Страница 25 из 71
Эту черту характера – упрямство – Алексей Палыч уже подмечал в Борисе. Правда, до сих пор она проявлялась в деле. Можно ли было назвать историю с мальчиком делом, Алексей Палыч и сам сомневался.
– Когда-то братья Монгольфье запустили первый воздушный шар, сказал Алексей Палыч. – На запуск собралось много народу. Среди зрителей находился Франклин. Увидев полет, он сказал: "Не вижу, чтобы из этого могла получиться какая-то польза". А ведь он был великий ученый.
– Намек понял, – сказал Борис. – Только вы тоже не ответили на мой вопрос. Я не боюсь. Не нужно мне никакой свободы. Я вам буду помогать, раз так случилось. Я никому ничего не скажу. Но если мы засыплемся...
– Ты хочешь сказать: нас разоблачат? – улыбнулся учитель.
– Я хочу сказать: мы можем влипнуть, – ответил Борис. – За себя я не боюсь. А вот вы – учитель, вам мало не будет.
Алексей Палыч покачал головой.
– Нет, Боря, – сказал он, – дальше учителя меня все равно никуда не пошлют.
На том заговорщики и расстались. И ничего существенного больше не произошло в этот день, если не считать...
Если не считать того, что как раз в этот момент у дверей подвала стояла Ефросинья Дмитриевна. Заставило ее сюда прийти то смутное подозрение, которое возникло во время разговора с Борисом. Цепочка: Борис – кабинет – Алексей Палыч – пожарный инспектор – не привела ее к какой-то определенной мысли. Мелькали несвязные соображения: Борька Куликов хотел пойти в кабинет, но не пошел, когда ему разрешили; он же просил не рассказывать о чем-то матери; он же интересовался пожарным инспектором; или не интересовался, а она сама рассказала?
И еще этот учитель... При чем тут Алексей Палыч? Ага, он просил принести к нему домой какой-то прибор. Но насколько Ефросинья Дмитриевна знала, физик перетаскал множество всякого барахла в школу, но чтобы из школы... Алексей Палыч – мужик неплохой, но вот ведро он ей не вернул... Стоп! Цепочка сразу рассыпалась, остальные действующие лица расплылись. Учитель не вернул эмалированное ведро, хотя еще вчера обещал! Это была уже вполне конкретная мысль, и Ефросинья Дмитриевна сразу успокоилась. Зная, что учитель часто по вечерам копошится в подвале, Ефросинья Дмитриевна повернула туда по дороге домой.
Дверь была заперта на замок. Ефросинья Дмитриевна собиралась уже уйти, как вдруг заметила, что от подвального окна тянется тоненький синий лучик. Наклонно он уходил далеко в небо и там терялся. Конечно, она не могла догадаться, что все было как раз наоборот. Не в небо, а с неба шел этот луч, проникал в самую дырочку и кончался в лаборатории.
"Забыли выключить прибор, – подумала Ефросинья Дмитриевна. Пожару еще мне тут наделают."
Она прильнула лицом к стеклу, заглянула в дырочку. Окно изнутри было завешено газетой, но в ней тоже имелась дырочка – маленькая, как укол. Много разглядеть не удалось, но все же Ефросинья Дмитриевна увидела как бы светящийся силуэт, окаймленный как бы синенькими иголочками. Силуэт медленно угасал, пока не растворился в темноте.
Ефросинья Дмитриевна прижала к дырочке нос: горелым не пахло. В лаборатории было темно и тихо.
Лучик тоже исчез.
– Есть кто там? – спросила Ефросинья Дмитриевна, целясь губами в дырочку.
Тишина. Темнота. Молчание.
Постояв немного у окна, Ефросинья Дмитриевна направилась к дому.
Теперь она была уже точно уверена, что в лаборатории творится какое-то безобразие. Правда, на языке Ефросиньи Дмитриевны безобразием считался даже неплотно закрытый кран, из которого капало по капле в час.
Но тут было что-то похуже.
На сей раз Ефросинья Дмитриевна ушла с твердым убеждением, что подозрения ее были не напрасны: в лаборатории делались какие-то темные дела.