Страница 5 из 15
Муж хмыкнул и так же, не глядя на меня, заверил:
– Вас это не должно заботить. Называйте её как угодно. С дуэньей. И, спешу предупредить, – он брезгливо поморщился, как тогда, в храме, – договориться с ней не удастся. Поэтому, даже не надейтесь повторить ваш трюк с конюхом. Приеду и всыплю плетей, как простой дворовой девке. – За его словами отчётливо слышалось «И ничто тебя больше не спасёт», – Хоть это и не доставит мне никакого удовольствия. Скорее напротив. – Он снова поморщился, только неясно было от перспективы лупить девчонку в моём лице или от боли.
В голове промелькнуло чужими мыслями, что даже ради его испорченного досуга это стоило бы сделать, и тут же добавило отвратительную картину лапающего меня, вернее, Эми, какого-то мужика. А так как память была от первого лица, то ощущалось и виделось, будто лапали меня самое. И это было омерзительно. Что характерно, и в моём восприятии, и в её.
Мне хотелось подробностей этого драматического водевиля, чтобы оценить невосполнимый ущерб и реорганизовать восполнимый, но экипаж неожиданно замедлился, а потом и вовсе остановился, и я приготовилась к неизбежному – столкновению с новой действительностью. Пилотное мгновение у храма не считается, оно было слишком коротким, чтобы хоть что-нибудь сообразить. И слишком сильна тогда была боль в руке, чтобы хоть что-то обдумать.
Кстати, о боли. Я посмотрела на палец – он по-прежнему был при мне, как и кольцо, странно мерцающее поверх красной перчатки. Но единственным ощущением, которое я испытывала сейчас, была тяжесть от непривычки. И всё. Что это могло означать, я совершенно не понимала. Причём, кажется, не только я.
Вопросы, вопросы…
Ладно. Пусть всё случается по порядку. Не буду бежать впереди скаковой кобылы. Пойду степенно, как дряхлый, натруженный мерин, к тому же, это соответствовало мне куда больше.
Дверь, защищающая нас от мира, неожиданно распахнулась, чтобы смениться счастливо сияющим незнакомым мне и девчонке лицом, которое немедленно испуганно вытянулось, и дверь опять со звонким треском закрылась.
– Лучше накиньте тавир[2] обратно, – равнодушно посоветовал супруг и легко выскочил вон, будто и не валялся тут только что в углу на сиденье.
Боже ж ты мой, да что ж с этой девочкой такого жуткого, что люди спасаются бегством от страха?
Накинуть это плотное красное покрывало не помешало бы, но тогда я не смогла бы осмотреться. А мне это требовалось очень. Поэтому я без стеснения приняла мужескую ладонь и шагнула в ярко сияющий иномирный день без страха.
– А кто это у нас тут прие…
– Совет, да… – затухло очередное счастливое восклицание, пока я с живейшим интересом разглядывала всё вокруг. Это было не поместье, что означало, что переезд ждал меня впереди. Это, скорее всего, был городской дом: три этажа, сложенные из крупного, светлого камня, подъездная дорожка из крошева почти белого щебня, острые стрелы кипарисов и круглые шапочки молодых пиний, раскинувшиеся впереди, окружали приветливое гнездо моего мрачного супруга. Виденье – мечта, усыпляющее бдительность, но расслабляться как раз было не время.
– Да что ж вы! – взъярился высокий женский голос. – Счастья тебе, отец наш и супруге твоей. А это всё… ерунда всё. Подсобим, чай с руками.
Заявление меня насторожило. Доверяться чужим, незнакомым с гигиеной рукам было страшно и неумно. Поэтому я подарила, украшенной рюшами милой женщине жалобно-благодарный взгляд и поспешила за тяжело волочащим ноги мужем вперёд, к дому. Эрд Тааль едва заметно цеплял носами ботинок белёсую крошку дорожки, отчего те мгновенно покрылись плотной светлой пылью, а шедший следом за нами красивый мужчина с длинными волосами, убранными в роскошный низкий хвост, который встретил нас у кареты, шепнул что-то ему на ухо и умело подставил плечо.
Этот новый персонаж был лет на десять-пятнадцать моложе супруга, однако, тоже широк в плечах и узок в остальных стратегически важных частях тела и к разящей ухмылке имел чуть заметную, коротко сверкнувшую серьгу в ухе, а ещё массивный перстень, отдалённо похожий на мой. Только не на левой руке, а на другой.
Что-то болезненное всколыхнулось, то ли в собственной моей душе, то ли в памяти моего нынешнего тела, но я, увлечённая жизненно важным изучением окружающей обстановки, отмахнулась от ощущений, как от несущественных и, определяя навскидку север-юг и положение и класс светил на небосводе, постаралась не слишком замедлиться и не отстать от остальных.
А то не ровен час, подумают, что я пытаюсь осмотреться к побегу. А я пытаюсь! Поэтому, улыбаемся, с умилением смотрим на птичек-бабочек и придурковато киваем на все встреченные взгляды. Надеюсь, это сочетается с внешним видом невесты.
Домик эрда, хоть и был, как у настоящего поросёнка, сложен из камня, снаружи производил впечатление легкомысленного будуара – дома для свиданий с той самой любовницей, то бишь. А вот внутри всё оказалось совсем не так.
Нет, камни никуда не делись. Напротив. Попав внутрь дома, я сделала рефлекторный шаг назад, потому что после слепящего солнца здесь не было видно не зги. И холодно, хоть и пахло аппетитной сдобой и печёными яблоками. Как в таком уютном на вид и на нюх доме могло быть так холодно, будто внизу был открытый ледник, я не представляла. Кто-то вежливый аккуратно придержал меня за локоть и настойчиво подтолкнул вперёд. Мне ничего не оставалось, как шагнуть дальше…
– В Кабинет, – слабо махнул куда-то вглубь не очень дружелюбного пространства мой готовый преставиться муж.
Уж не знаю, как он до сих пор держался на ногах, во всяком случае, пышное кружево под его парадным камзолом уже насквозь пропиталось кровью. Это что же за рана там у него такая и, где он её смог получить? Это перед свадьбой-то? Потому что память о предыдущем вечере услужливо выдавала мне то папеньку с перекошенным и бледным лицом, то супруга со злыми глазами, но без видимых повреждений.
Меня повели мимо огромных окон, выходящих в сад, и почти одинаковых закрытых дверей, я насчитала их больше десятка. Наконец, когда умопомрачительные запахи выпечки, встретившие нас при входе в особняк, исчезли, передо мной распахнули дверь, такую же, как все остальные, и пригласили войти. Так я оказалась, собственно, в кабинете.
– Оставь нас, – бросил супруг сопровождавшему нас красавцу, тому самому, у которого было похожее на моё кольцо, и почти свалился в кресло.
– Позову лекаря, – нахмурился смазливый молодчик, покидая комнату, а эрд попытался непринуждённо закинуть ногу на ногу, но ничуть в этом не преуспел – нога всё время соскальзывала, громко стукая металлической набойкой сапога об пол, отчего эрд морщился, да сжимал побелевшими пальцами подлокотники.
– Там, на столе, – наконец сдавленно произнёс он. – Вы должны подтвердить, – он откинулся на спинку низкого кресла, одновременно пытаясь как-то пристроить торчащие острыми коленками вверх длинные, тощие ноги и внимательно наблюдать за мной, но его лицо становилось всё более и более отрешённым. – Просто прочтите и приложите руку, – раздражённо пояснил, заметив мой недоумевающий взгляд, и прикрыл глаза, по-видимому, совсем обессилев.
Ну ладно. Прочитать этот документ будет ни в коем случаем не лишним. Надо хоть знать, чего от меня ожидают. Я подошла к широкому чёрному столу и осторожно вгляделась в желтоватый листок, потому что дотрагиваться до него я совершенно точно не собиралась.
Ровные строчки сами собой сложились в слова в моей голове, и я с удивлением обнаружила в них подробный брачный контракт сроком на пять лет. Пф, и всего-то? Было бы из-за чего устаивать столько шума.
Согласно этому документу я, то есть Эмеральд Моренье, обязалась со всем возможным рвением и прилежанием исполнять обязанности жены и постараться родить эрду Шарлю Таалю, последнему графу восточного и северного Эстера, наследника или наследницу. В случае успешного разрешения ребенком к Эмеральд Тааль в девичестве Моренье переходил замок и земли в восточных владениях эрда Тааля с пожизненной рентой в две с половиной тысячи соримов в год, а так же возможность проживания с ребёнком или детьми в любом из не столичных домов эрда на выбор, но только в том случае и до тех пор, пока она является его супругой.
2
Тавир – свадебное ритуальное покрывало, призванное защитить невесту от чужих взглядов. Так как считается, что женщина в этот момент очень уязвима перед чужими мыслями и взглядами.