Страница 1 из 11
Сергей Уткин
Будни завтрашнего дня
Само собой
– Михалыч! Михалыч, открывай! Уснул ты там, что ли?!
Невысокий мальчишка лет двенадцати сердито сплюнул на землю и в очередной раз пнул обшарпанную железную дверь с надписью "Котельная". Грохот удара разнесся по загаженному двору-колодцу старого дома, но никого этот шум не потревожил: уже несколько лет дом был расселен для капитального ремонта. Уцелевшие стекла окон дома уныло отражали серый сентябрьский вечер и мальчишку, разъяренно барабанящего в дверь. На фоне облезлых стен был особенно заметен аккуратный серый костюмчик мальчишки, модный свитер под пиджаком и новенькие красные резиновые сапожки. Впрочем, правый сапожок уже утратил первоначальный блеск от многократных столкновений с ржавым железом двери.
– Михалыч! Да открывай же ты! – эхо нового удара разнеслось по двору. За дверью послышалось неразборчивое бормотанье, лязг отодвигаемого засова и на пороге возникла помятая бородатая физиономия неопределенного возраста.
– Ну, чего надо? – свирепо прохрипел обладатель физиономии, крепко дохнув на мальчишку водочным перегаром.
– Фу-у-у! – брезгливо поморщился мальчишка. – Я тут все ноги уже отбил, глотку чуть не надорвал, а Михалыч с перепою дрыхнет! А вчера все утро ныл, что денег нету!
– Петька! – свирепости в голосе Михалыча как не бывало. – Да тебя хрен узнаешь! Прямо принц, вон какой камзол себе отхватил! Да чего ж мы на улице-то торчим? Проходи, я сейчас чайник поставлю…
– Ты мне зубы-то не заговаривай! – Петька еще раз сплюнул и шагнул через порог мимо отступившего внутрь Михалыча. – Лучше скажи, на какие шиши пил? Опять пьянчугу какого-нибудь обобрал?
– Да Господь с тобою, Петь! – испуганно перекрестился Михалыч и, захлопнув дверь, задвинул тяжелый засов. – Я ж слово давал, да и менты мою физиономию наизусть знают, враз заметут. На Галерее я был, рисовал малость, да кореша вот встретил…
– Какого кореша? – притормозил Петька перед металлической лестницей, ведущей куда-то вниз.
– Старого своего кореша, мы с ним еще с университета знакомы. Сто лет не виделись, а тут вот встретились. Да чего ты стоишь, идем! Там друган вчера жратвы всякой натащил, конфет, рогаликов твоих любимых…
– И кто же твой кореш? Рокфеллер?
– Дворник он, Петя. У метро павильоны новые знаешь ведь? Вот к этим павильонам он и приставлен. Платят немного, зато жратвы и выпивки навалом. И живет там же, в подсобке …
– Как это – живет?
– Дак, Петь, он такой же бомж, как и мы с тобою, ни жилья, ни документов. Хозяин документы на сына своего оформил, а Витька за сынка пашет. И всем хорошо – хозяину экономия, Витьке жилье с кормежкой.
– Да, повезло. – Петька уверенно затопал по ступенькам, Михалыч, сопя, двинулся следом. Некоторое время они молча шли по подвалу, скудно освещенному тусклыми лампочками. Маленький Петька уверенно двигался среди лабиринта разнокалиберных труб и вентилей, покрытых каплями влаги, перешагивая лужицы на цементном полу, грузный Михалыч двигался следом. Наконец перед Петькой возникла еще одна дверь, точная копия входной, только надпись была другая – "Операторская". Петька потянул на себя ручку и очутился в просторной комнате с нехитрой обстановкой: видавший виды стол с газетой вместо скатерти и заваленный пакетами, разнокалиберными бутылками и объедками; вокруг стола стояло несколько разномастных стульев, рядом с дверью расположился старый громадный диван с выпирающими пружинами, в углу за грязной занавеской виднелся широкий самодельный топчан.
– Та-ак… – протянул Петька, разглядывая царящий на столе хаос. – Хорошо вы тут вчера гуляли, а? Кореш-то твой где?
– Дак, с утра на работу убег, я его проводил, а сам прилег – голова с отвычки разболелась…
– Надо думать, – хмыкнул Петька, плюхнувшись на жалобно заскрипевший диван.
– Дак, я чайку заварю? – засуетился Михалыч.
– Ага, поставь…
– А может, ты поесть хочешь?
– Не-а, не хочу я…
– Ну, как хочешь. Счас я… – Михалыч схватил со стола мятый алюминиевый чайник, сгреб в охапку маленький чайничек для заварки и выскочил за дверь. Что-то приглушенно скрипнуло, зашумела льющаяся вода. Петька скинул сапоги и лег на диван, положив голову на мягкий подлокотник. Закрыл глаза, но тут же открыл вновь, глянул на вошедшего Михалыча.
– Петь, да ты спишь совсем…
– Не-е, просто прилег…
– Ты погоди спать-то, чайку сперва попей с рогаликом, а тогда и покемаришь.
– Ой, а я и забыл, что ты еще и рогаликами богат! – Петька повернулся на бок, подложив локоть под голову.
– Есть немного, – усмехнулся Михалыч, пристраивая чайник на самодельной газовой плитке – куске широкой металлической трубы с рассекателем в верхней части и подведенному через вентиль толстым резиновым шлангом внизу. – Повезло мне вчера на "галере", два этюда какому-то забугорнику продал, да еще эскиз на заказ сделал.
– Ну, ты точно Рокфеллер!
– Не-ет, Рокфеллер у нас ты – вон какой нарядный! Где ж тебе так подфартило прибарахлиться?
– Да так… – пожал плечами Петька. – На тетку одну наткнулся, она приют хочет для ребят сделать.
– Небедная, видать, тетка…
– Ага. А пока комиссии всякие документы проверяют, да дом под приют ремонтируют, она ребятам едой да шмотками помогает, иногда к себе ночевать зовет.
– Так это ты у нее ночь пропадал?
– Ага, – зевнул Петька.
– Ну и как тебе в домашней обстановке?
– А что есть дом? – вздохнул Петька.
– О, да ты прямо философ! – хмыкнул Михалыч и приподнял крышку зашумевшего чайника. – А все же, понравилось тебе у тетки этой?
– Ничего, жить можно… Только про сына своего все уши мне прожужжала.
– А чего сын?
– Убили его два года назад.
– Боже мой… Сколько же этому бедолаге было?
– Пятнадцать. Полина Викторовна одна его растила, зарабатывала неплохо, а Ленька к наркоте пристрастился. Ему кто-то давал, а потом деньги потребовал. А откуда он их возьмет? Не к матери же идти… Тогда ему показали квартиру богатую, ломик в руки дали, говорят: иди, отрабатывай долг. Сами на улице в машине ждали. А хозяин квартиры дома оказался. Как услышал что к нему лезут, то прямо через дверь в Леньку из ружья шарахнул.
– Да, дела… – сокрушенно покачал головой Михалыч, засыпая заварку. – Ну вот, счас чаек заварим и прошу к столу!
Михалыч ловко подхватил большой чайник с горелки, плеснул кипятку. Затем подхватил со стола два граненых стакана и выскочил за дверь. Петька лениво сел и нехотя надел сапожки. Затем перебрался на рядом стоявший стул. За дверью раздавался шум воды – Михалыч мыл стаканы. Из лежавшего на столе пакета Петька выудил подсохший рогалик, неторопливо зажевал.
– Ну, чего нос повесил? – вошел Михалыч, держа в руках мокрые стаканы.
– Да так, – пожал плечами Петька, глядя как Михалыч разливает по стаканам крепкий ароматный чай.
– Не темни, Петь, – Михалыч сел напротив Петьки и придвинул один стакан к себе. – Я же не слепой, вижу, что хочется тебе пожить по-человечески, в нормальной квартире, поспать в чистой кровати… Так ведь?
– Ага… – не то выдохнул, не то всхлипнул Петька, опустив голову.
– Что ж поделать, малыш… Видно, не дано нам с тобою этого счастья. Судьба у нас такая, подвальная. И то счастье, что отсюда не гонят, в тепле живем, а не дохнем где-нибудь от холода. Вот и остается только терпеть… Впрочем, тебе-то может и повезет, если эта Полина Викторовна приют откроет.
– Она меня к себе жить зовет, – не поднимая лица, проговорил Петька.
– Чего?!
– Жить, говорю, зовет. С приютом когда еще решится, а тут…
– Ну, это, знаешь… – растерянно развел руками Михалыч. – Фу ты, даже слов не подберу! Я рад, конечно, только странно все это. Да и тетки разные бывают. Может и вправду жить возьмет, а может, продаст тебя иноземцам на "запчасти". Искать-то тебя некому – ни родни у тебя нет, ни документов.