Страница 65 из 71
– Понятно. А тебе? – обратился начальник лагеря к Феликсу.
– Это неправда, – сказал Феликс.
– Разумеется. Я, кажется, этого не скрываю.
– А нельзя ли как-то по-другому? – спросил Алексей Палыч. – Если без благородных поступков...
– Никак не выходит. Героизм – единственное оправдание для синих, зеленых и красных. Если бы они были иностранцами и не понимали по-русски... Еще лучше, если бы они были с другой планеты. Но это уже фантастика. Скоро ужин. Нужно решать, Алексей Палыч. Я понимаю, что вам тоже нелегко сделать выбор. Выбирайте меньшее из двух зол.
– Нельзя ли немного подумать? – попросил Алексей Палыч. – Мы с мальчиками все обсудим... Мне бы не хотелось решать одному.
Начальник лагеря явно обрадовался, что есть повод немного помедлить.
– Сейчас ужин, – сказал он. – Ну, на ужине им делать нечего в таком виде. Потом ночь... Знаете, Алексей Палыч, забирайте их до утра. Если они придут к завтраку, то будем считать, что вы согласны на героический вариант. Если не придут, пойдет вариант обычный. За вещами можно прийти в любое время.
– Мне бы не хотелось появляться с ними в Кулеминске в таком виде.
– Это уже проще, – сказал начальник лагеря. – В нашем душе их не отмыть – опыт есть. Я даю вам машину, и вы везете их в баню. Только не в Кулеминск, а на Старый Разъезд – так я вам советую. Впрочем, может быть, Куликов предпочтет, чтобы его отмывал отец?
– Предпочту, – угрюмо сказал Борис.
– Вот и прекрасно. Передавай ему привет. – Начальник лагеря вышел за машиной. По пути он разогнал уже сильно поредевшую толпу болельщиков, пообещав им, что завтра они все узнают по трансляции.
– Вот так... – сказал Алексей Палыч. – Как же ты, Боря, прозевал? Я тебя не упрекаю. Но ты видишь, как все сложилось.
– Девчонки... Он от них совсем обалдел.
– В баню поедешь?
– Нет, все равно костюм не отстирать. Алексей Палыч, а этот, парикмахер, он и за нами следил. Мне Серый сказал. Он его видел возле лагеря.
– Совершенно непонятно, – сказал Алексей Палыч. – Чего старик добивается? Может быть, попробовать с ним поговорить?
Алексей Палыч еще не знал, что поговорит с парикмахером гораздо раньше, чем ему бы хотелось.
Возле канцелярии ребят уже не было. Лишь одинокая девочка в спортивном костюме маячила неподалеку. Она помахала рукой в сторону всех троих – Алексея Палыча, Бориса и Феликса, вышедших из канцелярии.
Но подошел к ней один Феликс.
– Вас оставили? – спросила Тома.
– Оставят, если скажем, что будто спасали туриста.
– Ну и скажите.
– Тома, – сказал Феликс, – ты ведь знаешь, мы никого не спасали.
– Ну и что? Соврешь чуть-чуть, зато останешься на целый месяц.
– Ты хочешь, чтобы я говорил неправду?
– Хочу.
– Ты шутишь? – спросил Феликс.
Тома нахмурилась.
– Если вас выгонят, мы больше не увидимся. Через месяц мы с Ирой уезжаем в Москву на соревнования. Потом вернемся в город... Ты что, ничего не понимаешь?
От канцелярии посигналила подъехавшая машина. Феликса позвали.
– Куда ты уезжаешь? – спросила Тома.
– В баню, – честно ответил Феликс.
Тома резко повернулась и, не оглядываясь, пошла к столовой. Она не знала, что в здешнем душе краска не отмывается, и приняла слова Феликса за дурацкую и совершенно неуместную сейчас шутку.
Высадив Бориса неподалеку от дома, Алексей Палыч попросил шофера отвезти их с Феликсом на Старый Разъезд. Еще по дороге Алексей Палыч понял, как изменился и повзрослел Феликс. Он рассказал и про Вен-Вена, и про девочек, и про тренировки. Лишь когда Феликс пытался рассказать о путешествии к речке, учитель показал ему, что нужно молчать.
Алексей Палыч еще не решил, как поступить, и боялся, что услышит шофер.
А шофер весело поглядывал через плечо. О причине синевы мальчика он догадывался, но ему непонятно было, почему мальчик называет учителя "Палыч" и на "ты".
В бане Алексей Палыч взял отдельный номер с ванной. Но и тут не удалось уклониться от любопытства дежурной. Она мельком взглянула на Феликса и без труда поставила точный диагноз:
– Никак в Кулемку ввалился?
– Ввалился, – кратко ответил Алексей Палыч.
– Это значит, сегодня у нас воскресенье... Ну, эту еще отмыть можно разов с пяти. Синяя, она еще ничего, сносная. Вот которые на неделе вваливаются, с теми хуже. Этих хоть в щелоке вари – не отмывается. Я тебе, хочешь, мыла дам? Такое у меня мыло есть, "черное", оно для собак употребляется. Вот оно с трех разов отмывает.
– Буду очень благодарен, – сказал Алексей Палыч и попытался было сунуть дежурной рубль, но рука его была отведена спокойно и с достоинством. В отличие от больших городов, в Кулеминске и его окрестностях еще не привыкли брать деньги за помощь.
Дежурная оказалась права: после третьей перемены воды Феликс принял вполне сносный вид. Запарившийся Алексей Палыч ополоснул его, велел одеваться, а сам вышел на свежий воздух.
Становилось прохладно. Небеса над головой начали синеть. Оценит ли кто-нибудь в этих небесах хлопоты Алексея Палыча, отплатит ли чем-то за это? Забегая вперед, следует сказать, что и оценят и отплатят. Но – по своему, по небесному разумению.
Возвращались в Кулеминск электричкой.
Выбора у Алексея Палыча не было, и он повел Феликса в тот же подвал.
Между тем, пока происходили все эти события, Август Янович отрабатывал свою смену в парикмахерской. Его постоянные клиенты отмечали, что был он в этот день неразговорчив, даже как будто сердит.
Губы Августа Яновича беспрестанно шевелились, словно он что-то жевал или разговаривал сам с собой.
После смены Август Янович не пошел домой, а направился прямо к Алексею Палычу. Того не оказалось дома. Парикмахер, похрустывая коленками, принялся курсировать между домом и школой. Неподалеку от школы он и встретил Алексея Палыча с Феликсом.
– Алексей Палыч, – сказал парикмахер, – очень хорошо, что я вас встретил. Я вас, можно сказать, даже искал. Я все знаю.
Только парикмахера еще не хватало сегодня Алексею Палычу! Обычно спокойный, Алексей Палыч сразу же почувствовал раздражение.
Поначалу он сдержал себя лишь потому, что знал о болтливости парикмахера и боялся огласки.