Страница 25 из 32
Очень скоро высшему руководству страны стало понятно, что ускорением социалистическую экономику не спасти. Нужны экономические реформы, а не просто перенаправление форсированных государственных инвестиций. И реформы должны быть осмысленными. Соответственно, нужна их концепция. «Стало ясно, что невозможно все время спрашивать министров и людей от станка, нужно спросить у науки. И тогда для ученых открылись ворота ЦК и правительства», – вспоминал то время Евгений Ясин.
В июньской книжке «Нового мира» за 1987 год, тираж которого последовательно рос и в то время составлял полмиллиона экземпляров (а в 1988 году почти утроился), появилась статья экономиста и писателя Николая Шмелева «Авансы и долги».
Бывают авторы одной книги. А бывают авторы одной статьи. И этого достаточно, чтобы войти в историю, как вошел в нее Николай Шмелев со статьей, которая вышла незадолго до июньского (1997 года) пленума ЦК КПСС по экономике – от него принято отсчитывать начало попыток экономических реформ в горбачевскую эру.
Само название статьи – «Авансы и долги» – обрело значение едва ли не крылатого выражения, идиоматического оборота. А Шмелев, шестидесятник в классическом смысле слова, будучи и писателем, и академическим администратором (последняя должность в его карьере – директор Института Европы РАН), остался в истории прежде всего провозвестником экономической перестройки.
Случай Шмелева – это случай диссидента внутри Системы, характерная для тех лет позиция, требовавшая немалого личного мужества. Даже в 1987-м его статья в «Новом мире», которую прочли миллионы людей, и в том числе все ключевые фигуры в верхах, казалась чрезмерно радикальной. Текст Шмелева на стол Горбачеву положил главред «Коммуниста» Иван Фролов. На статью, как выразился в своем дневнике помощник Михаила Сергеевича Анатолий Черняев, «ортодоксы сделали стойку». Когда Черняев в «предбаннике» Политбюро выразил восторг по поводу «Авансов и долгов», это сильно шокировало главного редактора «Правды» Виктора Афанасьева. А сам генеральный секретарь тогда отреагировал на «Авансы и долги» осторожно: «Я бы эту публикацию разделил на две части. Первая касается анализа положения дел в экономике, здесь дается картина, близкая к тому, что есть на самом деле… Вторая часть – это то, что предлагает автор. Предлагается, например, чтобы вроде бы и безработица была. Нет, это нам не годится».
Главная заслуга Шмелева в том, что он внятно высказался о самой возможности и необходимости признания проблем и обратил внимание на то, что пути их решения лежат за пределами традиционной марксистской матрицы. И был услышан гигантским по нынешним временам числом думающих людей, тем самым подготовив их морально и интеллектуально к преобразованиям. И, вообще говоря, статья лишний раз напомнила Горбачеву, что с реформами стоит поторопиться.
Потом Николай Шмелев, как и многие из экономистов его склада и поколения, не принял реформы Гайдара. Что объяснимо. Он был экономическим романтиком. А практические решения погружали огромную страну в жесткую и жестокую прозу ответственных решений.
Многие идеи «Авансов и долгов», конечно же, сегодня представляются тривиальными. Но тогда – да еще на миллионном уровне публичности – они казались абсолютным откровением. И под многим из того, что писал Шмелев, мог подписаться и Гайдар, это мы и увидим в его статьях начиная с 1987 года.
«Сегодня мы имеем дефицитную, несбалансированную фактически по всем статьям и во многом неуправляемую, а если быть до конца честными, почти не поддающуюся планированию экономику, которая не принимает научно-технический прогресс, – отмечал Николай Шмелев. – Промышленность сегодня отвергает до 80 % новых апробированных технических решений и изобретений… Прежде всего должен быть насыщен рынок – и насыщен как можно скорее. Это непросто, но при должной решимости возможно. Возможно, однако, только на пути „хозрасчетного социализма“, на путях развития самого рынка… Слишком многие возводимые с нашим участием объекты не приносят реальной пользы ни нам, ни нашим партнерам. Примером, в частности, могут служить строительство гигантских ГЭС (средства поглощаются огромные, а отдача ожидается не ранее следующего тысячелетия), разорительных металлургических заводов и вообще упор на тяжелую промышленность там, где больше всего нуждаются в мелких и средних предприятиях для производства продукции массового спроса… Нам нужен не количественный, а качественный рост, не прирост любого вала, любой продукции ради завораживающей магии процентов, а иное качество роста. По валу это новое, технически передовое качество роста может дать и минус – ну и что в этом страшного? Но зато качественный рост – это гарантия того, что будет произведен металл не для утяжеления станины, а для новых, прогрессивных профилей и ботинки будут произведены не для того, чтобы гнить на складах, а для того, чтобы люди их носили».
Потом мы увидим, до какой степени точно это соответствовало представлениям об экономике самого Егора.
Ключевую роль в подготовке первого значимого реформаторского усилия 1987 года сыграл шеф Гайдара, директор ИЭПНТП Александр Анчишкин. Тогда состоялся большой призыв ученых-экономистов к подготовке июньского Пленума по экономике.
Об этом периоде Михаил Горбачев писал так: «…В начале 1987 года мы решили готовить Пленум по экономике и рассмотреть всю концепцию экономических реформ. Подготовкой тезисов занялась рабочая группа, в которую кроме меня вошли Рыжков, Слюньков, Яковлев, Медведев, ученые – Аганбегян, Абалкин, Анчишкин, Петраков, Ситарян, Можин (Владимир Можин – замзавотделом экономики ЦК КПСС. – А. К.)».
Активно работала группа, фактическим руководителем которой был академик Леонид Абалкин, в то время директор Института экономики АН, а также Межведомственная комиссия по совершенствованию хозяйственного механизма, реальным мотором которой был первый зампред Госплана СССР Степан Ситарян.
Определенно прореформаторскую позицию занял прежде всего сам Горбачев. Он очень серьезно относился к деталям возможной реформы, без конца обсуждал их на Политбюро, иной раз преодолевая сопротивление своего соратника Николая Рыжкова. Спорил, кипятился: «План выполняют, перевыполняют, а предприятие нерентабельно»; «Мне ученые жаловались: нагнали людей, сидеть негде, на работу через день ходят… работы нет», «Необходимо снизить количество убыточных предприятий вплоть до их закрытия»; «Самым больным стал вопрос о контрольных цифрах. Не протаскивают ли тут опять вал?»; «А кто сказал, что вы, сидя здесь, в Госплане, лучше знаете, сколько тот или иной завод может произвести или продать?»; «Почему с реформой 1965 года не получилось? Потому что не последовали совету Витте, который говорил, что если уже проводить реформу, то глубоко и быстро».
Для Михаила Сергеевича Пленум по экономической реформе был принципиально важен: он напрямую связывал рыночные отношения со стартовавшим процессом демократизации. Реформа стала его, Горбачева, НЭПом, и, пожалуй, даже чем-то важнее НЭПа.
«Время „Ч“ – это был 1987 год, – вспоминал Евгений Ясин. – Тогда мы работали в пансионате Совмина „Сосны“. Я познакомился и подружился с Григорием Явлинским, вместе с ним и коллегами мы подготовили двенадцать проектов постановлений правительства. Последняя редакция была за Сенчаговым (Вячеслав Сенчагов – в то время замминистра финансов СССР, впоследствии председатель Госкомцен. – А. К.). Постановления должны были выйти от имени правительства после июньского Пленума 1987 года и сессии Верховного Совета. На Верховном Совете должен был выступать Рыжков, а материал от группы Анчишкина готовился для Горбачева. Тексты представили Рыжкову, и они были приняты. Выступая на сессии, Николай Иванович впервые в официальной речи упомянул слово „рынок“. Не в порядке ругательства. Это было 30 июня 1987 года».
В своем докладе на Пленуме 25 июня Горбачев, характеризуя состояние экономики, не постеснялся произнести слово «стагнация». «Невосприимчивость народного хозяйства к нововведениям» – это прямо из статьи Шмелева. А рассуждения о неэффективности административных методов хозяйствования – де-факто сталинских – как будто перекочевали из статьи Ананьина – Гайдара. А вот следы того, над чем годами работали во ВНИИСИ, в докладе генсека: «Серьезного переосмысливания заслуживает и проблематика соотношения централизованного планового руководства народным хозяйством и самостоятельности его отдельных звеньев, планомерности и товарно-денежных отношений». Значит, необходимо «резкое расширение границ самостоятельности объединений и предприятий, перевод их на полный хозяйственный расчет и самофинансирование, повышение ответственности за наивысшие конечные результаты».