До тебя (ЛП)

Когда я, в конце концов, поднял голову, посмотрел ей в глаза и сказал:

— Пойдешь со мной в постель?

Улыбка медленно скользнула по ее губам.

— С удовольствием.

ПЯТЬДЕСЯТ ДВА

ХАНИ

ЗИМА 1986

— Выключи его, — прошептала Хани, когда Эндрю появился в дверях ванной и включил свет.

Он только что прибыл домой из аэропорта Логан после трехдневной конференции в Атланте. Хани должна была быть рада его видеть.

Но она не была рада.

— Выключить? — спросил он, игнорируя ее просьбу.

Когда он вошел в ванную, она подняла руку, защищаясь от яркого света. Это не сделало более удобным сиденье унитаза, на котором она лежала лицом большую часть дня.

От ее кожи воняло рвотой, и движение передавало ей этот запах, вызывая рвотные позывы. Она надеялась, что ничего не выйдет.

На этот раз это была всего лишь слюна.

Но все равно было больно.

Все болело.

— Детка, — сказал Эндрю, теперь стоя на коленях рядом с Хани, — с тобой все в порядке? Это просто утренняя тошнота?

Когда было слишком больно держать голову, она опиралась на сиденье, как делала это сейчас, чередуя положения, чтобы керамика, в конце концов, снова охладила ее лицо.

Ее глаза горели, хотя она не видела света.

— Нет.

— Это грипп? — Его рука лежала на ее спине, но он переместил ее на лоб, а затем на шею. — У тебя нет температуры. — Он повернул ее лицо, убирая руку, открывая веки. — Припухшие и красные, но чистые. — Его взгляд углубился. — Хани, что случилось?

Его рука опустилась ниже, и когда она достигла ее живота, Хани шлепнула ее. Затем она наклонилась, и желчь начала выходить через ее губы.

Эндрю убрал волосы с лица жены и самым мягким голосом сказал:

— Это пройдет, когда мы положим что-нибудь в твой желудок. Причина твоей тошноты в том, что…

— Нет. — Ее лицо теперь лежало на керамическом сиденье, но она повернула голову, чтобы посмотреть на него.

Заднюю стенку горла жгло; язык казался слишком толстым, чтобы говорить. Во время каждого вдоха Эндрю проводил круговыми движениями по спине Хани, и от каждого движения его пальцев ей становилось еще тошнее.

— Эндрю… — Слезы захлестнули ее, и она почувствовала, как они переместились за грудь и в живот. — Его больше нет. — Она закрыла рот рукой, прежде чем подавить всхлип.

Он заглянул ей в глаза, сжимая ее щеку.

— Нет, детка. Не от рвоты. Этого не может случиться таким образом.

Казалось, что грудь Хани треснула по центру. От его взгляда ей стало еще больнее.

— Это случилось не от рвоты, Эндрю.

Боль пронеслась по его лицу так же быстро, как пуля.

Хани не просто увидела, она почувствовала ее.

И когда это произошло, она почувствовала то же самое, что и сегодня утром, когда она была в кабинете врача.

Он все еще поглаживал ее, но его круги становились все сильнее и быстрее.

— Я уверен, что это были просто выделения. Нет причин для паники.

— Эндрю… — Хани задохнулась, жжение во рту стало слишком сильным. — Доктор Кац подтвердила это.

Внезапно наступила тишина.

— Любовь моя, — сказал он так тихо и опустил голову.

Хани хотела закричать самым громким воплем, но сдержалась, и ее тело содрогнулось от этого.

— Почему ты не позвонила мне, детка? — Он переместил пальцы на ее затылок.

— Ты был в аэропорту.

Эндрю осторожно оторвал ее от унитаза и притянул к себе, прижимая к своему телу, покачиваясь взад-вперед.

— Я гуляла, — прошептала она, спрятав лицо между его плечом и шеей. — Просто вышла на улицу подышать свежим воздухом. — Она рассказала эту историю доктору Кац, потому что ей нужно было знать, не сделала ли она что-то не так. Теперь она рассказывала мужу, потому что хотела, чтобы он знал, как ее тело снова подвело их. — Что-то было не так. — Она покачала головой в том небольшом пространстве, которое у нее было. — Как будто я обмочилась… — Хани обняла его так крепко, что он задрожал. Но она должна была продолжать, и именно так должна была это сделать. — Я была в квартале от офиса доктора Кац. Я пошла туда. — Ей так хотелось посмотреть на мужа, но она не могла заставить себя. Не могла видеть его глаза и в то же время чувствовала пустоту в животе. — И тогда она сказала мне… что у меня был выкидыш.

Хани ничего не сказала Эндрю о том, что было после. О том, что ее одежда была слишком окровавлена, чтобы надеть ее, и медсестры помогли ей накрыться несколькими халатами, а одна отвезла ее в их квартиру. Как она принимала душ и смотрела, как белая ванна становится розовой.

Хани ничего не сказала о возвращении на пол в ванной, место, которое она знала слишком хорошо, угол, где она качалась много-много месяцев.

— Я люблю тебя.

Она протерла глаза, чувствуя, как намокает ткань его рубашки.

— Мы пройдем через это.

Медсестры и врач говорили ей, что выкидыши ― обычное дело.

Но для Хани это было лишь напоминанием о том, что ее тело не может иметь ребенка.

— Я обещаю.

Это было последнее, что он сказал ей в тот вечер.

Это был также первый раз, когда она усомнилась в нем.

ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ

БИЛЛИ

Звук моего телефона пробудил меня от мертвого сна. Я откатилась от Джареда, убедившись, что это был звук, который я запрограммировала специально для отца, и, услышав его снова, встала. Я пошла по следу, пока не нашла свой телефон в нескольких футах от меня на полу.

— Привет, пап, — прошептала я, прижимая телефон к уху. — Все в порядке? — Я не хотела будить Джареда, поэтому на цыпочках прокралась в его ванную и закрыла за собой дверь.

— Дорогая, сейчас одиннадцать утра. Почему все должно быть не в порядке?

Одиннадцать?

Я нажала на кнопку главного экрана, где показывалось время, и увидела, что он был прав.

Джаред опустил затемняющие шторы перед тем, как мы легли спать, но я никогда не думала, что когда-нибудь снова буду спать так поздно. Не тогда, когда по утрам вставала задолго до солнца. В одиннадцать звонил мой отец каждое утро, когда возвращался домой из спортзала.

— Как Питер? — спросила я, имея в виду его тренера.

Пока отец отвечал, рассказывая мне последние сплетни, циркулирующие в спортзале, я расхаживала между душем и туалетом Джареда. Во время каждого захода я видела свое отражение в зеркалах над раковиной. Элли гордилась бы мной. Я выглядела оттраханной. И я, конечно, была такой.

— Ты сможешь вернуться домой?

И тут эта мысль полностью вылетела из моей головы, звук вопроса отца заставил меня приостановиться перед душем.

Домой.

— Папа… — Я покачала головой, держась за ручку двери душа, зная, о чем он на самом деле спрашивает. Ему просто не нужно было произносить все эти слова. — Конечно, я вернусь.

Он вздохнул.

— Мы просто не хотели слишком сильно давить на тебя, чтобы ты приехала после всего, что произошло.

Я подошла к раковине и прислонила свой зад к стойке.

— Это вовсе не давление.

— Я могу приехать за тобой, если это облегчит тебе задачу.

— Нет, папа. — Я обхватила рукой свой голый живот. Меньше всего мне хотелось, чтобы он сбился с пути, а приезд за мной был бы именно этим. — Меня не нужно подвозить. Пожалуйста, не беспокойся обо мне.

— Хорошо, малышка. Я позвоню тебе завтра.

Я улыбнулась.

— Я знаю.

Мы попрощались, и я воспользовалась ванной, вымыла рот, прежде чем вернуться в кровать Джареда. Он зашевелился, когда я забралась к нему, и я прижалась лицом к его спине, обняв его за грудь.

— Не вставай.

Он рассмеялся глубоким утробным смехом.

— Уже слишком поздно для этого.

— Ты умрешь, когда я скажу тебе, который час.

У него в комнате не было часов. Это была одна из тех вещей, которые я заметила, когда легла в его постель. А с задернутыми шторами, если он не проверял свой телефон, он никак не мог этого знать.