Страница 59 из 71
– У меня окунь [27] сорвался, – отозвались с берега.
– Иди, говорю, не пожалеешь.
Из прибрежных кустов выбралась Ира.
– А-а-а, – сказала она, – кого я вижу?
– Меня и Тому, – объяснил Феликс.
Ира засмеялась.
– Тебя и Тому, – сказала она. – Тому и тебя. Тебя с Томой, а Тому с тобой. Колоссально! Тома, я тебя поздравляю...
– Читай, – снова приказали Феликсу.
Феликс не заставил себя упрашивать.
– Колоссально! – сказала Ира. – Мы не знали, что рядом с нами живет гений.
– Он не просто гений, – сказала Тома. – Он – Маугли. Его вскормили волчьим молоком. Он в детстве рос вместе с волчатами и не прочел ни одной книги. А теперь он встретил прекрасную девушку.
Книга, которую Феликс держал вверх ногами, и была "Маугли".
– А эта девушка – ты! – воскликнула Ира, пока еще в шутку.
– Он сказал, что я ему нравлюсь.
– Правда? – спросила Феликса Ира.
– Правда, – ответил Феликс. – Я всегда говорю правду.
– А я тебе нравлюсь?
– Нравишься.
– А кто больше – я или Тома?
Феликс задумался, переводя взгляд с одной девочки на другую. Борис за кустом прекрасно слышал весь разговор. Он не торопился на выручку Феликсу. Он ждал той минуты, когда выручка потребуется девочкам.
– Вы мне нравитесь одинаково, – сказал Феликс.
Ни Иру, ни Тому это почему-то не устроило. Конечно, они были подругами, но всякой дружбе наступает предел, когда друзей начинают сравнивать.
– Так не бывает, – сказала Ира. – Одна обязательно должна нравиться больше.
– И эта "одна" – ты, – сказала Тома.
– Не обязательно. Но и не обязательно ты, хотя я уверена, что ты, – сказала Ира все еще в шутку.
– Феликс, – сказала Тома, – посмотри на нас внимательно. Мы ведь не одинаковые?
– Не одинаковые.
– Значит, кто-то из нас лучше, а кто-то хуже. Если ты не можешь сказать, кто лучше, то скажи, кто хуже. Мне кажется, что я.
Напрасно Тома была так в себе уверена. Она получила вовсе не такой ответ, какого ждала.
– Правильно.
– Вот как! Это почему же?
– Ты говоришь не то, что думаешь. Ты не думаешь, что ты хуже.
Тома слегка покраснела. Но при ярком солнце этого не было заметно. Ира засмеялась. Она была красивей Томы и знала об этом. Но Феликса, как видно, мало интересовала внешняя человеческая красота. Людей он оценивал по другим качествам.
– А ты тоже хуже, – сказал Феликс Ире.
Феликс и не думал грубить. Просто ему хотелось, чтобы девочки, которые ему нравились, не имели никаких недостатков. У нас, обитателей Земли, это называется дружеской критикой.
Ира перестала смеяться.
– Интересно... – сказала она. – Что значит – тоже?
– Ты думаешь, что нравишься мне больше, а говоришь, что мне больше нравится Тома.
– Да откуда ты взял, что тебе кто-то хочет понравиться?
– Я думал, – сказал Феликс, – и догадался. Ведь я красивый мальчишка.
Это было правдой. Тут все было правдой: девочки видели, что они нравятся Феликсу, и хотели нравиться еще больше, хотя сами не знали, для чего это им нужно. А Феликс был красивым мальчиком. Это его совершенно не волновало. О своей красоте он сообщил спокойно и просто. Для него красота была нечто вроде мыльных пузырей – привлекательное свойство человеческое, которое должно нравиться девочкам. Так, во всяком случае, объяснил ему Борис слова "красивый мальчишка". А слова эти были произнесены вчера докторшей за спиной Феликса.
Девочки временно онемели. Парень, выглядевший таким скромным и послушным, оказался нахалом. Правда, нахальство, как и все в этом парнишке, было каким-то странным.
Его можно было бы назвать правдивым нахальством.
– Тома, – сказала Ира, – что же нам теперь делать?
– Думай сама, – ответила Тома. – Я уже подумала. Если честно, то он не сказал ни одного слова неправды.
– Что касается меня... – начала было Ира.
– Это касается и тебя.
– Нет, уж я-то такого не думала.
– Думала.
– Не суди по себе.
– Я не по себе, а по тебе.
– А ты?..
– А я тоже, – сказала Тома. – Только я честно признаюсь.
– Значит, я нечестно?
Тома пожала плечами. Иногда ей начинала надоедать красота Иры. А Ире иногда надоедала разумность Томы.
В этом девичьем разговоре, полном скрытых намеков, Феликс не понимал ничего. Зато почти все понимал Борис. Ему было приятно, что слишком спортивные девочки на этот раз споткнулись о Феликса.
– Я тебе его дарю, – сказала Ира.
– Спасибо, – сказала Тома.
– И вообще, у меня уже давно, наверное, клюет, – сказала Ира.
– Не здесь, так там, – сказала Тома. – У тебя всегда где-нибудь клюет.
До Феликса наконец дошло, что девочки в эту минуту не слишком любят друг друга. Этого ему не хотелось. Он хотел мира. Он хотел сидеть с девочками, смотреть на них, слушать их и говорить им, как они ему нравятся.
– Ира и Тома, – сказал он, – не нужно так разговаривать.
– А как мы разговариваем? – спросила Ира.
– Плохо и громко.
– Да ты что! – удивилась Ира. – Тома – моя лучшая подруга! Верно, Тома?
Ира подошла к Томе и поцеловала ее в щеку.
– Самая лучшая! – сказала Тома и проделала обратную операцию.
Феликс смотрел на них с удивлением. Рукопожатие было ему прекрасно известно, но вот чтобы люди облизывали друг друга, он видел впервые. Однако он быстро сообразил, что присутствует при обмене самыми дружескими чувствами. Он обрадовался, что девочки больше не ссорятся. Ему тоже хотелось стать лучшей подругой.
Феликс подвинулся к Томе и лизнул ее в щеку. Тома, ожидавшая от Феликса чего угодно, кроме этого, завизжала и вскочила на ноги.
Феликс прицелился было к Ире, но та отпрыгнула и убежала, заливаясь хохотом.
Борис за кустом чуть не плакал от смеха и наслаждения. О таком повороте дела он не мог даже мечтать.
Тома – красная, гневная, решительная – смотрела на Феликса сверху вниз.
– Ты с ума сошел?!
– Разве я сделал плохо? – спросил Феликс, не понимая, за что на него сердятся.
– А ты сам не понимаешь?!
– Не понимаю. Почему Ире можно, а мне нельзя?
– Ты – дурак? – спросила Тома.
– Нет, – сказал Феликс. – Я тоже хочу быть твоей лучшей подругой. За что ты на меня сердишься? Если тебе не нравится, я больше не буду.
27
Окунь – такая свежезамороженная рыба; иногда встречается в живом виде, но до сих пор не установлено, как она размораживается.