Страница 43 из 164
История развивалась следующим образом.
12 ноября 1957 года, через 11 дней после обнаружения трупа Нитрибитт, руководитель комиссии по расследованию убийств обер-комиссар Мершель получил отпуск, а его сотрудникам было поручено какое-то малозначительное дело. Официально считалось, что у Мершеля от сильного переутомления расстроились нервы. Однако позднее, на судебном процессе, он решительно отверг это объяснение и под присягой показал следующее:
- Директор уголовной полиции Кальк потребовал, чтобы я арестовал Польмана и прекратил расследование всех других версий. Я не согласился. Улики против Польмана были столь ничтожны, что в суде нас просто подняли бы на смех. Я был убежден, что убийца не Польман и что необходимо заняться изучением других следов. Вот поэтому-то меня и отстранили от дела.
Распустив комиссию, Кальк сам повел следствие. На помощь себе он привлек хаупткомиссара Радоя из политического отдела франкфуртской полиции как человека особо надежного и проверенного. Следствие было сконцентрировано исключительно на Польмане. Однако прошло еще три месяца, прежде чем пресса смогла объявить, что «убийца Нитрибитт» арестован. Этот арест Хейнца Польмана состоялся 5 февраля 1958 года и основывался, как гласило коммюнике пресс-бюро полицей-президиума, на следующих шести пунктах:
1. Непосредственно перед убийством Розмари Нитрибитт Польман находился в стесненном материальном положении. Вскоре после преступления у него оказалось двадцать тысяч марок.
2. Происхождение этих денег арестованный не смог объяснить. Между тем доказано, что ему было известно, где Розмари Нитрибитт хранила крупную сумму, предназначенную для покупки кольца. Более того, Польман отговаривал свою приятельницу от этой покупки, желая сохранить деньги наличными.
3. Свидетели утверждают, что в период времени, относящийся к преступлению, Польман находился в районе Штифтштрассе, что он выглядел взволнованным и что у него была поцарапана губа - повреждение, вероятно возникшее в борьбе с жертвой.
4. Убийство Нитрибитт мог совершить лишь человек, хорошо знакомый с ее образом жизни и с расположением квартиры. Поскольку все такие лица проверены и возможность совершения ими данного преступления полностью исключена, остается один Польман.
5. Польман солгал, отвечая на вопрос полиции об одежде, которая была на нем в день убийства. Он пытался удалить кровяные пятна со своих брюк, но не смог, не смог он и правдоподобно объяснить происхождение этих пятен.
6. На месте преступления найдены отпечатки его пальцев.
В заключение было сказано, что Польман вины своей пока не признал и вообще отказался давать какие-либо показания до процесса.
Одиннадцать месяцев спустя Польман был освобожден из-под стражи. Публику, видимо, хотели постепенно подготовить к тому разочарованию, которое ожидало ее на процессе. Судья, проверявший обоснованность содержания Польмана под стражей, вдруг объявил:
- Мотивировка обвинения не представляется теперь достаточно обоснованной.
К этому выводу прежняя комиссия по расследованию убийств пришла еще год назад. Но всего любопытнее было следующее замечание судьи, освободившего Польмана:
- Едва ли можно надеяться, что по прошествии столь
долгого времени это убийство вообще удастся раскрыть.
Но ведь никакой другой цели уголовная полиция перед собой и не ставила: арест Польмана нужен был только для того, чтобы все следы действительного убийцы затерялись. Теперь «мавр» Польман сделал свое дело и мог удалиться…
В тот же день Польман вылетел в Гамбург, встретился со своим адвокатом Мюллером и получил то, что ему причиталось за молчание на предварительном следствии. Подробности их беседы стали известны только полтора года спустя на процессе во франкфуртском суде присяжных.
О процессе, начавшемся 19 июня 1960 года и напоминавшем скорее комедию на тему из уголовной жизни, чем серьезное судебное разбирательство, западногерманский иллюстрированный журнал «Штерн» писал: «Самым решительным на этом странном процессе является не прокурор, представляющий обвинение, а обвиняемый… Польман ведет себя так, точно подписанный оправдательный приговор лежит у него в кармане. По виду же его можно подумать, что в следственной тюрьме у него была камера с балконом, выходящим на юг. Когда ему показалось, что в зале слишком жарко, он обратился к председательствующему: «Не возражаете, если я разуюсь, господин советник?» И тон у него при этом был отнюдь не просительный. И председатель суда Дрейзель не возражал против того, чтобы Польман снял башмаки. Он позволил ему также отвечать на вопросы сидя, тогда как прокурор, обращаясь к суду, должен был каждый раз вскакивать, как мальчик. Когда репортеры стали один за другим отлучаться к телефону, чтобы уведомлять свои редакции о ходе процесса, Польман пожаловался председателю:
- Меня это нервирует. Нельзя ли прекратить постоянные хождения?
И председатель послушно велел репортерам сидеть на своих местах.
Особенно отчетливо выявилась роль Польмана, когда суд выезжал на его квартиру, чтобы определить, мог ли он прятать в шкафчике для обуви, как сам он сообщил, двадцать тысяч марок. Полиция оцепила дом и перекрыла все подходы к нему, так что ни защитник Польмана, ни председатель суда Дрейзель не смогли пробиться через это оцепление. Тщетно пытался Дрейзель объяснить постовым, кто он такой.
- Каждый может назвать себя председателем суда, - отпарировал в ответ на эти объяснения один из полицейских и отвернулся, не желая продолжать дискуссию.
Но тут, к счастью, появился сам господин Польман, хорошо знакомый всем по газетам. Он фамильярно похлопал полицейского по плечу:
- Да это же мой председатель, ребята. Он здесь необходим. Пропустите его.
Только после этого Дрейзелю удалось проникнуть в дом.
Если сам процесс выглядел фарсом, то обвинение в убийстве вообще ничего не стоило.
«Польман убил Нитрибитт 29 октября 1957 г. между 15.00 и 16.30; он нанес ей удар, затем удушил и ограбил», - говорилось в составленном директором уголовной полиции Калькой обвинительном заключении. Однако вывод относительно времени убийства основывался только на показаниях Эрны Крюгер и трех полных бутылках молока и трех пакетах с булочками. Сама же комиссия по расследованию убийств нашла лишь пустые бутылки и пакеты. Два защитника Польмана (благодаря полученным за молчание деньгам он смог теперь пригласить и второго) легко поставили под сомнение время смерти Нитрибитт. Они вызвали всех свидетелей, которые еще прежде показывали обер-комиссару Брейтеру, что Розмари Нитрибитт 29 октября вечером и даже 30 октября днем была жива. Полицейский врач Вегенер, производивший вскрытие, вынужден был признать, что при жаре, которая была в комнате, разложение трупа могло произойти быстрее и что вывод относительно времени смерти, возможно, ошибочен.
Таким образом, и без того шаткое обвинение рушилось. Польман не имел алиби только на вторую половину дня 29 октября. Уже ранним утром 30-го находился в самолете и два следующих дня безвыездно провел в Гамбурге.
Все дальнейшие дебаты для исхода процесса значения уже не имели, но один раз в зале снова возникло волнение. Это случилось, когда председатель спросил Польмана, откуда у него после смерти Нитрибитт взялись деньги на новую автомашину и другие ценные вещи.
Раньше Польман заявил полиции, что у него имелись сбережения, которые он прятал в шкафчике для обуви. Это, без сомнения, было ложью. В торговой фирме Польман никогда столько не зарабатывал, чтобы скопить двадцать тысяч марок. Деньги, бесспорно, происходили из каких-то других, и притом темных, источников, догадываться о которых позволяло прошлое Польмана: он уже десять раз судился за мошенничество, кражи и растраты.
Вместо того чтобы просто отказаться отвечать на вопрос председателя суда, Польман прибег к столь глупым и неправдоподобным объяснениям, что непосвященным могло показаться, будто он все-таки ограбил Нитрибитт. В этой единственной за все время процесса щекотливой ситуации на помощь Польману пришел прокурор Хоммер, задав ему спасительный вопрос: