было — дать им волю, значит, признать и смириться.

А этого он позволить себе мог.

И окружающие сколь угодно могли твердить обратное. Даже когда все доказательства были прямо перед ними, он всё еще отказывался верить.

Но время шло. Рассветное солнце давно сменило темную ночь, и украдкой било из витражных окон дальнего коридора, рассеивая гнетущий полумрак. Но в этой части академии было по-прежнему тихо.

До тех пор, пока чувствительный слух Черного Лиса не уловил слабое, прерывистое сердцебиение.

Не свое — чужое.

И в тот момент, когда он чуть не расхохотался, зло, громко и бессильно, думая, что воспаленное сознание выдает желаемое за действительное, послышался негромкий, болезненный вздох.

Одним рывком Темный Князь оказался на ногах, озвучивая вопрос быстрее, чем успел даже повернуться:

— Леся?..

И в тот миг, когда на плечи едва не опустилось отчаянье, разрушающее последнюю надежду, раздался тихий отклик такого родного и любимого голоса:

— Дариан!

Глава 26

Ну, и по традиции, трек к главе: RAMAMUSS — Свеча.))))))

— В этой темноте я горю как свеча, говорю сгоряча… вызовите поскорей врача. В этой темноте я с тобою опять, но как будто один, всё моё и нет чужих… В этой темноте!

Та-а-ак. Интересная, конечно, песня, медленная, ласковая, нежная и чем-то похожа на колыбельную.

Но я точно знаю, на Рантаре такое не исполняют. И даже не пишут!

А это значит…

— Да ну нафиг! — распахнув глаза, констатировала я, разглядев над собой самый обычный, матовый натяжной потолок со светодиодными, встроенными лампочками.

Да что б тебя. Привет, родной мир, что ли?!

— Хороший прикол, — с трудом хватаясь за спинку дивана, на котором лежала, я попыталась сесть. — Вместо ада попасть в Россию. Ай, черт…

— На твоем месте я бы не торопилась подниматься, — послышался вдруг женский, бархатистый смешок откуда-то со стороны. — Умирать по-настоящему — тяжело и больно. Впрочем, тебе ли этого не знать?

Переборов неприятное, саднящее чувство в груди, я все же смогла сесть, чувствуя, как меня слегка штормит от слабости. Переждав первое помутнение, смогла оглянуться и даже понять, где примерно оказалась: в большой, современной квартире-студии, с шикарным ремонтом, и панорамными окнами во всю стену, выходящими на ночной, сверкающий огнями комплекс Москва-сити.

— Нет, — выдохнула, оценив по достоинству дизайнерскую мебель и минимализм в интерьере. — Для ада слишком роскошно.

— А для рая бедновато? — выгнула изящную бровь брюнетка, сидящая прямо на деревянной барной стойке, стоящей напротив дивана. — Оригинальный у тебя юмор, Лесинья Сааразас-Сомелье.

— Мы знакомы? — заметно напряглась я.

— А ты сама как думаешь? — поинтересовалась хозяйка этого самого жилья.

Я попробовала пораскинуть мозгами, щуря в полумраке глаза, рассматривая внезапную гостью. Хотя, скорее уж я больше подходила на эту роль. А она…

Красивая. Уже в среднем возрасте, хорошо за сорок, но явно следит за собой, и это удается ей с блеском. Невероятно темные, длинные волосы собраны в небрежный высокий хвост. Кожа светлая, ухоженная, матовая. Аккуратные наращённые реснички, в меру пухлые губы. Легкий макияж, а стройная фигура запакована в безразмерную нежно-розовую толстовку с капюшоном и свободные спортивные штаны. На ногах странные белые кроссовки на толстенной подошве, на острых ногтях — черно-серебристый маникюр, в руках высокий стакан с кофе.

— Вы кажетесь мне знакомой, — попялившись еще пару минут на красивые черты ее лица, протянула я. — Но я никак не могу понять, где я видела вас раньше.

— Ну, позволь я тебе помогу, — качнув ногами в такт медленной, негромкой мелодии, льющейся из динамиков под потолком, улыбнулась та. И вдруг усмехнулась до боли знакомо. — Сомелье, бесишь!

Озарение произошло внезапно.

— Да быть того не может! — тут же охнула я. — Морена?!

— Ну, наконец-то, — возвращаясь к прежнему, лениво-романтичному настроению, хлебнув кофе, фыркнула великая богиня Рантара. — Долго же до тебя доходит. Я уж хотела обидеться.

— Прошу п-пардону, — нервно заикаясь, с трудом выдавила я из себя. — Я как-то иначе вас представляла.

— В черном балахоне, мертвенно-бледная и пылающими зелеными глазами? — фыркнула богиня, снова прикладываясь к стакану. — Ну, знаешь! Нет, в твоем мире я даже в таком луке за свою зайду. Но мне больше по душе современный стиль.

— Луке? — не поняла я.

— Ах, да, — цокнула языком женщина. — Совсем забыла, тебя же тут долго не было. За три года многое изменилось. Иногда даже я за новыми веяниями и молодежным сленгом не успеваю. Вот ты, например, знаешь, кто такой краш?

— Стоп-стоп-стоп, — кое-как опираясь на высокую спинку, выдохнула я. — Какие три года? Триста лет прошло!

— А кто тебе сказал, что во всех мирах время течет одинаково? — насмешливо поинтересовалась Морена. — Там триста, тут всего три. Твое тело в могиле даже разложиться толком не успело.

— А-а-а, — совсем запуталась я. — Если оно тут… и я тут. Это как?!

— Ой, не делай мне нервы, — отмахнулась красотка. — Богиня я, в конце концов, или кто? Сколько раз твое тело заново воссоздавалось, а ты всё еще чему-то удивляешься?

— Ну да, — хмыкнула я. — Действительно, чего это я?

— Не обижайся, — фыркнула матушка Великого Темного Князя, качая головой в такт незнакомой мелодии, поставленной, похоже, на повтор. — Это слишком тонкие и сложные материи, чтобы обсуждать их вот так, за чашечкой кофе. Кстати, есть хочешь? У меня роллы есть, и пицца.

— Вы б еще мне в Макдональдс сходить предложили, — саркастично заметила я, пытаясь подтянуть колени к груди. Попыталась… и не смогла. — Черт. Почему так больно?

— А как ты хотела, звезда моя? — удивилась богиня. — Умирать в зазеркалье всегда неприятно. Душа оттуда не возвращается на алтарь.

— И поэтому я здесь? — тихо спросила я. — Потому что умерла навсегда? Теперь моё место здесь?

— А ты сама как думаешь? — прищурилась Морена, и в ее темных глазах заплясали знакомые зеленые огоньки.

А может, мне просто показалось.

— Понятия не имею, — честно развела руками, украдкой касаясь саднящей груди в том месте, куда попал кинжал Лютеции.

Что странно, на этом месте не было ничего — ни раны, ни дырки, ни крови. Только знакомый свитшот, джинсы и старенькие кеды…

— Ну, не расстраивайся, девочка моя, — неожиданно улыбнулась богиня, так легко, ласково и… искренне, что ли? — Не всё так плохо.

— Да уж. Неплохо, — криво ухмыльнулась, с большим трудом поднимаясь с дивана. Меня здорово шатало, к горлу подступала тошнота, но я все же смогла заставить себя подойти к окну. И там, как совсем недавно к зеркалу, прилипла к холодному стеклу.

Шумный, пестрый, живой город за ним я не узнавала.

Родной когда-то мир теперь казался слишком ярким, суетливым и бездушным одновременно. И дело было вовсе не каменных, современных джунглях. Просто…