Страница 132 из 164
Все надежды на то, что Гуго Альфке только сейчас впервые стал на преступный путь, рухнули. Полицейскому руководству пришлось примириться с мыслью, что один из опаснейших в стране преступников долгие годы состоял на службе в полиции.
- Его жена знала об ограблениях? - спросил обер-комиссар Рэтер и тут же задал второй вопрос: - Крупных денежных сумм при обыске не обнаружено?
Сыщики нашли только несколько сот марок, но не решились изъять их, так как фрау Альфке уверяла, что эти деньги предназначены на обычные повседневные расходы. Вопрос о том, знала ли она о грабительских вылазках мужа, сыщики оставили открытым.
- Сама она это отрицает, однако наш визит не слишком ее удивил. Она говорит, что давно ожидала чего-нибудь в таком роде: чересчур уж много денег водилось у мужа, и она, мол, чувствовала что-то неладное.
- Скорее всего, ей известно, где хранятся эти сотни тысяч, - сказал обер-комиссар и распорядился арестовать фрау Альфке.
Полицей-президенту такое решение пришлось не по душе. Его главной заботой было избежать скандала.
- К чему раздувать дело? Нам нужно спустить его на тормозах, Рэтер. Оставьте женщину в покое и займитесь самим Альфке. Постарайтесь выяснить, что у него действительно на совести. Только никакой информации в прессу.
Обер-комиссар Рэтер служил в полиции достаточно давно, чтобы без дальнейших разъяснений понять, что означает указание шефа спустить дело на тормозах. Он немедленно выехал в Дельменхорст и, хотя дело, по существу, было подведомственно уголовной полиции Нижней Саксонии, сумел первым допросить Гуго Альфке. В печать об этом допросе не проникло ни слова. Газеты на другое утро сообщали только: «Гамбургский полицейский вахмистр еще не в состоянии дать показания». «Допрос грабителя банков пока невозможен». «Грабитель банков будет допрошен не раньше чем через три дня».
Читателям сообщали лишь о том, что служащие банка нанесли Гуго Альфке тяжкие телесные повреждения: он получил, по-видимому, перелом основания черепа и у него опасно поврежден глаз. Поддерживая эту версию, имевшую целью выиграть время, прокуратура извещала: «Только в начале будущей недели Альфке, вероятно, можно будет перевести из тюремного лазарета в Дельменхорсте в следственную тюрьму Ольденбурга, где и состоятся первые допросы».
Хотя уже через два дня выяснилось, что грабитель отделался несколькими царапинами и ссадинами, однако полицейское руководство сумело с пользой для себя использовать это время.
3 и 4 января обер-комиссар Рэтер провел многочасовые допросы грабителя, находившегося в тюремной больнице, а 5 января тот был допрошен начальником гамбургской уголовной полиции доктором Ландом. Общественность узнала об этих таинственных допросах только два месяца спустя, на процессе, состоявшемся в ольденбургском суде присяжных, но сообщение о них, сделанное в спешке - весь процесс длился каких-нибудь десять часов, - осталось почти незамеченным.
Гамбургское главное полицейское управление и прокуратура не спешили с ответом на вопрос об идентичности бравого полицейского вахмистра с остроносым гангстером, ограбившим за последние 14 лет более полусотни банков, тяжело ранившим двух человек и имевшим на совести убийство почтового чиновника. Уже начиная с 4 января пресс-бюро гамбургского полицей-президиума стало отбивать атаки настойчивых репортеров, доказывая, что между Альфке и таинственным Остроносым нет ничего общего, что никакого Остроносого вообще не существует, что все это выдумки прессы.
Так заранее стали готовить желаемый поворот дела.
5 января Гуго Альфке, соответствующим образом натасканный обер-комиссаром Рэтером и шефом крипо доктором Ландом, неожиданно попросил бумагу и ручку, чтобы сделать письменное признание.
«Я не Остроносый, я никогда не пускал в ход оружия, и у меня не было сообщников. Я всегда действовал один» - этой преамбулой начал он свое «признание», перечислив затем девять удачных ограблений банков и окончившееся неудачей покушение в Дельменхорсте. Общую сумму похищенных денег он определил в 240 тысяч марок.
Цель неожиданного признания была ясна. «Чистосердечность» грабителя производила благоприятное впечатление. Конечно, она не снимала с Альфке вины, однако позволяла ему уйти от ответственности за сорок или пятьдесят других преступлений, при которых было похищено вдвое больше и которые имели значительно более серьезные последствия. Теперь можно было сказать: да, этот полицейский служака - преступник, но он все же не потерял совести. Да, он грабил, но людей не трогал. А его готовность нести ответственность за содеянное свидетельствует в его пользу.
Когда же на другой день жена Альфке явилась в гамбургское главное полицейское управление и выложила на стол 58 750 марок, спрятанных грабителем в угольной яме, полиция, можно сказать, почти восстановила свою пошатнувшуюся репутацию. Из газетных сообщений явствовало, что полицейские, даже сделавшись гангстерами, все-таки остаются честными до мозга костей.
Вот выдержки из газет: «Банковский грабитель Альфке - не Остроносый» («Вельт ам зоннтаг»); «Банковский грабитель Альфке не убийца» («Франкфуртер альгемайне»); «Банковский грабитель Альфке не потерял стыда» («Абенд»); «Альфке никогда не пускал в ход оружия» (шпрингеровский «Бильд»).
В изображении «Штерн» Остроносый Призрак выглядел этаким «тихим, симпатичным немецким гангстером», а в «Квик» несколько номеров подряд печатался репортаж «Гангстер под башмаком у жены», рисовавший портрет добропорядочного отца семейства, который натирает дома полы, стирает белье и грабит банки только потому, что скудное жалованье полицейского не позволяет ему удовлетворять аппетиты жены и дочери, которые хотят иметь собственный дом, автомашину, меха и туалеты.
Полиция и прокуратура, вполне удовлетворенные столь дружелюбным отношением к паршивой овце, обнаружившейся в их стаде, решили ограничить список деяний, инкриминируемых преступнику, тем, в чем он сам сознался. Полицейское дознание и следствие были закончены в небывало короткий срок. Как правило, из-за перегруженности западногерманских судебно-правовых органов дела такого масштаба попадают в суд не раньше чем через два года после окончания предварительного следствия. Дело Альфке не тянулось, однако, и двух месяцев. Уже 2 марта 1966 года в первой судебной коллегии по уголовным делам ольденбургского земельного суда состоялся процесс. О том, как он протекал, можно узнать из газеты «Штутгартерцайтунг» от 3 марта:
«Пока председательствующий в быстром темпе перечислял один за другим случаи ограблений, упоминая о них лишь в общих чертах, Альфке ограничивался утвердительным кивком головы и кратким ответом «да» или «так точно».
- Значит, вы снова украли «опель-рекорд» и подъехали на нем к банку?
- Да, именно так!
- У вас опять был при себе пистолет?
- Да, верно.
- Пистолет был заряжен, но не снят с предохранителя?
- Совершенно верно.
- Вы, как обычно, одним прыжком перемахнули через барьер?
- Так точно!
- Пригрозили кассиру пистолетом и потребовали денег?
- Так точно!
- Однако, если бы кассир отказался удовлетворить ваше требование, вы не стали бы стрелять в него?
- Да, конечно!
Председатель впервые оторвался от лежавших перед ним бумаг:
- Что «да, конечно»? Стали бы вы стрелять или нет?
- Конечно, нет.
- Так-так».
Допрос Альфке вместе со всеми формальностями - установлением личности и прочим - занял не больше часа. Ни разу подсудимого не спросили, не совершал ли он и других ограблений помимо перечисленных в обвинительном заключении. Ни разу судья не осведомился у прокурора, не производилось ли расследований в этом направлении. Вся процедура допроса происходила с такой стремительностью, точно преследовала одну цель: не дать Альфке времени отклониться в сторону и сказать что-нибудь лишнее.
Насколько охотно полицейский, обвиняемый в грабежах, отвечал на вопросы о своих преступлениях, настолько сильно он стал запинаться, когда один из присяжных потребовал у него подробно рассказать, как были израсходованы похищенные деньги. Даже по тем обвинениям, которые были ему предъявлены и которые он сам признал, выходило, что он похитил около четверти миллиона марок. За вычетом счетов, обнаруженных при обыске, и денег, сданных его женой, где-то застряли почти 100 тысяч марок!