По правилам

- Я был совершенно прав, - возразил я. - Это не опровергает второго факта, о существовании которого я тогда не подозревал.

- Думаю, ты больше похож на своего отца, чем тебе кажется.

Я раздраженно уставился на монитор, а потом вдруг рассмеялся.

- Верно, - набрал я.

Какой смысл отпираться? Скептик по природе своей великий наблюдатель.

А точнее, он - внеземной искусственный интеллект, в 1995 году внедренный в стремительно развивавшуюся тогда сеть Интернет. Инопланетный разум, втайне оставленный изучать человечество и докладывать о своих выводах, на случай если пролетающие мимо хозяева вернутся.

Учитывая межзвездные расстояния, в ближайшие несколько десятилетий повторный визит не ожидался… Теперь я понял, почему ИИ впал в такую панику. Ведь их возвращение всего через каких-то десять лет могло означать лишь катастрофу или еще какое-то несчастье во время перелета. А твивитеры были просто собратьями-ИскИнами, за судьбу которых беспокоился Скептик. В интернете нет механизма для передачи невербальных языков, и за неимением точного перевода наш искусственный интеллект прибег к транслитерации.

«Мы знаем, что ты делаешь», - бросил я ему вызов. На тот момент мы этого не знали, но он ошибочно расценил наши слова как «Мы знаем, что ты здесь осел. Вот почему мы вернулись. Вот почему связались с тобой через примитивную человеческую информационную сеть, в которой ты напрасно пытался спрятаться».

В том, что инопланетянин, сболтнувший «назад я не вернусь», действительно ассимилировался, сомнений не возникало. Нашему внеземному гостю человечество показалось бесконечно любопытным - эдакий котел культур, в котором лишь зарождается планетарное единство. Его создатели прошли фазу гомогенизации еще несколько столетий назад. На нашей планете ему было слишком интересно, чтобы просто так ее покинуть.

А сверхъестественно многосторонний скептицизм в разных областях, в результате которого и был раскрыт подпольный социолог? По иронии судьбы, настойчивые и упорные попытки ИскИна дискредитировать все паранормальное как раз и должны были отвратить человечество от поисков инопланетян, реальных или виртуальных.

Но я еще не ответил на вопросы Скептика. Папе на это хватило бы восьми слов или даже меньше. Для меня, как для мамы, осмысленный ответ - это скорее путь, чем место назначения.

- Что теперь? - вопрос Келли отличался краткостью, которой гордился бы отец.

- Мы в офф-лайне? - В голове у меня ухало, на сей раз без алкоголя.

Она указала на выложенную в ряд нашу коллекцию сотовых. Крошечные экранчики на них погасли. Мониторы стояли темные, и лампочки, показывающие, что компьютеры включены, тоже не горели.

- Вот уж точно, что теперь? - согласился Найджел. - Что подумают о нашей «домашней работе» власти? - Он нервно хохотнул. - То есть если мы знаем, к каким властям обращаться. Я, например, понятия не имею.

Возможно, у меня разыгралось воображение, но почему-то я засомневался.

- Почему вы оба на меня смотрите? Ждете решения?

- Ага.

- Да.

Здрасьте, почему я?!

- Послушайте, вы сами-то верите, что мы разговаривали с инопланетным искусственным интеллектом-социологом, свободно бродящим по интернету? - Два задумчивых кивка. - Полагаю, вы считаете это вопросом социологии?

Опять два кивка, на сей раз решительных.

Заявление, да еще доказуемое, что внеземной разум действительно существует, может произвести (и произведет) эффект разорвавшейся бомбы. Да, у нас есть подтверждение, но не стопроцентно бесспорное: любое «доказательство» будет зависеть от того, когда и как ИИ, которого мы окрестили Скептиком, пойдет на следующий контакт.

Не попадут ли наши заверения в копилку знаний об инопланетянах, которые так хочется разнести в пух и прах?

Тут я невольно зажмурился, вспомнив о прочих подобных инцидентах в истории. Революционному открытию Коперника, что Земля не есть центр мироздания, потребовались столетия, чтобы получить общее - и до сих пор не полное - признание. Дарвиновская теория эволюции остается спорной. Средневековые крещения, до недавнего времени предмет моего близорукого интереса… Да, кому, как не мне, знать, какими разрушительными могут стать сдвиги в мировоззрении. «Мы не одни» - на мой взгляд, это самый крупный сдвиг мировоззрения, какой только можно себе представить.

- Брайан… - голос у Келли был мягкий, но настойчивый. - Мы не можем жить-поживать, скрывая подобные факты. Оценка последствий - это, скорее, по твоей части.

И на каком основании, скажите на милость, мне принимать такое решение?

- Утро вечера мудренее, - солгал я.

- Как только вернулся от Келли, то сразу вышел в Сеть, - напечатал я.

Если решать мне одному, то нет и причин не продолжить разговор с глазу на глаз. В силу необходимости я не стал подсоединяться к тех-нопримочкам Келли. Любая предсказуемая опасность при возобновлении контакта грозила не мне.

- Хотя ты, конечно, это знаешь.

- Ты обо мне расскажешь? - спросил Скептик, как только я подключился из собственной квартиры и назвался автором недавнего разоблачения.

Ответил я быстро, хотя и с нехарактерной краткостью:

- Не знаю.

И после, казалось бы, бесконечных раздумий (хотя прошло лишь несколько секунд) изменил ответ на еще более краткое:

- Да.

И теперь вот уже два часа мучился над неизбежным следующим вопросом: «Почему»?

Все началось с того, что я упустил из виду Правило Второе: «Перед тем как делать, подумай». Я разоблачил Скептика, запоздало применив Правило Третье.

Так почему я зациклился на чертовых папиных правилах?

В конечном счете мой многословный ответ угодил в самую точку.

- Меня учили наблюдать за обществами, а не разрушать их, - напечатал я.

Таков бесстрастный профессиональный подход. Устоявшийся и истинный.

Но так ли важна эта узколобая истина? Я не мог поверить, не верил, что все столь просто.

Коперник был прав, какой бы удар ни нанесло его открытие чьему-либо самомнению. Земля не есть центр мироздания, и нет ничего дурного в том, что мы сейчас это признаем. И Дарвин тоже был прав: человечество - ниточка в полотне жизни, а не стоит над ней и от нее не отделена. Сомневаюсь, что, даже будь это в моей власти, я стер бы из истории эти открытия. Так какое у меня право замалчивать (даже если на минуту предположить, что я такое сумею) открытие столь же фундаментальное, как Коперника и Дарвина? Факты - упрямая вещь, Брайан: мы не одни.

Я был убежден… Вот только хотелось бы знать почему.

Мой глаз уловил неожиданное движение. На экране компьютера прыгал по кровати странно знакомый мальчик. И, словно активированная моим вниманием, внизу пробежала короткая текстовая строка:

- Я понимаю.

Я уперся взглядом в камеру, которую так и не вернул в магазин и которая сейчас лежала на мониторе. Стоило мне понять, что Скептик за мной наблюдает, я уразумел, кто этот ребенок. Это экстраполяция вспять того, как я выгляжу сейчас в реальном времени, это тот я, каким мог бы быть в пять лет. Знай Скептик, что мне полагается стрижка под ноль, сходство было бы полным.

- Я понимаю, - прочел я вслух.

Интересно, что он понимает, подумал я, глядя как виртуальная кровать сотрясается в такт «моим» прыжкам. У «меня» за спиной с захламленных полок повалились книжки и игрушки. Что бытность социологом еще не лицензия на цензорство? Уверен, это правда, но вся ли?

Раздражающие увещевания из моего детства эхом отдались у меня в голове за секунду до того, как Правило Первое возникло текстом на экране. «Если это перевернет весь дом, не делай».

Мой инопланетный друг действительно меня понимал. Если уж на то пошло, он знал меня лучше, чем мой собственный отец или даже я сам.

Я никогда не умел жить по правилам.

Перевела с английского Анна КОМАРИНЕЦ

© Edward M. Lerner. By the Rules. 2002. Публикуется с разрешения автора.