Страница 10 из 71
На поверхности катушки мелькнула искра, и тут же в подвале раздался крик.
Сначала никто ничего не понял. Крик показался Алексею Палычу похожим на петушиный, и он удивился: откуда мог в подвале оказаться петух? Борису показалось, что вскрикнул Алексей Палыч, и он подумал, что каким-то образом искра обожгла учителя. Кроме того, оба видели, как от окна к столу, на котором находилась катушка, на мгновение протянулся и тут же погас синий луч.
В первые секунды они еще не заметили главного.
Алексей Палыч взглянул в сторону окна, откуда сверкнул этот странный луч, и увидел на стекле аккуратную дырочку.
Боря посмотрел на Алексея Палыча, стараясь понять, на самом деле учителя ударило током или это только показалось.
Вообще говоря, ничего страшного не случилось. В катушке произошло короткое замыкание. В таких случаях перегорает либо катушка, либо предохранитель. Так происходит в любом месте нашей планеты. Но почему-то не так вышло в Кулеминске.
– Ну, ничего... – сказал Алексей Палыч, все еще не поняв, что означает дырочка на стекле. – Перегорел внешний виток. Сейчас мы ее перемота...
В эту секунду Алексей Палыч боковым зрением уловил какое-то шевеление на столе.
Он повернулся, застыл на месте, зажмурился, помотал головой, открыл широко глаза.
– Б-боря... это что?.. – спросил Алексей Палыч.
Борис, встревоженный тоном и выражением лица учителя, медленно повернул голову, и глаза его тоже расширились.
– Кажется, мальчик...
На столе, возле катушки, в окружении безмолвных приборов лежал голый младенец.
– Чепуха... – пробормотал Алексей Палыч.
Он сорвался с места и подбежал к двери, подергал ее. Дверь была заперта. Ключ, как обычно, торчал с внутренней стороны.
– Дурацкие шутки! – сказал Алексей Палыч.
Младенец снова коротко завопил, и крик его на этот раз был вполне человеческий и вовсе не похож на петушиный.
– Это ты его принес? – спросил Алексей Палыч.
– Я... не принес... – тихо ответил Борис.
– Где ты его взял? Отнеси сейчас же обратно!
– Да Алексей Палыч... – проговорил Борис и умолк.
Тут до Алексея Палыча наконец дошло, что дверь была заперта, что Борис все время находился у него на глазах и что еще минуту назад на столе не было ничего, кроме приборов.
Алексей Палыч на цыпочках подошел к столу и, склонив голову набок, уставился на младенца.
Сейчас учитель был похож на курицу, которая увидела червяка, но не решается его клюнуть.
Ребенок лежал спокойно: щечки его светились румянцем, гладкая кожа слегка отливала синевой – скорее всего потому, что в подвале горели лампы дневного света. Если бы Алексей Палыч не был так растерян, он должен был заметить одну весьма важную особенность на теле ребенка. Вернее, отсутствие особенности. Но в тот момент сознание Алексея Палыча было слегка затуманено.
Он медленно протянул руку и дотронулся до мальчика. Палец его ощутил живое тело. Мальчик зашевелил губами.
– Дурацкие шутки, чепуха, – ровным голосом произнес мальчик.
– Что? – спросил Алексей Палыч, но тут же не поверил ни глазам своим, ни ушам и повернулся к Борису. – Это ты сказал?
– Это он сказал, – ответил Борис.
– Чепуха... – растерянно повторил Алексей Палыч. Младенец тут же послушно согласился:
– Чепуха.
– Он не имеет права говорить! – крикнул Алексей Палыч Борису. Ему всего месяца три-четыре!
– Три-четыре, – тут же отозвался младенец. – Сейчас мы ее перемота...
– Он повторяет ваши слова, – сказал Борис.
– Да ты пойми, Боря!.. – с отчаянием сказал Алексей Палыч. – Он не может ничего повторять! В его возрасте не говорят еще ни "мама", ни "папа".
– Папа, – сказал младенец.
Алексей Палыч нервно засмеялся. Смех получился визгливый, неестественный.
– Кажется, он думает, что его папа – я. А кто же тогда мама? обратился он к мальчику.
– Мама, – сказал мальчик.
– Боря, ты что-нибудь понимаешь?
– Он повторяет ваши слова.
– Но почему только мои, а не твои? – спросил Алексей Палыч, как будто именно это было сейчас самым главным, и тут же спохватился: Господи, о чем я тебя спрашиваю? Слушай, Боря, ударь меня, пожалуйста, чем-нибудь, только побольнее.
– Зачем?
– Затем, что если я сплю, то мне больно не будет, а если не сплю, то боль ерунда, по сравнению с тем... с тем... сравнительно... запутался Алексей Палыч и умолк.
– Вы не спите, Алексей Палыч, – сказал Борис.
Конечно, Борис тоже был удивлен.
Он был удивлен, но не ошарашен. Он никогда не интересовался тем, в каком возрасте начинают говорить дети. Кто их знает, может быть, они начинают лепетать еще до рождения. Боря видел говорящего голого ребенка, значит, перед ним и был всего-навсего голый говорящий ребенок. Непонятно, конечно, как он очутился в подвале и почему его не заметили сразу. Нужно было это выяснить и отнести его к маме.
– Значит, ты его видишь? – спросил Алексей Палыч.
– Вижу, – ответил Борис.
– Какой он?
– Голый такой... маленький... голубой немножко.
– Да-да, – согласился Алексей Палыч. – Голубой... Двоим одинаковый сон присниться не может. И как он здесь оказался?
– Может быть, из шкафа выполз? – предположил Борис, взглянув на шкаф, который стоял вплотную к столу.
– А как он попал в шкаф? – спросил Алексей Палыч. – И зачем он туда попал? Ты никому не давал ключи?
– Никогда не давал.
– Выронить нигде не мог?
Борис пошарил в кармане, достал ключ от наружного замка, ключ от двери и показал их учителю. Алексей Палыч вздохнул и снова уставился на малыша, словно на гладком его животике, слегка отливающем голубизной, надеялся прочитать ответ.
На гладком животике...
На совершенно гладком!
Именно сейчас, глядя на малыша, Алексей Палыч уловил какую-то неправильность в его теле: чего-то там не хватало. Когда же Алексей Палыч понял – чего, то так изумился, что забыл, как это называется.
– Что это такое? – Алексей Палыч осторожно прикоснулся пальцем к младенцу.
– Живот.
– А что тут должно быть? – спросил Алексей Палыч.
– Живот и должен... – неуверенно ответил Борис. Поведение учителя начинало ему не нравиться.
– Тут должен быть пупок, – упавшим голосом сказал Алексей Палыч.